Мой телефонный звонок застал Смирнова в парке: указания хирурга постараться как можно быстрее встать на оперированную ногу пациент воспринял буквально, преодолев за время прогулки более полутора километров. Потом он вернулся в палату, где должен был встретиться с физиотерапевтом и получить рекомендации по восстановлению.
– Вчера все было значительно хуже, – сказал Александр на вопрос о самочувствии. – Встал на ноги, сделал несколько шагов до окна, вернулся обратно и безумно устал. Ну и та картина, которую увидел на первой перевязке, тоже оптимизма не добавляла: разрез получился 20 сантиметров в длину, а сам шов выглядел страшно грубым и толстым. Сегодня же все совсем по-другому: болевых ощущений почти нет, отек небольшой, да и шов совершенно иначе смотрится – гораздо аккуратнее.
– Сделать операцию артроскопическим методом не удалось или такая возможность не рассматривалась изначально?
– Нет. Врач, который меня оперировал – Питер Биберталер, сказал, что рассчитал разрез до миллиметра – именно потому, что речь шла о максимально быстром возвращении в спорт. Но операция получилась сложной: когда связка оторвалась, коленная чашечка сильно ушла вверх. Чтобы ее вытащить и поставить связку на место, хирургу и потребовался разрез такого размера. Оторванную связку он закрепил двумя специальными болтами, а кроме этого пришлось сверлить кость еще в нескольких местах. Не знаю уж, укрепляли мне эту связку какими-то искусственными волокнами или нет – не успел пока спросить.
Тем, как прошла операция, врач остался очень доволен. Сказал, что, учитывая состояние моего организма в целом и мышц ноги в частности, зажить все должно как на собаке. Быстро и без последствий.
– Как же вас угораздило-то получить травму на ровном месте?
– Не на ровном. Это колено беспокоило меня очень давно. Перед прошлым чемпионатом мира нога постоянно сильно опухала, так что я привык к тому, что кататься постоянно приходится на обезболивающих уколах. В этом сезоне сразу после прокатов в Сочи ко мне даже прикрепили врача-травматолога Максима Страхова. Во многом благодаря его усилиям я стал кататься, почти не страхуясь. Сейчас этот врач, кстати, находится здесь же, в Мюнхене: как только случилась травма, ему сообщили об этом – и он прилетел в клинику из Варшавы, где был на конференции по коленным суставам. Другое дело, что никто не предполагал, что связка не выдержит. По результатам исследований, которые мы делали достаточно регулярно, травмы ничто не предвещало. Я и сам, собственно, ничего не успел понять. Прыгнул, успел подумать в воздухе, что будет удачный выезд, как вдруг раздался хруст – и колено как бы выгнулось в обратную сторону, причем довольно резко.
Это было так страшно, что на лед я упал именно от страха, а не от боли – ничего не успев понять. И только спустя несколько секунд до меня дошло, что ноги нет. То есть вот она, лежит, можно пошевелить пальцами, но согнуть ее в колене я способен только подтянув к себе руками.
Сначала, видимо, был в шоке: думал только о том, чтобы меня поскорее унесли со льда – чтобы не пугать зрителей. А потом накатило до такой степени... Всю ночь не мог заснуть. Стоило закрыть глаза – и возвращались все ощущения захода на прыжок. Потом – треск, падение... Снова заход на прыжок – и снова треск.
Надо отдать должное врачам: уже в пятницу у всех была полная готовность к любому решению: оперировать меня в Питере, вызывать хирурга из Москвы или лететь на операцию куда-то за границу. Все это решалось без моего участия. В пятницу я отпраздновал 29-летие, а в субботу утром за мной пришла машина и повезла в аэропорт.
Летел я спецбортом и могу честно сказать, что в столь комфортных условиях не путешествовал никогда в жизни. Российский паспортный контроль прошел прямо в карете "скорой помощи", немецкий – в салоне самолета. И уже через пару часов после прилета был на операционном столе.
– Что вам сказал хирург по поводу восстановления?
– Пока ничего. Слишком много существует факторов, от которых это может зависеть. Сам врач не видит никаких препятствий к тому, чтобы я вернулся в спорт. Вопрос только в том, как быстро это может произойти. Я сам, как понимаете, заинтересован получить как можно более точную информацию на этот счет, но тут все индивидуально: кто-то может встать на второй день, кому-то для этого требуется неделя. Мне, например, говорили, что начинать сгибать ногу можно через полтора месяца после операции, но есть прецеденты, когда восстановление проходило гораздо быстрее. В ближайшее время мне должны заменить фиксирующую шину на ноге. Сейчас она прямая, почти не позволяющая колену сгибаться, по ходу восстановления ее будут менять на более подвижную. Но даже двух дней оказалось достаточно, чтобы понять, что состояние колена улучшается достаточно заметными темпами.
Знаю точно одно: со своей стороны я сделаю все, чтобы сократить время восстановления до минимума. Практически восстановительные процедуры были начаты уже на следующий день после операции: у меня постоянно берут кровь, чтобы контролировать состояние организма, в ближайшее время переведут в реабилитационный центр и распишут все процедуры. В Мюнхене, по предварительным прогнозам, мне предстоит провести месяц.
– Тут действительно многое будет зависеть от того, насколько четко вы будете выполнять указания врачей. Тем более что предстоит заниматься не только травмированной ногой, но и состоянием всех мышц в целом.
– Знаете, у меня ведь именно эта нога последние годы была слабым местом. Работать постоянно приходилось через боль, я видел, что даже Тамара Николаевна (Москвина. – Прим. Е.В.) боится давать мне какую-то дополнительную нагрузку. Вот мышцы и начинали ослабевать. Так что, может, все к лучшему? Куда обиднее было бы получить травму накануне Игр.
– Но ведь существует вероятность того, что вы не успеете восстановиться за оставшееся время?
– Значит, будем стараться сделать это к чемпионату мира. Да и потом, мы с Юко уже решили, что будем продолжать кататься и после Сочи.