- В свое время - Мила Пахомова, причем об этом никто не догадывался. Группа Елены Чайковской, в которой тогда катались Пахомова и Горшков, всегда была довольно обособленной. Но так сложилось, что когда мы с Алексеем Николаевичем Мишиным еще выступали, то в поездках меня селили в один номер с Пахомовой. Тогда и поняла, что у нас с ней очень близкие взгляды на множество вещей. И когда начала тренировать, то могла в любой момент позвонить Миле и что угодно с ней обсудить. Программы, музыку, те или иные идеи.

Еще мне всегда нравилось в ней то, как Мила держится. Если у нее и были какие-то слабости, то никто никогда не мог их даже заподозрить. Это мы, как любил говорить Мишин, "периферийные зяблики", могли быть как-то не так одеты, Пахомова же всегда держалась по-королевски. А вспомните, с каким превосходством она всегда выходила на лед!

- Мила нравилась вам, как тренер?

- Мне не довелось наблюдать ее в работе - все-таки мы жили в разных городах. Но если судить по результатам, а у Милы тогда катались Елена Батанова и Алексей Соловьев  (двукратные чемпионы мира среди юниоров в танцах на льду. - Прим. Е.В.), она с этой парой добилась большого прогресса.

Мне запомнилось, как во время каких-то соревнований, где мы по обыкновению жили в одном номере, Мила вдруг ночью начала плакать и сказала мне: "Тамара, я скоро умру..." Только тогда я узнала о ее болезни. Очень близкая душевная связь сохранялась между нами до самого ее ухода.

Недавно, кстати, я нашла в одной книге хороший психологический термин: опорный пункт. Это не просто человек, которому ты можешь полностью довериться в любой жизненной ситуации, но и тот, кто одним своим присутствием вселяет в тебя спокойствие и уверенность.

- Больше таких людей в вашей жизни не было?

- Еще - англичанка Айрис Бейкер, тренер по танцам. Познакомились мы с ней в 1962-м в Женеве - она работала в оргкомитете чемпионата Европы. Айрис была старше меня, но так вышло, что мы сдружились. И эта дружба продолжалась много лет.

- Вам знакомо ощущение, что вокруг становится все меньше людей, одного с вами...

- Возраста?

- Не только. Возраст - это ведь всегда и круг интересов, общения, взглядов, определенные жизненные ценности. И спросить я хотела не столько о возрасте, сколько о людях, с которыми вы продолжаете говорить на одном языке.

- Я много общаюсь с теми, кто гораздо моложе меня, и могу сказать, что мне очень нравится такое общение. Наверное, молодым тоже интересно со мной разговаривать - я же вижу, как люди меня слушают, когда для общения есть повод. Другой вопрос, что возрастные интересы не всегда способствуют тому, чтобы часто встречаться.

- Именно это я и имела в виду.

- В таких случаях сама себе говорю: "Тамара, не жди, когда к тебе подойдут. Подходи сама. Находи темы, которые интересны тем, кто моложе. Вовлекай людей в беседу". Мне действительно интересно узнавать их мнения о своих спортсменах, о том, что я делаю. Я ведь не могу рассчитывать на то, что на трибунах соберутся исключительно люди моего поколения? Значит, должна не только понимать, что хочет увидеть более юный зритель, но и предоставить ему это зрелище. Чтобы большинство тех, кто пришел на соревнования, оказались на стороне моих учеников, а не их соперников.

- И вы могли бы поставить программу под рэп?

- У меня, честно говоря, уже года два лежит музыка, созданная по моему заказу. Как раз рэп.

- Для кого вы ее заказывали?

- Для Юко и Саши - чтобы сделать показательный номер. Просто до сих пор как-то не выдался случай эту музыку использовать. Возможно, придется подарить ее кому-то другому, если мы так и не соберемся поставить под нее программу.

НЕ ХОЧУ ОТВЕЧАТЬ ЗА ЧУЖУЮ РАБОТУ

- Для меня, как и для многих других, стал определенной неожиданностью ваш профессиональный союз с Олегом Васильевым. Казалось, что и вы сами, и прежде всего Олег, судя по некоторым его интервью, достаточно далеки от того, чтобы снова начать работать вместе.

- Знаете, я спокойно отношусь к таким вещам, как чужие интервью. Возможно, человек был недостаточно или неправильно информирован, возможно, ему на каком-то жизненном этапе было тяжело признать свои ошибки и подсознательно хотелось найти причину неудач в ком-то другом.

У нас с Васильевым был прекрасный период совместной работы, когда он катался под моим руководством, потом Олег стал коллегой, и наши пути разошлись. Вполне допускаю, кстати, что на определенном этапе своей тренерской карьеры Олег искренне верил: это именно я не даю ему пробиться наверх. Но в этом отношении для меня всегда было важнее не то, что думают обо мне окружающие, а что я сама знаю о себе. Никаких поступков, за которые мне было бы стыдно перед Васильевым, я не совершала.

- В какой момент вы задумались о том, чтобы начать делать шаги навстречу бывшему ученику?

- Когда из Питера в Москву уехал Артур Дмитриев. Мы работали вместе достаточно долго, и, наверное, Артур просто устал от того, что я столько лет руководила им, как спортсменом, и продолжала в каком-то смысле руководить, когда он стал тренером.

Когда я это почувствовала, даже предлагала Артуру перейти работать в Академию, где у него был бы свой лед и полная самостоятельность. Мне очень не хотелось, чтобы Дмитриев уезжал из Питера. Но он все равно в итоге решил уехать.

Тогда-то я и стала думать: кого можно привлечь к работе себе в помощь? Наташа Мишкутенок - в Америке, Лена Бечке - в Америке, Денис Петров - в Китае, Антон Сихарулидзе - в Москве, у Лены Бережной и Оксаной Казаковой маленькие дети. Да и вообще после того, как спортсмены были олимпийскими чемпионами и имели достаточно высокий заработок в разного рода шоу, переходить на зарплату тренера непросто. Образно говоря, идет стремительное падение с вершины. Как лавина. Только что ты был за облаками и вдруг сидишь на земле, где надо разбирать камни, чтобы хоть что-нибудь из них построить, не имея ни малейшего представления, как это делается.

Васильев периодически приезжал в Питер из Чикаго. Вот я и решила с ним поговорить. Я вообще стараюсь разговаривать со всеми своими спортсменами. Даже в тот период, когда все, как вы говорите, считали, что мы враждовали, мы с Олегом периодически вместе пили кофе, рассказывали друг другу, как дела у дочек, обсуждали какие-то другие проблемы - вплоть до самочувствия морской свинки, которая жила у Олега в семье. Тем более нам совершенно нечего сейчас делить. Да и работать вдвоем веселее.

Хотя должна сказать, что тренеров парного катания у нас в стране сейчас больше, чем спортсменов. В "Юбилейном" у нас год висело объявление о том, что тренеры Москвина, Казакова и Бережная объявляют набор в группу парного катания. Пришла одна девочка. Из одиночного катания тренеры тоже перестали отдавать спортсменов в пары. Даже когда есть кого отдать.

- А вы сами посматриваете по сторонам?

- Раньше посматривала. Сейчас уже нет. Понимаю, что когда спортсмен ко мне приходит, он рассчитывает, что с ним буду заниматься именно я, а не мои помощники. Но отвечать за чужую работу, честно говоря, больше не хочу.

БУДЕМ БРАТЬ СЛОЖНОСТЬЮ

- В этом году было решено сделать предсезонные прокаты полностью закрытыми. С вашей точки зрения, эта закрытость оправдана?

- Нет. До определенного периода все, естественно, не стремятся афишировать свою работу. Но сейчас важно получить как можно более мощный feed-back - отзывы, мнения, критику. С другой стороны, в закрытости есть определенные плюсы. Не все спортсмены бывают готовы в начале сентября катать обе программы полностью. Более того, некоторые осознанно к этому не стремятся. Показывать себя на публике в разобранном состоянии совершенно ни к чему.

- Знаю, что короткая программа Кавагути и Смирнова была воспринята на прокатах в Сочи неоднозначно. Чем вы руководствовались, когда остановили свой выбор на "Катюше"?

- Прежде всего пыталась представить, что будут делать другие пары. Рассуждала так: Татьяна Волосожар и Максим Траньков наверняка выберут что-то патетическое или драму. Алена Савченко и Робин Шелковы скорее всего предпочтут стремительно-современный стиль. У китайцев - лирика с красивыми линиями. У канадцев - техника. Чем нам выделиться при том, что Юко и Саша по итогам прошлого сезона только шестые? Брать игровую постановку? В качестве короткой программы она обычно катается плохо: игра отвлекает от элементов.

- Тогда расскажите, в чем изюминка новой короткой постановки.

- В музыке, которая обработана так, что привычная нашему слуху "Катюша" угадывается разве что на очень далеком фоне. Это важно, потому что любой человек, услышав знакомые нотки, начинает невольно прислушиваться, присматриваться. Дань уважения стране-хозяйке, опять же. А главное, под эту музыку спортсменам очень удобно выполнить все сложные технические элементы. Так, чтобы судьи увидели все то, что должны увидеть. Если же вас интересует, про что эта программа...

- Вы только что совершенно блестяще это сформулировали. Лирика здесь совершенно ни к чему, как мне кажется.

- У меня, кстати, есть два варианта замены.

- Когда тренер говорит о возможной замене, это не способствует уверенности в успехе, честно говоря.

- Почему? Если вы собираетесь поехать из Москвы в Питер, неужели рассматриваете только один вариант маршрута? Запасной вариант нужно иметь всегда.

- Зачем вам снова понадобилось включать в произвольную программу четверной выброс?

- Будучи шестой парой мира за полгода до Олимпийских игр, нужно трезво смотреть на вещи. Чем еще мы можем брать, если не сложностью? Кстати, включить выброс в программу - не мое желание. А желание моих спортсменов. Раз так, задача тренера - подготовить необходимые условия. Считаю, что мы справились с этим элементом. И физически, и технически.

- За чем вы в большей степени следили на прокатах - за тем, как катаются ваши спортсмены, или их соперники?

- За соперниками я следила прежде всего на тренировках. Волосожар и Траньков мне понравились. Самое главное, что у них есть. - это надежность.

- То, что в последние два года внимание переключилось именно на эту пару, это плюс для ваших спортсменов или минус?

- Никаких комплексов в связи с этим у Юко и Саши нет. Когда такие комплексы имеют место, это всегда проявляется. Да и потом нужно смотреть на ситуацию здраво: если мой рост 148 сантиметров, я никогда не сумею взять двухметровую высоту. А тут образовалась пара, которая изначально стоит выше большинства спортсменов мира, и моих в том числе, по своим техническим возможностям.

Но это вовсе не означает, что мы не намерены бороться за то, чтобы показывать на всех соревнованиях максимально качественные прокаты, набирая максимум баллов там, где это возможно. Главное, что у нас есть надежда. Это и есть то самое, что движет людьми.

НАМЕТИЛА ЖИЗНЕННЫЙ РУБЕЖ

- А если надежда не оправдается?

- Такое тоже может быть. Перечень рисков, как принято говорить в бизнесе, в спорте всегда присутствует. Зашориваться, видя в просвет одну-единственную цель, тоже нельзя. Потому что может случиться так, что из-за угла, образно говоря, вылетит грузовик, от которого ты просто не успеешь увернуться. Нужно трезво оценивать ситуацию и быть готовым прошмыгнуть в щелочку, если она вдруг откроется. Мне это известно очень хорошо, потому что далеко не все мои ученики шли в распахнутые двери.

- То есть?

- Валова и Васильев в 1983-м проскочили именно в такую щелочку. Какая-то из пар Станислава Жука неожиданно заболела перед самым чемпионатом Европы, и в сборную экстренно "дослали" моих спортсменов. Я тогда набралась нахальства, пошла в спорткомитет к начальнику управления зимних видов спорта и попросила отправить меня на тот чемпионат туристом, чтобы не оставлять ребят без тренера. Олег с Леной заняли второе место, а через месяц выиграли чемпионат мира.

Схожая ситуация была и у Дмитриева в 1998-м, когда он начал кататься с Оксаной Казаковой. Они еле попали тогда в сборную.

- Возвращаясь к олимпийскому сезону, как считаете, способны ли выйти на новый уровень четырехкратные чемпионы мира Алены Савченко/Робин Шелковы?

- Думаю, да. Даже тот факт, что они намерены делать в программе выброс в три с половиной оборота, который пробовали в прошлом сезоне, говорит о том, что настроены эти спортсмены более чем серьезно. Когда фигурист успешно выполняет элемент подобной сложности, это дает, помимо баллов, большую уверенность в себе. Внутреннюю убежденность, что у тебя есть дополнительный козырь. В этом году, насколько знаю, Алена с Робином взяли для произвольной программы "Щелкунчика" - что тут можно сказать? Обворожительная музыка русского композитора. Под такую музыку зритель будет наслаждаться. У меня самой была такая идея. Остановило то, что под "Щелкунчика" мои ученики уже катались. В 1992-м.

- Когда у вас катались Бережная и Сихарулидзе, с ними в качестве хореографа много работал Игорь Бобрин. Последние два года с Кавагути и Смирновым работает Петр Чернышев. Как тренер находит "своего" хореографа?

- Большую роль всегда играют организационные вопросы: могут ли спортсмены с тренером и хореограф найти время для совместной работы. Мы прекрасно работали с Бобриным и с Наташей Бестемьяновой, они ставили Юко и Саше очень интересные программы, но в этом сезоне наши графики, к сожалению, не совпали: у всех всегда имеются свои обязательства.

Сейчас очень большое значение отводится компонентам программы. А это - большое количество танцевальных движений. Чернышев - танцор. Более того, он много лет работал тренером по танцам в Америке, занимаясь со всеми подряд, включая совсем начинающих. Хотя я сторонник того, что хореографов нужно менять.

- Ну так сейчас не так сложно поехать к постановщику в любую страну.

- Видите ли в чем тут дело... Поехать на пару дней к тому или иному специалисту можно, но в этом случае он будет ставить программу исходя из того, что умеет спортсмен. То есть как бы спускаться на его уровень. А мне нужно наоборот своих спортсменов максимально поднять. Чтобы они не только ставили программы, но и учились чему-то новому. В этом отношении Чернышев был для нас идеальной кандидатурой.

- Вы хотя бы иногда задаетесь вопросом, чем будете заниматься после Олимпийских игр в Сочи?

- У меня как всегда есть варианты.

- Связанные со спортом?

- Не обязательно. Есть множество интересующих меня занятий, на которые никогда не хватало времени. На катке все гораздо более прозаично. Я столько раз проходила этот путь, что прекрасно знаю, сколько времени он займет, каких сил потребует.

- Боитесь, что сил может не хватить?

- Знаете, у меня был близкий родственник, который вел активную преподавательскую деятельность и умер в 85 лет. И как-то получилось, что я наметила себе этот возраст, как некий жизненный рубеж. Но буквально на днях мне довелось побывать на концерте, посвященном 90-летию нашего знаменитого тренера и ученого, почетного гражданина Санкт-Петербурга Михаила Боброва. У человека феноменальная память, он прекрасно пишет. Я посмотрела на него и сказала себе: "Тамара, что ты валяешь дурака? Составляй план и живи в свое удовольствие!"

Елена ВАЙЦЕХОВСКАЯ12.09.2013 20:30

БАНАНЫ В МЕККЕ ФИГУРНОГО КАТАНИЯ

– Я до сих пор вспоминаю наш разговор в 1997-м про каток в деревне. За те годы, что вы живете в Америке, у вас не случалось внутренней психологической ломки от того, что пришлось спуститься с достаточно высокого профессионального уровня – на деревенский?

– Такая ломка произошла у меня совсем недавно. Я до сих пор счастлив, что живу в таком красивом месте как Эктон Богсборо, но очень тяжело сознавать, что вырастить спортсмена высокого уровня там совершенно невозможно. Вроде бы есть все условия: три катка под одной крышей, которые расположены совсем рядом, да и в Мальборо, которое находится ненамного дальше, и где перед Играми в Нагано тренировался Илья Кулик, таких катков шесть. Сейчас строят еще одну арену: катайся – не хочу. Но вот это "не хочу" присутствует, к сожалению, постоянно. Сейчас в Америке нет такого интереса к фигурному катанию, как было когда-то. Популярность вида спорта резко упала. При этом тренеров осталось очень много. Только у нас в клубе зарегистрировано 96 человек. Занимаются они в основном с китайскими детьми.

– В ваших краях есть китайское поселение?

– Огромное. Которое растет с каждым днем. В Эктон Богсборо есть даже общеобразовательная китайская школа. Более того, я проводил там несколько занятий и могу сказать, что маленькие дети невероятно способные. До того, как не становятся "бананами".

– Кем?

– Не я придумал. Такое выражение в ходу у самих китайцев. Оно означает, что человек остался китайцем снаружи, но уже стал американцем внутри.

Сам я до того, как совсем перестать выезжать, несколько раз ездил на крупные соревнования с не очень сильными спортсменками из Мексики, Тайваня, но тем не менее гордился тем, что из этого, не очень пригодного для высоких результатов "материала" мне, удалось что-то выкроить. Вывести спортсменов этих стран на международный уровень.

– Относительно тренерской работы бытуют две точки зрения. Одна сводится к тому, что специалист, который успешно работал на высоком уровне, ни в коем случае не должен опускаться до новичков. Потому что в этом случае он сразу начинает терять квалификацию. Приверженцы другой позиции считают, что работа с малоперспективными спортсменами развивает в тренере способность вытаскивать результат из любого материала. А что думаете на этот счет вы?

– Считаю, что тренер должен уметь работать на самых разных уровнях. Просто на нижнем ты уже не допускаешь ошибок, которые допускал когда-то. А к более высокому нужно просто постоянно себя готовить. В Америке, например, я поначалу столкнулся с тем, что в силу очень небольшого словарного запаса должен был находить для работы со спортсменом не слова, а упражнения. Такие, чтобы они "работали" на результат. Тот период очень много мне дал. И я знаю: все, что я делаю, будет работать на любом уровне.

– Но ведь не на такую работу вы рассчитывали, когда перебирались в США?

– Конечно нет. У меня была эйфория от ощущения, что я наконец-то попал в настоящую мекку фигурного катания, в страну, где всегда были самые лучшие одиночники в мире. Думал, что вот теперь-то я, с их финансовыми возможностями и своими знаниями фигурного катания и опытом... Но очень быстро столкнулся с теорией "торчащего гвоздя". Слышали про такую?

– Нет.

– Это означает, что если гвоздь торчит, по нему нужно немедленно ударить молотком – чтобы не высовывался, а был как все. В России, бывает, успешному тренеру начинают завидовать. А здесь это даже завистью не назовешь. Просто таков порядок.

– Каким образом вам дали это понять?

– Постоянно наказывали за какие-то проступки, не спускали ничего. Был случай, когда на тренировке столкнулись две девочки и одна из них лезвием своего конька проткнула другой паховую артерию. Представляете, да? Из ребенка во все стороны хлещет кровь, я сорвал с кого-то из тренеров ремень и перехватил девчонке ногу. Когда через 14 минут приехала скорая, врач первым делом спросил, показывая на ремень, кто это сделал. Все, как один испуганно показали на меня. В Америке ведь запрещено оказывать человеку какую бы то ни было первую помощь, если у тебя нет соответствующей лицензии. Врач подошел ко мне и сказал спасибо. Объяснил, что если бы не мои действия, девочка истекла бы кровью еще до приезда скорой. Потом мне написала благодарное письмо девочкина мама. Но это не помешало руководству катка вызвать меня на следующий день на ковер и устроить разбирательство.

Я одним из первых начал применять в тренировках катание с резиной. Запретили. Сказали, что это опасно, хотя сейчас так тренируются чуть ли не на всех американских катках. Точно так же запретили использование на льду чехлов: есть упражнение, когда во время прыжка чехол перекладывается из одной руки в другую – это помогает отработать правильное открытие. Тоже запретили, сказав, что если чехол случайно упадет на лед, и кто-то на него наедет, может случиться травма. На одном из тренерских семинаров очень известный в Америке тренер стал рассказывать, что есть американская техника, а есть русская, которая американцам не подходит. Я не выдержал, встал и сказал: техники в фигурном катании действительно есть разные – правильная и неправильная. А национальность здесь совершенно не при чем.

Дело вроде давнее, а тот тренер не здоровается со мной до сих пор.

МАЛЕНЬКИЕ СТРАНЫ И БОЛЬШИЕ АМБИЦИИ

– С чем была связана ломка, о которой вы сказали в начале разговора?

– Видимо, с возрастом. Хочется кому-то передать знания – не тащить же их за собой. Но это не всегда выходит. У нас на катке работает довольно много русских тренеров, и я вижу, что они ведут себя совсем не так, как когда-то вел себя я. Стараются с самого начала идти в ассистенты к тамошним специалистам, чтобы постоянно были ученики, а значит и заработок. И что получается? В одиночном катании мой ученик Саша Уряшев много лет растил Грейси Голд, а как только у нее появился результат, девочку забрал американский тренер. И такие ситуации возникают сплошь и рядом.

Что до меня, я всю жизнь был никудышным политиком. Да и спина в моем возрасте уже сгибается плохо. Принимать чужую веру тяжело, но и со своим уставом далеко не уйдешь. Приходится работать в тех условиях, которые тебе предлагают. Когда ко мне приехала Элене Гедеванишвили, она первое время плакала на тренировках. Потому что на льду кроме нее находилось двадцать спортсменов и 14 тренеров. Я согласился с ней работать сами, наверное, понимаете, почему.

– Вообще не понимаю, если честно.

– В свое время фигурное катание в Грузии начинал развивать как раз я. Было это 50 лет назад, юбилей празднуют как раз в этом октябре, и Гедеванишвили для меня – представительница именно той школы. Поэтому когда мне позвонила мама Элене, я сразу ответил согласием.

– Мне казалось, что от тренеров такого уровня, как Брайан Орсер, ученики просто так не уходят.

– Я тоже удивился. Но о причинах не спрашивал. Поинтересовался, как это принято в США, только одним: не осталось ли между Элене и Орсером каких-либо нерешенных финансовых вопросов. И когда услышал, что все улажено, тему для себя закрыл.

– Несмотря на то, что за последние несколько лет Гедеванишвили работала с самыми разными специалистами, базовые знания она получила, тренируясь в России. Это чувствуется?

– Конечно. Элене когда-то начинала кататься у моей грузинской ученицы Тамрико Джикии. Потом попала к Марине Селицкой, которая в свою очередь выросла у меня на катке Стадиона юных пионеров в Москве. А уж попав к Лене Водорезовой, Элене оказалась на высочайшем уровне фигурного катания. Другое дело, что потом им с Водорезовой пришлось не лучшим образом расстаться, но тут уж так сложились обстоятельства.

– Видимо, все маленькие страны имеют большие амбиции.

– Плохо, когда амбиции выливаются в никому не нужные войны. Вспомните уход от Орсера Юны Ким. Это ведь не было следствием разрыва между тренером и спортсменкой. Это был разрыв между тренером и мамой спортсменки. Несмотря на это Орсер никогда не окажется без учеников.

У меня другая ситуация: меня в Америке никто не знает. Каждый раз когда я выезжал с кем-то из учеников на международные соревнования, американцы поражались, что в других странах меня знают все. Но рекламировать себя я не умею.

КОНЬКИ НА КОЛЕСИКАХ И ПИСЬМА БЕЗ ОТВЕТА

– Не было желания перебраться из Эктон Богсборо куда-нибудь в более оживленное место?

– Было. Скажу даже, куда именно. Я мечтал попасть на Урал – под Екатеринбургом есть прекрасная база. Но переговоры ни к чему не привели. Потом пытался уехать в Белоруссию и тоже быстро почувствовал, что там нет никакой во мне заинтересованности.

– Почему в Белоруссию?

– Мне нравится создавать. Нравится работать с совсем маленькими детьми. Почему я получал такое большое удовольствие работая в Грузии? Да потому, что в плане фигурного катания там была нетронутая почва. Я приходил на каток, доставал ботинки, начинал прикручивать к ним лезвия, а дети меня спрашивали: тренер, колесики вы нам тоже прикрутите, чтобы можно было кататься?

А потом вдруг я услышал, что в России намерены заняться возвращением своих тренеров из-за рубежа. Это нас с Володей Ковалевым (Владимир Ковалев – чемпион мира 1977 и 1979 годов в одиночном катании. – Прим. Е.В.) так воодушевило... Тем более есть где жить, не нужно устраивать быт. Планы начали строить, письма писать. Написали очень влиятельной, как нам казалось, и уважаемой женщине – Ирине Рабер.

– И что?

– Даже ответа не получили. Я когда смотрю на маленьких российских девочек, меня трясет от зависти – в хорошем смысле этого слова. Всех этих девочек знаю, за всеми слежу. Был очень рад за Женю Медведеву, когда она выиграла два юниорских этапа "Гран-при": ее ведь тоже тренирует моя ученица – Этери Тутберидзе. Когда обо всем этом думаю, очень остро воспринимаю собственную невостребованность. Могу признаться, что завидую тому же Виктору Кудрявцеву, который постоянно кого-то консультирует, проводит семинары.

С другой стороны, корить себя за то, что в свое время уехал, тоже не могу. Жить-то надо было? Да и слишком устал от постоянной борьбы с чиновниками федерации, которым постоянно приходилось что-то доказывать.

– Возможно, я затрону не очень приятную для вас тему, но что за конфликт случился между вами и Станиславом Жуком, с которым, знаю, вы много лет дружили? Вы же всегда, насколько помню, были в фигурном катании единомышленниками.

– У нас действительно всегда были очень теплые отношения со Стасом. Мы соперничали, когда катались в одиночниках, потом, когда я перебрался в Тбилиси, Стас неоднократно приезжал ко мне в гости с женой Ниной, словом, никогда между нами не было даже малейшего недопонимания. Но однажды я принял участие в одной очень нехорошей кампании, был такой грех.

– Когда подписали коллективное письмо против Жука в "Комсомольскую правду"?

– Да. В моем возрасте лукавить уже ни к чему: я тогда просто прогнулся под обстоятельства. Только приехал в Москву из Тбилиси, был, как тренер, просто никем. Надо было как-то пробиваться, устраиваться. А тут такие люди заслуженные письмо подписывают! Вот и я тоже поставил подпись, прекрасно понимая, что это – гнусно. Даже сказал тогда об этом вслух. Но несмотря на все это отношения с Жуком мне все-таки удалось восстановить. Когда Стас оказался не у дел и очень страдал из-за этого, мы вместе начали разрабатывать ту систему судейства, которая в ходу сейчас, хотя и в сильно извращенном виде. У меня до сих пор сохранились все наши записи.

СУМАСШЕДШИЙ САЛЬХОВ И ПРОДАВЛЕННЫЙ МАТРАЦ

– Почему сейчас вы считаете эту систему извращенной?

– Ее извратили второй оценкой – за компоненты. Поначалу вторая оценка сыграла положительную роль. Хотя даже тогда я не понимал, в чем разница между хореографией, интерпретацией и исполнением. Но сейчас, когда все научились выполнять предписанные правилами требования, вторая оценка стала просто инструментом для манипуляций.

Безусловным плюсом нашей со Стасом работы было то, что мы сумели разложить и классифицировать все элементы фигурного катания. Но что происходит сейчас? Целый ряд элементов вообще нельзя выполнять, потому что за это снижают оценку. Есть шесть прыжков. Но вы знаете, например, что в старой книге ISU которая была в ходу в 50-е годы, прыжков было описано гораздо больше? Например, тройной аксель с приземлением на ту же ногу. Или выполненный не с левой ноги, а с правой. С приземлением как на одну ногу, так и на другую. Вот и получается, что одних только акселей в фигурном катании существует четыре. Но если сделать прыжок не так, как его привыкли видеть судьи, оценку запросто могут снизить.

Когда мы с Элене Гедеванишвили ставили программы, я хотел было включить в дорожку шагов элемент, который условно называю "сумасшедший сальхов". Это одинарный сальхов, который выполняется почти без отрыва ото льда. Но Костя Костин, который работает у меня же на катке и является техническим специалистом, сказал, что делать этого категорически нельзя. Потому что в этом случае судьи засчитают элемент, как прыжок, а двойной аксель, который стоит в самом конце программы, окажется лишним и засчитан вообще не будет. Но какой это к черту прыжок? Это всего лишь поворот в воздухе. Подкруточка.

Вот эта заскорузлость восприятия так сильно обузила фигурное катание... Понятно, что судить стало легче. Но творчество выхолащивается. Периодически когда мы встречаемся с Алексеем Мишиным, я спрашиваю его: "Леша, почему ты молчишь? Ты – известный на весь мир тренер, к твоему мнению прислушиваются...

– И что он отвечает?

– Что его задача – работать по существующим правилам. Но ведь это комформизм. Если человек на протяжении многих лет спит на продавленном матрасе, пристраиваясь между торчащими пружинами, рано или поздно он и сам станет кривым.

ОТТОЛКНУТЬСЯ ОТО ДНА

– Работая с Гедеванишвили, вы ставите перед ней какую-то конкретную задачу?

– Квалифицироваться на Олимпийские игры. Дальше этого пока не загадываю. Если бы вы знали, в каком виде она ко мне попала, не задавали бы такого вопроса. Я не хочу принизить работу тех, кто с работал с Гедеванишвили до меня. Все вложили в нее очень много сил. Но упустили, как мне кажется, то, чтобы увидеть в ней не только талантливую спортсменку, но и человека. Она все время чувствует себя очень одинокой – вот в чем проблема.

– Гедеванишвили тоже живет в ваших краях?

– Да. Переехала к нам в деревушку. Но тренируемся мы большей частью в Мальборо, несмотря на то, что там очень холодно. На нашем катке тренироваться невозможно – слишком много народа. В августе нам с Элене удалось поехать на сбор в Вейл. Вот там были совершенно сказочные условия: огромный и совершенно пустой лед, на котором мы дважды в день тренировались в полном одиночестве.

– Кто все это оплачивал?

– Жилье – грузинская федерация фигурного катания. Лед нам предоставили бесплатно за то, что мы провели в Вейле специальный семинар для маленьких детей. Но потом пришлось снова возвращаться домой.

Когда кататься приходится на нашем катке, я постоянно вспоминаю Дайсуке Такахаши. Который нередко приезжал ко мне в Эктон Богсборо переставить лезвия на ботинках, поточить их. Потом перешагивал через борт, чтобы попробовать коньки, и с одного шага прыгал тройной тулуп. Я как-то начал перед ним извиняться за то, что у нас на катке так много народа, он лишь рассмеялся. Это, говорит, разве много? В Японии иногда приходится тренироваться, когда на льду 60 человек.

А самой Элене, начиная с ней работать, я сказал: "Запомни, девочка, успех – это не те результаты, которых ты когда-либо добивалась в своей жизни. А расстояние, на которое ты сумеешь подпрыгнуть, оттолкнувшись ото дна, на котором находишься". Вот мы и стараемся совместными усилиями оттолкнуться как можно выше.

Оберстдорф

Елена ВАЙЦЕХОВСКАЯ27.09.2013 16:51

Всерьез воспринимать победу на турнире категории "Б", где притязания ближайших соперников лежат шестью десятками баллов ниже, конечно же, смешно. Но был ведь еще и результат. 81,65 - в короткой программе, 150,31 – в произвольной, на выходе – 231,96 - и вот они, три официально утвержденных, хоть и неофициальных по своей сути мировых рекорда. Получите и распишитесь!

В баллах такого порядка по большому счету нет ничего выдающегося. Давно известно: когда на турнире выступает признанный фаворит, соперничество с которым не предусматривается по определению, судьи редко экономят на оценках. Особенно когда фаворит не дает для этого чрезмерных поводов. И все-таки в первый момент после победы воспринимать результат Волосожар и Транькова без эмоций не получалось.

У всех, кто так или иначе имел отношение к российской паре, в глазах то и дело проскальзывали лучики ликования. Мол, что еще, господа, вам не ясно? Алена Савченко/Робин Шелковы? Да на их месте любой здравомыслящий соперник, увидев выступление россиян в Оберстдорфе, давно помчался бы паковать коньки, чтобы навсегда убрать их за ненадобностью на антресоли!

Когда три года назад Татьяну и Максима взялась тренировать не очень на тот момент известная в международных кругах Нина Мозер, одна из ее коллег сказала: "Какого-то изысканного творчества ждать от Мозер, конечно же, не стоит. Но олимпийскими чемпионами она Макса с Таней сделает".

Не знаю уж, способна ли задеть тренера подобная формулировка, но если говорить о чемпионах мира в их нынешнем состоянии, я бы употребила слово "добротный". Добротные, крепкие, понятные фигуристам и публике программы, добротно слепленная композиция, позволяющая удобно разложить все элементы, получив за это максимум возможных бонусов, плюс более чем добротный потенциал исполнения. Не употребляю слово "выдающийся" лишь по одной причине: всем давно и хорошо известно, насколько блистательно способны Макс с Татьяной выполнять каждый из элементов своей программы в отдельности. Время для того, чтобы блистать, в нынешнем сезоне еще не пришло. Соответственно и исполнение фигуристами своих программ пока находится именно на добротном уровне. Вполне достаточном, чтобы побеждать кого угодно при условии, что не случится ошибок.

Насторожило другое. Отвечая в микст-зоне на вопрос о соперниках (одной из первых, естественно, прозвучала тема выброса в три с половиной оборота у Савченко/Шелковы и четверного – у Юко Кавагути/Александра Смирнова), Траньков то ли устало, то ли снисходительно сказал: "Ну, сделают немцы свой аксель, и что? На прошлом чемпионате мира они его тоже делали. Разрыв-то между нами и ими все равно составил 20 баллов. Это никаким тройным акселем не отыграть. А Юко и Саше еще нужно отобраться в сборную. Конкуренция-то в этом году складывается очень высокая".

С одной стороны, трудно что-либо возразить. С другой - рассуждать таким образом и тем более вслух можно, как мне кажется, лишь в том случае, когда ты сам на сто процентов уверен в том, что золотая олимпийская медаль уже висит у тебя на шее. Разговаривая с коллегой о парном катании до начала турнира, мы сошлись как раз в том мнении, что если что и помешает Волосожар и Транькову выиграть в Сочи, так это излишняя уверенность.

Особенно это касается партнера. Слишком свежи в памяти случаи, когда Максим приезжал на соревнования в блистательной форме и в самый неподходящий момент делал какую-то совершенно нелепую, необъяснимую и нехарактерную для себя ошибку. Примерно как это произошло на чемпионате мира-2012 в Ницце, где Траньков плюхнулся на лед, потеряв равновесие во время исполнения тодеса в короткой программе.

Интересная, кстати, деталь: после того как чемпионы мира блестяще исполнили свою короткую программу, открыв счет мировым рекордам, один из российских тренеров заметил: "Вряд ли ребята сумели бы до такой степени собраться, если бы не неудачная и порядком разозлившая их тренировка накануне".

Вот и ломай теперь голову: так ли уж хорошо, что россиянам с первого же старта дали почувствовать, до какой степени они становятся недосягаемыми? С другой стороны, кто знает: вполне может случиться, что оценки, полученные Волосожар и Траньковым в Оберстдорфе, сыграют роль того самого кнута, который постоянно будет гнать фаворитов сезона вперед. Не случайно же Максим сказал по этому поводу: "Наверное, таким образом судьи хотели установить перед нами некую планку, к которой мы постоянно тянулись бы. Задачка будет непростая. По ходу сезона нужно ведь улучшать результаты. Или, по крайней мере, быть не хуже"...

Nebelhorn Trophy. Пары. Произвольная программа. 1. ВОЛОСОЖАР/ТРАНЬКОВ (Россия) – 150,31. 2. М.Венде/Д.Венде – 113,88. 3. Вартман/ван Клеве (все – Германия) – 106,11. Итог. 1. ВОЛОСОЖАР/ТРАНЬКОВ – 231,96. 2. М.Венде/Д.Венде – 174,88. 3. Вартман/ван Клеве – 162,81.

Женщины. Произвольная программа. 1. РАДИОНОВА (Россия) – 123,52. 2. Кэйн (США) – 104,52. 3. Малле (Канада) – 103,88. Итог. 1. РАДИОНОВА – 188,21. 2. Андо (Япония) – 162,86. 3. Кэйн – 162,39.

Елена ВАЙЦЕХОВСКАЯ28.09.2013 17:00

– Она маленькая совсем была... – Арутюнян на мгновение замолкает, улыбаясь каким-то своим воспоминаниям. – Но именно она "продюсировала" меня в Лейк-Эрроухед на место Фрэнка Кэролла – порекомендовала владелице катка. Хотя я тогда тренировать Сашу отказался. Поскольку считался уже американским тренером, не мог взять к себе спортсменку, не получив на это официального согласия ее прежнего наставника. Помню, Коэн даже рассмеялась, сказала: "Как же так? Я тебя сюда привезла, а ты мне отказываешь?" Но вызвалась сама поговорить с Джоном Никсом, у которого каталась в Лос-Анджелесе. Никс, которому тогда было уже за 70, сел в машину и лично приехал в Лейк-Эрроухед, чтобы встретиться со мной. Сказал, что ему нравится, как я работаю, и что он не против, чтобы Саша каталась не только у него, но и у меня. Так она и стала ко мне приезжать. А год или полтора спустя заявила, что хочет вообще уйти от Никса и тренироваться только у меня. Я отказал.

– Боялись нарушить американские представления об этике?

– Нет. Для меня гораздо важнее свои собственные представления на этот счет. Как я мог забрать спортсменку у человека, который сам мне ее доверил? Если бы я сказал Саше "да", то никогда в жизни внутренне не отмылся бы.

Коэн все равно ушла – к Татьяне Тарасовой. Потом перешла к Робин Вагнер, потом вернулась к Никсу, потом вообще закончила кататься. Через какое-то время снова позвонила мне, спросила, не возьмусь ли я подготовить ее к Играм в Ванкувере. Начала приезжать на тренировки, но потом передумала. Сказала, что того времени на подготовку, что считаю необходимым я, у нее просто нет.

КВАН
– После Коэн к вам пришла Мишель Кван?

– Да. Она сначала пришла за чисто технической помощью – у нее тогда разладились все прыжки, да и общее состояние оставляло желать лучшего. А проработали мы в общей сложности два года. Помню, мне позвонил из Детройта Олег Эпштейн и спросил: "Рафик, ты что, правда на тренировках кричишь на Мишель? У нас весь город уже об этом говорит".

Я тогда действительно работал с Кван достаточно жестко. Но должен сказать, что она – потрясающий профессионал. И в работе, и в отношении к себе. Однажды она появилась на тренировке за 15 минут до начала льда. Я сделал замечание: мол, разминаться перед катанием следовало бы получше. Мишель посмотрела на меня и говорит: "Ты думаешь, я дома чай пила?"

У нее, оказывается, дома был зал, и Кван всегда очень тщательно готовила себя к каждому занятию. Разминалась, растягивалась. Просто ко мне Мишель пришла уже серьезно травмированная, и "кроить" программы приходилось из того, что было. Но даже при этом случались тренировки, когда из-за боли она ничего не могла делать – только молча ездила по кругу.

УРОК НА ВСЮ ЖИЗНЬ
– Вы когда-нибудь жалели о том, что не смогли продолжить работу с Мао Асадой?

– Жалею до сих пор. Последний раз я был с ней в конце декабря 2007-го: сначала на финале "Гран-при" в Турине, где Асада стала второй, выиграв произвольную, затем на чемпионате Японии. Потом уехал в США. Мы договорились, что Мао приедет ко мне 14 января. Вся ее подготовка к чемпионату мира в Гетеборге у нас уже была расписана самым подробным образом, но в назначенный срок Мао не явилась. По телефону она спросила, не могу ли я приехать к ней сам. Я, разумеется, не мог, поскольку работал с Джеффри Баттлом. Но послал в Японию свою помощницу. И сказал Мао, что по-прежнему жду ее в Лейк-Эрроухед.

Дело в том, что в Японии Асада всегда очень плохо тренировалась: слишком много отвлекающих факторов, как вокруг любой звезды. Мао это не нравилось, она замыкалась в себе, перенося это состояние на лед... В общем, закончилось все тем, что я достаточно жестко поставил условие: либо она возвращается, либо мы больше не работаем вместе.

А потом я узнал, что у мамы Асады как раз тогда диагностировали рак. Семья держала эту информацию в секрете, вот и мне ничего не сказали. Хотя я, естественно, нашел бы в таком случае возможность поехать в Японию сам. И уж как минимум не стал бы ставить столь жесткие условия.

Тот случай, кстати, очень многому меня научил. В частности, тому, что тренер никогда не должен принимать решение, не докопавшись до причин. Ведь получилось, что не Асада от меня ушла. А что я сам вынудил ее уйти, хотя она до последнего не хотела этого делать. Даже на чемпионате мира моя фамилия стояла у Асады в протоколе вплоть до начала произвольной программы: Мао, видимо, рассчитывала, что я приеду в Гетеборг с Джеффри Баттлом и встану у борта, когда она будет кататься. А я не приехал в Швецию вообще.

– Почему?

– Да именно потому, что понимал, что должен буду встать у борта и тем самым возобновить с Асадой отношения. Пошел на принцип, короче говоря. Как дурак. Думаю, такого прецедента в истории фигурного катания вообще не случалось ни разу: два ученика становятся чемпионами мира, а тренера вообще нет на катке.

ЭТАЛОНЫ ТРЕНЕРСКОГО ЦЕХА
– Почему Баттл так быстро закончил карьеру?

– Он пришел ко мне и сказал: "Извини, я больше не могу себя заставлять". К сожалению, это случилось не сразу после чемпионата мира, а в сентябре, когда уже не было возможности получить сильных учеников. Поэтому какое-то время я занимался всем подряд. А сейчас работаю с Эшли Вагнер, которую тоже отправил ко мне Никс.

– Видимо, американские тренеры за что-то вас любят…

– Я думал об этом. Возможно, дело в том, что я никогда не пытался кого-то к себе переманить: ни с одним из спортсменов, которые у меня катались, я не вел предварительных переговоров. А в Америке на это обращают внимание. Там вообще в этом плане все очень четко. В российской системе, думаю, ни один из американских тренеров выжить бы просто не смог.

– Вы ведь больше не работаете в Лейк-Эрроухеде?

– Нет. Отработал там 12 лет, а 1 сентября ушел – на каток Мишель Кван. И сразу после моего ухода центр в Лейк-Эрроухед закрылся – владелец посчитал его нерентабельным. Сама Мишель работает в Белом доме, вышла замуж, у нее все хорошо. А катком руководит ее отец. Когда он узнал, что я собираюсь уезжать из Лейк-Эрроухеда, позвонил мне со словами: "Скажи, что тебе нужно для работы, и приходи. Все будет".

– В разговоре со мной вы как-то сказали: "Ну я же не Фрэнк Кэролл". А чем, собственно, вы хуже?

– Во-первых, я намного моложе.

– Разве это минус для тренера?

– Понимаете, для меня такие глыбы тренерского цеха, как Никс и Кэролл, – это совершенно особые люди. Эталонные во всех отношениях. Образцы того, как тренер должен себя вести. Тот же Никс, решив в начале июля прислать ко мне Вагнер, позвонил и сказал, что хотел бы приехать и рассказать о некоторых моментах, о которых я как тренер должен, на его взгляд, знать. Я попытался его отговорить от поездки: все-таки Джону в этом году исполнилось 84 года, а дорога в Лейк-Эрроухед местами такая, что у молодого и здорового человека может закружиться голова от перемен атмосферного давления. Но он все равно приехал, посадив на всякий случай в машину свою дочь. Мы разговаривали целый час. Знаю, что Вагнер к нему приезжает до сих пор, если нужно посоветоваться. Когда Никс узнал, что я перебираюсь из Лейк-Эрроухед вниз, тут же предложил свою помощь – он совладелец одного из катков. Мне это было приятно, потому что Никс – легенда фигурного катания. И Кэролл легенда.

Я ЗНАЮ, ЧТО ОН ЗНАЕТ
– Вы сейчас работаете с фигуристкой, вполне способной стать чемпионкой США и поехать на Олимпиаду первым номером американской сборной. Ответственность не давит?

– Тут дело в другом. Вся база на сезон закладывается в основном в апреле. А Эшли пришла ко мне летом. Все говорят, что она стала лучше. Но мы, безусловно, были крайне лимитированы по времени. Вообще могу сказать, что тренеру, для того чтобы его работа со спортсменом проявилась полностью, одного-двух лет недостаточно. С тем же Баттлом я работал четыре года. И мне было достаточно обидно читать статью одного из американских комментаторов, который после чемпионата мира написал, что Баттл "пробежал под каплями дождя и занял первое место". А ведь Джеффри тогда, не имея четверного прыжка, обыграл людей, которые по своему потенциалу обязаны были его бить.

– Кстати, как вы вообще относитесь к таким ситуациям? К победе Эвана Лайсачека на Олимпийских играх в Ванкувере, например.

– Очень просто отношусь: если мы придумали определенную систему очков, то вопрос, на чем именно ты набрал эти очки, становится совершенно второстепенным. Не нравится – придумайте другую систему, в которой четверной прыжок стоил бы миллион. И тогда вообще не стоял бы вопрос, что делать на льду. А как иначе? У меня, например, в этом сезоне 14-летний мальчик Натан Чен со всеми тройными прыжками, кроме акселя, выиграл два этапа юниорского "Гран-при". Опередил, в частности, 18-летнего японца, который прыгает два тройных акселя и четверной. А дело всего лишь в том, что практически за все элементы мой мальчик получает плюсы и делает четыре прыжка на последней минуте программы.

Вообще четверной прыжок, по моему разумению, должен быть у фигуриста, как вишенка на торте. Есть она – все вообще классно. Еще лучше, когда этих вишенок несколько. Но если их нет – торт все равно останется тортом. Хотя должен сказать, что иметь сейчас в мужском катании один четверной – стыдно. Плющенко в свое время прыгал их четыре, причем разных. Я точно знаю, что еще десять с лишним лет назад помимо четверных тулупа и сальхова он пробовал в тренировках и четверной лутц, и четверной риттбергер. Причем отдельные попытки были весьма успешны.

А вот у всех остальных – тех, кто якобы с Плющенко соперничал, – четверные прыжки были, как поход на рыбалку. Когда сидишь с удочкой и гадаешь: клюнет или не клюнет? А если клюнуло – то вытащишь или не вытащишь? Понятно, что для самого Плющенко в те годы лутц и риттбергер были такой же рыбалкой. Но четверной тулуп он мог исполнить, что называется, с закрытыми глазами в любое время дня и ночи. Поэтому и был столько лет совершенно недосягаем. Сейчас – нет. Сейчас в мужском катании совсем другая ситуация. И сам Плющенко гораздо лучше, чем кто другой, это понимает. Как и то – способен он что-то "наловить" в Сочи или уже нет. Я это не обсуждаю, но точно знаю, что он – знает. Такие ребята, как он, как Лайсачек, как Мишель Кван, знают все.

ИКОНА СТИЛЯ
– Каким видится вам женский олимпийский турнир?

– Какие-то прогнозы делать сложно. За пределами первого-второго места там может случиться все, что угодно.

– Две первые позиции вы отдаете Юне Ким и Мао Асаде?

– Возможно.

– А вас не смущает, что Асада хронически недокручивает прыжки и приземляет аксель на две ноги?

– Покажите мне протокол, в котором вы это увидели.

– Хотите сказать, что судьи смотрят на лед под другим углом?

– С недокрутами все на самом деле достаточно просто: когда спортсменам тяжело, они все начинают недокручивать прыжки. Просто иногда судьи это "видят", а иногда – нет.

– Другими словами, Международный союз конькобежцев настолько заинтересован в Асаде как в спортсменке, что заведомо предоставляет ей своего рода зеленый коридор?

– Это сказали вы. Я же не исключаю, что для судей Асада просто очень большая икона фигурного катания. Мао, в отличие от Ким, никуда не уходила после Олимпиады, она способна в любом состоянии "держать" зал. Она прыгает тройной аксель, в конце концов. А это, с одной стороны, уникальный для женского катания элемент, а с другой – упрек всем тренерам мира. Это ненормально, что тройной аксель до сих пор не прыгает никакая другая спортсменка. Думаю, в ближайшее время ситуация изменится, причем произойдет это, скорее всего, в России. Слишком много там сейчас собралось сильных девочек. Кто-то из них наверняка попытается прорваться вперед за счет сложности. Я бы и сам хотел найти девочку, которая реально захочет делать такие прыжки.

– Ну так возвращайтесь, что мешает?

– Поздно. Я уже слишком привык к комфорту и хорошей погоде.

Елена ВАЙЦЕХОВСКАЯ19.11.2013

Понятно, что это не догма - а продолжение рассуждений вслух. Другими словами, тема, на которую я с удовольствием выслушаю любые, вплоть до резко противоположных, мнения. Но сама, например, часто думала: что отличало в свое время спортсменов Тарасовой? Техника? Не думаю. Спортсмены нередко приходили к ней от совершенно блистательных технарей. И пришла я в своих размышлениях к тому, что ТАТ, безусловно, много занималась укреплением технической и функционральной базы, но одновременно с этим она очень сильно развивала спортсменов. Иногда - насильственно, выбирая для них гораздо более сложную музыку, чем могла бы, гораздо более сложные хореографические задачи, чем те, к которым человек привык. Ну и так далее. Само ее окружение всегда было составлено из людей, которые могут много о чем рассказать и много чего знают.

Мне, повторю, это кажется важным. На мой взгляд, музыкальная школа, законченная Госвияни, торчит (простите за столь неуважительное слово) на льду из катания Николь во все стороны. Как из катания Каролины Костнер торчит ее образование (прекрасное, к слову), воспитание, понимание музыки и культурные традиции очень многих поколений семьи. По этой причине, как мне, опять же, кажется, большой риск пытаться повторять программы, которые катала Каролина: очень легко проиграть в сравнении. Да, это я про "Болеро" и Лизу. "Болеро" и Лиза - это одного поля ягоды, если с эмоциональной точки зрения.  Но мне кажется, что Лизе будет очень тяжело возвращаться. Слишком заметно в ней сидит "потерянность" прошлого сезона. А это реально тяжелое чувство - по себе помню.

Понимаю, что на меня сейчас со всех сторон по привычке полетят стрелы фанатского гнева, но рискну сказать, что внутреннее развитие - это то, чего сильнее всего не хватало на протяжении карьеры Евгению Плющенко. Возможно, как раз поэтому с интерпретационной точки зрения ему лучше всего удавались простые для понимания музыкальные произведения.  Бандитский Петербург, напаример. Или программы, где имела место четкая установка тренера/хореографа: ручку сюда, голову повернуть, пальчики врастопырку.

Ну так вот - о Ковтуне и Гачинском: они оба сейчас как раз в том периоде, когда все вложенное очень благодатно  может проявиться в катании и на мой взгляд проявляется (судя по тому, что я уже видела). Почему я не включаю сюда Воронова? Потому что он гораздо взрослее. Умный, знает, чего хочет. Но пришел к Этери с таким букетом проблем, что все силы до сих пор направлены на их решение. И лучше, как мне кажется, он становится именно за счет этого.

Что касается "мелких" спортсменов (не только мальчиков, но и Радионовой, Прокловой и тд) - они пребывают в том счастливом состоянии, когда катание делает самодостаточным молодость, свежесть и непосредственность (то что в нем присутствует сложность, подразумевается по умолчанию, как вы понимаете). Жаль только что это состояние очень быстро проходит. А может, напротив, хорошо, что проходит и наступает этап "развития".

Прошу прощения, если сумбурно. Завтра день немножко более сложный, но если будет время, напишу соображения по парам.