— Алексей, в этом году вам выпало серьезное испытание — представлять Россию на «Евровидении», вы заняли лишь 16-е место. Но недавно опубликованы реальные данные зрительского голосования, по которым вы — на седьмом. Какие ощущения?
— Я страшно рад, что эти результаты опубликованы, потому что именно мнение зрителей для меня важнее всего. Мне никогда ничего легко не давалось, но я считаю, что у Бога для каждого человека есть свой план. (Смеется.) Отправляясь на «Евровидение», я знал, что в этом году будет непросто, так как сегодня друзей и союзников у нас нет, и, разумеется,
отдавал себе отчет в том, что значит «голосование жюри». Но свою работу я сделал честно, выложился на сто процентов. А все, что происходило потом… Повлиять на это я уже не мог. Не хочу разбираться, как проходило голосование и какова была политическая подоплека. Сказать, что результаты меня потрясли, — ничего не сказать. Я был просто убит. Еще не научился проигрывать. За одну ночь повзрослел на несколько лет.
Не был я готов и к тому, что коллеги могут так отреагировать на мое 16-е место. Не выношу эту черту — гнобить своих. Хотя их, наверное, можно понять: многие потратили годы и приложили массу усилий, пытаясь покорить Запад, а тут какой-то «тульский пряник», без году неделя в шоу-бизнесе, вдруг подписал контракт на международную карьеру с RedOne — самым известным музыкальным продюсером в мире! Он работает с Леди Га-Га, Энрике Иглесиасом, Дженнифер Лопес. А теперь еще и с Воробьевым. Понятно, что это трудно пережить. Мне даже кажется, что 16-е место радовало моих коллег гораздо больше, чем то, что я на седьмом. (Смеется.) Никому не важно, как ты выступил, а важно только, какое место занял.
Оказалось, и наши журналисты ничего не писали о том, что впервые русского участника поддерживали все европейские СМИ, что нашей команде посвящали многочисленные телеэфиры и обложки дюссельдорфских газет, а местные жители и фанаты «Евровидения» распевали нашу песню на улицах. И о том, кстати, что во время прямого эфира нас хвалили комментаторы Англии, Германии и других европейских стран, а не только свои на Первом канале. Нет,
журналисты писали только о моем мате. Да, у меня эти слова вырвались невольно, в ту минуту, когда я узнал, что мы все-таки прошли в финал. Эмоции настолько переполняли меня, что я прокричал на весь белый свет: «Черт, мы сделали это!!!» — только по нашей российской традиции заменил слово «черт» на крепкое «междометие». И хотя этого не было слышно почти ни в одном телеэфире, я понимаю, что это непростительно, и еще раз извиняюсь перед всеми, кого оскорбили или покоробили мои слова.
Но я очень благодарен этому конкурсу за то, что имел возможность разобраться, кто есть кто. Ведь огромное количество профессиональных, по-настоящему состоявшихся людей — актеры, режиссеры, спортсмены-олимпийцы — искренне поддержали меня тогда, и за это им большое спасибо.
Жизнь продолжается...
— И состоит она не только из работы. Всего лишь полгода назад в интервью «7Д» вы рассказали о своих чувствах к Татьяне Навке. Прошло несколько месяцев, и у вас завязался роман с Оксаной Акиньшиной. Вы такой влюбчивый?
— Да, я очень люблю женщин. (Улыбается.) Очень! И не скрываю этого, в конце концов, мне 23 года, я не женат. Влюблялся, влюбляюсь и буду влюбляться и встречаться с теми, с кем хочу. И расставаться, если отношения заканчиваются… Так же, как и все нормальные мужчины. В мире нет ничего прекраснее женщин. Все они разные, каждая красива по-своему, и я не могу совладать со своей любовью к ним. Даже после того, как все заканчивается, продолжаю любить каждую свою бывшую возлюбленную и восторгаться ею. Могу сказать и сейчас, что Татьяна Навка — изумительная женщина, мудрая, красивая. Мы по-прежнему дружим, общаемся, я ее очень уважаю. И роман с Оксаной тоже буду помнить всю жизнь, потому что это был какой-то фейерверк. Задолго до того, как мы познакомились, я посмотрел фильм «Стиляги», где она играет главную роль, и был поражен — ведь это стопроцентное попадание в мой любимый образ. Обожаю стилистику 50—60-х годов, когда девушки ходили в платьях, подчеркивающих талию, с широкими юбками, носили туфельки на изящных каблучках. Увидел Оксану на экране, и голова закружилась — до чего же она в этом образе хороша. Просто девушка моей мечты! Тогда не мог даже предположить, что спустя несколько лет мы с ней будем пересматривать «Стиляг», сидя у меня на кухне…
Осенью прошлого года мы встретились на съемочной площадке фильма «Самоубийцы». В то время я был связан другими отношениями, но, несмотря на это, сразу «сделал стойку», напропалую начал флиртовать, хохмить. И никак не мог понять, нравлюсь ли я Оксане. Обычно, когда я шучу, человек либо тут же, оценив мое чувство юмора, начинает веселиться и дружить со мной, либо, не оценив, больше ко мне никогда не приближается. Такой вот я шутник. А Оксаниного отношения ко мне я не уловил. Правда, продолжалось это совсем недолго. Буквально после первых съемочных дней все завертелось, как в вихре. Я вообще не сторонник стремительных отношений, обожаю романтику букетно-конфетного периода — за одной девушкой полтора года ухаживал. Но когда мы начали общаться с Оксаной, нам обоим вдруг стало жалко времени, хотелось с жадностью брать у жизни каждую
минуту, чтобы каждый миг был только нашим.
— Но как-то все же вы завоевывали девушку?
— Конечно. Совсем не ухаживать было бы неинтересно. Однажды, еще до начала нашего романа, я приехал на съемочную площадку с коробкой профитролей — около моего дома продаются лучшие в Москве пирожные. Заметил, как при виде их у Оксаны загорелись глаза. Поэтому, когда надо было предпринять решительный шаг, накупил разных пирожных и отправился к ней домой. Они и решили мою судьбу. (Смеется.) На следующий день на площадку мы приехали уже вместе. У коллег наше появление не вызвало особой реакции, все и так видели, что происходит: вокруг нас двоих воздух был просто наэлектризован... Однажды мы умудрились опоздать на съемки на полтора часа. Причем задержала нас не автомобильная пробка на дороге, не какие-то неотложные дела. То есть для нас-то эти дела были совершенно неотложными, потому что мы вдруг поняли, что нет на свете ничего важнее нас двоих. Даже мой принцип «работа важнее всего» впервые в жизни не подействовал. Никогда со мной такого не было. И никогда я не был так счастлив.
— Вы знали о непростой личной жизни Акиньшиной? О том, что несколько лет назад она встречалась с Сергеем Шнуровым, что была замужем за бизнесменом Дмитрием Литвиновым и у них есть ребенок?
— Сначала понятия об этом не имел. А когда узнал, что это правда, просто принял все как есть. Сказал ей: «Мне не важно, с кем ты была до меня, что в твоей жизни происходило. Важно, что сейчас ты со мной. И нам хорошо». С Оксаниным сынишкой Филиппом мы быстро нашли общий язык и отлично проводили время. Фил был в абсолютном восторге от моей собаки Элвиса, и Элвис, кстати, очень трогательно опекал мальчугана: у Филипона много говорящих игрушек, большие все, ростом почти с ребенка, и пес мой думал, что это враги. Он на них рычал, кусал их, побеждал и потом уже спокойно лежал, наблюдая, не угрожает ли Филу кто-то еще.
Мы с Оксаной не хотели широко афишировать наши отношения. Но однажды после съемок решили пойти в кино. Была среда, то есть обычный будний день, не предвещавший никакого скопления публики. Заходим в кинотеатр «Октябрь» и понимаем, что стоим… на красной ковровой дорожке. Мы попали на премьеру! Было девять вечера, фильм уже начался, и
журналисты, закончив свою охоту и расслабившись, свинчивали объективы, собирались расходиться. А тут мы. Вдвоем. Держимся за руки. Они прямо замерли, и мы тоже замерли. Как в кино. Я им сказал: «Здрасте!» И мы быстро-быстро, как только можно идти, не теряя при этом достоинства, продвигаемся к кассе, хватаем билеты, а обратно бежим уже бегом. Впрочем, нас это не спасло: на следующее утро наши фотографии появились в прессе. Честно говоря, в тот момент я понял, что это сигнал — хватит прятаться. Иногда хочется поиграть в Джеймса Бонда: заметив преследующую тебя машину с наведенным объективом, притормозить на светофоре, а затем выжать полный газ и рвануть на желтый свет, оставив преследователей позади. Или поехать с девушкой в ресторан на двух разных машинах, зайти через кухню, дать друг другу условный сигнал — три подмигивания и два свиста, а потом улизнуть вместе в подворотню. Мои предыдущие отношения целиком состояли именно из таких ситуаций. И мне смертельно надоело шифроваться и ходить огородами. А с Оксаной мы решили ничего не скрывать. В конце концов, мы свободные молодые люди и в нашем романе нет ничего предосудительного. Мы стали жить жизнью нормальных людей, позволяя себе все, что захочется: ходили держась за руки, сидели в обнимку в кафе и просто проводили время так, как это делают наши сверстники. Захотелось пойти в кино — идем, захотелось поцеловаться — целуемся. И наплевать, что скажут окружающие! Сейчас, по прошествии времени, могу сказать, что я чувствовал себя невероятно счастливым. Это была вспышка радости, любви, чего-то настоящего! Пусть даже расплачиваться за это пришлось публикациями и сплетнями в желтой прессе.
— Если вы были так счастливы, то почему расстались?
— Сложный вопрос. К сожалению, у той открытости, с которой мы существовали, есть и оборотная сторона. Я быстро это понял. Когда вас фотографируют во время поцелуя и вы потом вместе обсуждаете эти фотографии, смеетесь над ними и вообще не расстаетесь ни на минуту, ничего страшного в этом нет. Но если я в Америке, а Оксана — в Москве? И вдруг появляются публикации в желтой прессе, где на фотографиях она с другим мужчиной, а я с другой женщиной? Ни в коем случае не хочу сказать, что мы изменяли друг другу. Но до какой же низости могут дойти журналисты, когда им надо сделать очередную «сенсацию». Я уже говорил, что люблю женщин. Но ведь общаться с ними можно по-разному. Можно флиртовать, не имея в виду никакого продолжения, можно играть в некую игру — любой взрослый человек понимает, о чем я говорю! Просто разговариваешь с девушкой, у тебя глаз горит, а в этот момент рядом оказывается фотоаппарат — и хоп! — на следующий день броский заголовок: «Алексей Воробьев изменяет Оксане Акиньшиной с Машей Ивановой». А я знать не знаю, кто такая эта Маша, я только спросил у нее, который час. Или еще пример: мы сидим в большой компании, нас фотографируют, потом вырезают меня и сидящую рядом девушку — и снова готова очередная липа. Конечно, мы оба знали цену этим публикациям. Мне вообще плевать, что обо мне пишут. В конце концов, я — мужик и не парюсь на этот счет. А вот Оксана… Можно было не обращать внимания на шумиху в прессе, но, к сожалению, в наше время такие
новости сами тебя находят. Заходишь в Интернет, проверяешь почту — и через секунду уже оказываешься обвешанным разными баннерами, ссылками, которые прямо кричат тебе в лицо: «Посмотри, что натворил вчера твой любимый, пока ты была на съемках!» Надо быть сверхчеловеком, чтобы ни разу не повестись на это и не прочитать, что пишут. И вот тут уже вступает фактор, который в результате и разрушил наши с Оксаной отношения: мы слишком часто оказывались на расстоянии. Поддерживать любовь и привязанность друг к другу посредством эсэмэсок, мобильного телефона и скайпа в такой ситуации просто невозможно — это я теперь точно знаю. Повторюсь, если бы мы сидели рядом на кухне, посмеялись бы, прочитав все это вранье. Потому что вот мы, рядом, вместе. Но мы зачастую находились на противоположных концах земного шара. И в какой-то момент между нами возникло нешуточное напряжение.
Хотя на сто процентов уверен: если бы Оксана была моей судьбой, никакие папарацци не смогли бы ничего сделать. Может быть, дело в том, что в наших отношениях все происходило очень ярко, быстро: все в нас буквально кипело — и ссоры, и страсти! Как будто мы целую жизнь прожили за эти несколько месяцев. Наша любовь не варилась на медленном огне, а бурлила на пламенеющем костре. И стоило страстям немного поутихнуть, градусу немного снизиться, появилось ощущение, что мы что-то потеряли — раньше же было по-другому! Мы не поняли, что наши отношения просто перешли на другой уровень. Оксана уходила от меня несколько раз. И какая-то часть меня, где-то в глубине души, кричала: «Отпусти, ей лучше будет без тебя, ради ее блага — отпусти!» Я понимал, что ей нужен другой мужчина, который посвятит ей себя без остатка. Но я любил Оксану! И не мог отпустить, бежал за ней, возвращал, умолял и обещал. А потом понял, что не смогу выполнить этих обещаний и дать ей то, чего она действительно достойна. Разумеется, были и конкретные поводы для размолвки: однажды я три дня не звонил из Америки. Пару раз не ответил на эсэмэски из Стокгольма, и Оксана жутко обиделась. Мы поссорились. Я отказался брать ее с собой на конкурс «Евровидение» в Дюссельдорф. Объяснил, что там меня ждет только работа и мне будет ни до чего. Кстати, так и оказалось, подготовка к конкурсу — это как сборы для спортсменов, девушкам там не место. Но Оксана меня не поняла. В общем, я — в Дюссельдорфе, она — в Москве, и мы каждый день ругаемся по телефону. В конце концов, измученные, оба
решили, что больше так продолжаться не может, надо расставаться… Все наши объяснения происходили невероятно тяжело, буквально «на вскрытых венах» — чувства ведь никуда не деваются даже по обоюдному решению. И это очень больно. Но я понимал, что не смогу дать Оксане то, что она хочет, а именно: быть рядом столько, сколько нужно ей. Не могу я сейчас жить только для нее, потому что живу ради дела, которым занимаюсь, и ради родителей в Туле, которым, кроме меня, не на кого рассчитывать. Каждую минуту я трачу на то, чтобы состояться в профессии, заработать уважение, статус, деньги, наконец. Потому что хочу сделать жизнь своих близких достойной. Несмотря на то что мне всего 23 года, я очень серьезно отношусь к понятию «семья». Сам вырос в большой семье и тоже хочу много детей. И я готов к тому, что в один прекрасный день стану
ответственным не только за себя, но и еще за кого-то. Шесть лет назад встречался с девушкой на четыре года старше, она любила меня, ради наших отношений ушла от своего жениха, но, наверное, сомневалась в том, что с моей стороны все серьезно. И однажды сказала: «Ты скоро станешь папой». А мне 17 лет! Но я стоически принял эту новость — я же мужчина. И у меня будет ребенок. В тот момент работал в Тульской филармонии, еще пел в нескольких ресторанах, по тульским меркам мог обеспечить нормальную жизнь семье. Меня, правда, ужасала перспектива сообщить об этом родителям. Маму точно надо было бы сначала уложить на диван, чтобы она, падая в обморок, не ушиблась ненароком. Три дня я ходил серьезный, даже не улыбался — все, отшутились, пора и честь знать, предстоит взрослая жизнь. Потом выяснилось, что ребенка не будет. Скорее всего мне просто устроили проверку. Но с тех пор мысль о детях, о семье крепко засела в моей голове. Только все должно быть вовремя. Вообще-то я по жизни везде тороплюсь, куда-то бегу, в спешке ломаю себе руки, ноги… Но вот семья — это единственное, где торопиться не хочется. Я вижу, сколько кругом трагедий, когда двое спешат: у них рождается ребенок, а спустя какое-то время понимают, что не могут находиться вместе, и их жизнь рушится. Не рука ломается, не нога — жизнь! Я так не хочу, и у меня так не будет.
— Сейчас вы в поисках новой любви?
— Я сейчас не в поиске, я в работе. Уже усвоил, что от душевных ран спасает только она. Но рану, которую оставили мои отношения с Оксаной, залечить будет непросто. Впрочем, с грустью понимаю, что ей еще труднее, потому что сделал ей больно... Конечно, ни о каких новых серьезных отношениях сейчас и речи быть не может. Да и построить их в моей ситуации не так просто — еще до того, как что-то начнет происходить, в мою жизнь вмешиваются папарацци. Так случилось в Дюссельдорфе, уже после разрыва с Оксаной. Как-то вечером мы решили погулять по парку с телеведущей Таней с Украины. Просто разговаривали, никаких чувств пока, я только приглядывался к ней. А на следующее утро читаю в газетах, что у меня, оказывается, роман с дочкой миллионера. Я очень настороженно отношусь к детям богатых родителей, может, и необоснованно, но считаю их избалованными, неспособными ничего добиться самостоятельно. К тому же не люблю богатых невест — не про меня история. Не может быть в семье баба главнее мужика. В общем, я тут же пошел к Тане и возмутился, почему она
мне ничего не сказала. А она, как оказалось, совершенно из другого теста сделана, хоть ее родители действительно богатые люди. Но у нее и в мыслях не было этим кичиться. Если бы не папарацци, я, может, узнал бы Таню лучше, все про нее понял и не вызвало бы у меня это сообщение такого отторжения и отрицательных эмоций… Так что придется, видимо, опять уходить в подполье, прятаться и шифроваться. Впрочем, и афишировать пока особо нечего. Вчера вот летел домой и ясно осознал, что никто меня там не ждет. Вообще никто. Только елка новогодняя стоит, никак ее не уберу. И сыр плавленый в абсолютно пустом холодильнике скучает. Но мой друг Элвис всегда со мной. Слава богу, есть работа, и это спасает. А все остальное, думаю, со временем приложится.
