Линия жизниНина Мозер: «Если мы выходим бороться, то за первое место»
Выпуск: №42 (2016)
Беседовала: Ольга Вереземская
В первые я брала интервью у Нины Мозер 10 лет назад. Дело происходило на Малой спортивной арене в «Лужниках», где тогда проходили тренировки ее группы. Тот наш разговор нельзя было назвать оптимистичным, потому что проблем в ту пору было больше, чем решений. В 2010 году жизнь московского тренера изменилась так кардинально, как будто ей встретилась золотая рыбка и исполнила три желания. Пожалуй, это была и есть самая успешная и стремительная карьера тренера в новейшее время. Продолжая спорить, смогут ли ее новые ученики Волосожар — Траньков завоевать хоть какую-нибудь медаль чемпионата мира и Олимпийских игр, все кому не лень сходились в одном: «Как же ей повезло». Но, как известно, везет только тем, кто везет. В результате начиная с 2011 года учениками группы Нины Мозер было завоевано 17 медалей чемпионатов мира, Европы и Олимпийских игр, в том числе три золотые олимпийские награды. Журнал «МФ» встретился с Ниной Михайловной, чтобы узнать, какое испытание оказалось сложнее: неудачами или успехом, а также поговорить о планах на будущее, поразмыслить над смыслом жизни.
— Нина Михайловна, какое испытание сделало вас сильнее?
— Возникает множество ответов… Потому что это не одно какое-то событие или ситуация. Случаются такие моменты в жизни, которые длятся не очень долго, но преодолев которые выходишь обновленным. Пять секунд сомнения, затем принятие решения, и жизнь твоя меняется. Потом оглядываешься назад и не всегда можешь понять, что это было. Конечно, рядом были какие-то люди: учителя, семья, друзья и недрузья; были какие-то озарения, способствующие достижению поставленной цели, но в общем и целом решающую роль играют характер, ментальность, наследственность.
В последнее время я много общалась со своей двоюродной сестрой, дочерью олимпийского чемпиона футболиста Ивана Мозера, и поняла: наверное, у нас такая порода. Мы не можем просто сидеть и чего-то ждать, жить и радоваться каким-то сиюминутным бытовым радостям. Хочется иметь цель, к которой ты идешь. Глядя на сестру, я осознала, что наше поколение семьи Мозер постоянно хочет совершенствоваться в своей профессии. Моя двоюродная сестра, состоявшись в бизнесе, все бросила и начала с нуля, потому что ей стало неинтересно. Она открыла и подняла на ноги академию коллекционеров и вновь все оставила. Сейчас она работает в благотворительном фонде «Линия жизни», на сегодняшний день они уже спасли 9 тысяч жизней детей с диагнозом «порок сердца».
А в чем сила… Иногда в проигрышах, иногда в победах, иногда в желаниях. Вот желания… Очень хочу, чтобы русские были сильными. В этом сезоне на финале Гран-при в Барселоне Ксюша с Федором выиграли, я очень хотела попасть на награждение, но возникли какие-то сложности. Я понимала, что не успеваю, и мне коллега из ИСУ помог пройти коротким путем, так что мы были вовремя. Он меня спрашивает: «Почему тебе это так важно?» Я говорю, что очень люблю наш гимн и очень люблю, когда выше всех стоят наши спортсмены, а за их спинами развевается наш флаг.
Я это говорю не для красного словца. Мне очень часто делают предложения поработать в других странах, я отказываюсь. Я готова помогать всему миру, но мой дом, моя основа — здесь. Я люблю жить здесь, мне здесь нравится. Нам надо просто помнить, что если мы работаем по-настоящему, искренне и честно, то мы будем побеждать, потому что у нас, внутри каждого российского человека, есть дух победителя.
В 2011 году мы поехали на чемпионат мира в Японию и там застряли из-за землетрясения. Паника, ядерный реактор рушится, а мы с Колей Морозовым разговариваем о сочинских медалях, обсуждаем, возможно ли их выиграть, потому что у нас было желание сделать это для нашей страны. В итоге все медали в индивидуальном зачете — парное катание, женское и танцы — были из нашей команды ШВСМ «Воробьевы горы». Этот факт можно игнорировать, но это факт.
— Вы испытываете сомнения, страх? И как вы это преодолеваете?
— Я думаю, сомнения испытывает любой разумный человек на этой планете, только самодуры идут уверенно по жизни, не сомневаясь в себе. Если человек имеет альтернативу, то он всегда сомневается. А страх… Существует ведь разный страх. Если это страх, который скорее привязан к сомнению, то его я называю волнением. Когда начинаешь серьезную работу и берешь на себя ответственность, тогда должно быть такое волнение — в хорошем смысле слова, переживание, чтобы все получилось, чтобы ты смог сделать то дело, за которое взялся.
С 1 июля в моей жизни появилось еще одно важное дело в жизни, которое я ощущаю как миссию в нашей стране: я стала заместителем руководителя фонда «Талант и успех» по направлению «спорт» в образовательном центре «Сириус» в Сочи. Я очень рада, что меня пригласили на эту работу, и испытала полный спектр чувств — от радости до волнения за то дело, которое мне предстоит выполнить.
— Если бы существовала машина времени, есть что-нибудь такое, что вы хотели бы сделать по-другому?
— Думаю, что нет. В моей жизни были потрясающие учителя, и я боюсь, если что-то изменить, они не появились бы на моем пути. Вообще, я очень довольна своей жизнью и не хотела бы, чтобы что-то сложилось иначе. Другое дело, что иногда, видя какую-то неправильность или несправедливость, я шла на компромисс с собственной душой, и это оставляло во мне следы.
Моя бытовая жизнь самая обычная, средняя, но вот в профессии всегда есть адреналин. Последнее время я заметила за собой, что если меня просят о чем-то или предлагают что-то, но мне понятно, что это сделать невозможно или просто неинтересно, то открыто говорю, что этим заниматься не буду. Если же ясно, что я могу конкретно помочь или мне это интересно, то я буду стараться это выполнить. Именно в такие моменты и появляется волнение на адреналине. Я люблю это состояние, люблю испытывать драйв от предвкушения результата. Важно не просто работать ради работы, а для того, чтобы получилось хорошо со многих точек зрения. В последнее время поступает буквально по два-три предложения или просьбы в неделю. Я сразу начинаю думать, что можно сделать и, что самое удивительное, придумываю, как можно это реализовать. Я быстро нахожу людей, специалистов, которые могут решить проблему, даже правительственную задачу. Мне интересно помогать, интересно строить, а не разрушать. Хочется, чтобы все улыбались, чтобы люди были счастливыми, чтобы им было хорошо.
— Каким должен быть кругозор современного тренера?
— Очень широким. Не интересоваться ничем, кроме фигурного катания, — это как минимум неразумно. Мне интересно все: политика, искусство, образование, театр, история, литература, музыка, медицина, строительство.
— Когда вы все успеваете?
— О! Это просто любопытство. Вообще, я не только фигурным катанием живу, мне интересны очень многие вещи, а когда интересно, то начинаю копать и все запоминаю. Вот мы с сестрой поехали в Боровск — есть такой красивый городок в Калужской области, — заказали экскурсию об истории семьи Морозовых. Я теперь знаю историю боярыни Морозовой, историю протопопа Аввакума, знаю, в какой келье он сидел, где и как его мучили, куда его дети потом уехали, — мне это интересно.
Мне интересно понять, как работают некоторые структуры и системы, почему какие-то оказываются дисфункциональными, почему что-то проседает, не срабатывает? Или, например, почему существует предательство? Я иногда пытаюсь встать на место человека, который делает неблаговидные поступки и других умудряется оценивать с этой точки зрения, чтобы понять, как это может быть. Мне интересна суть и поступков, и мыслей, и жизни вообще. Это просто моя жизненная философия. Я часто думаю, почему люди не умеют прощать, концентрироваться на хорошем, делать полезное? Зачем портить кому-то нервы, говорить гадости, обижать? Я не трачу время на социальные сети, у меня нет «Инстаграма». Ведь жизнь бьет ключом, столько можно сделать хороших дел, а люди сидят в телефонах, вообще ничего вокруг не видят. У меня в доме нет телевизора, мне неинтересно. Если вдруг где-то вижу телепередачу, то понимаю, от какого количества барахла я освободила свою голову. В телевизоре все происходит наоборот: человек — предатель, а про него каждый день рассказывают. Что это за герой такой?
— Вы про допинговый скандал?
— Да, и это в том числе… Нужно забыть о предателе, как человек он кончился. А нам рассказывают столько разных подробностей. Много таких вещей, и не только со спортом связанных. Как-то в мире сейчас странно все устроено. Мы же живем все на одной планете, уничтожить ее можем за одну секунду своими распрями и войнами. Сейчас столько взрывается на земном шаре бомб, что все может рухнуть вокруг, но люди об этом не думают, а решают свои финансовые вопросы. Что надо было делать с природой, чтобы у нас снег выпадал летом, а зимой цвели ландыши с подснежниками? Когда на это все насмотришься, приятно прийти на работу и почувствовать себя в сказочном мире, далеком от всего этого. Как в Зазеркалье.
До и после— Нина Михайловна, как вы относитесь к тому, когда про вас говорят, что вы скорее менеджер, чем тренер, потому что вы собрали большую команду, которая, собственно, работает?
— Сначала я обижалась, потом перестала. Видимо у всех разное понимание слова «менеджер». Для меня это слово совсем не отрицательное. Я так рассуждаю: скажем, дизайнеры одежды разве пришивают пуговицы или отстрачивают ткань? Они придумывают модель, рисуют эскизы, подбирают материалы, делают примерку и прочее. Или дирижер, который управляет оркестром. Никого же не смущает, что он не играет на всех инструментах по очереди? Тогда почему в фигурном катании не может быть так же? Почему кому-то это колет глаза?
Те, кто может собрать команду или стать частью команды, работают очень эффективно. Я раньше тоже все делала сама-сама, потому что, как говорится, хочешь сделать хорошо — сделай сам. Но после долгих лет поняла, что была неправа. Я пришла работать на этот каток и захотела двигаться дальше. Сегодня в спорте высших достижений в одиночку добиться результата нереально. Разве что работать только с одним человеком или одной парой, и если тренерский опыт и уровень это позволяют. Даже в хоккее в наши дни уже не говорят «старший тренер, младший тренер», а говорят «тренерский штаб». Я считаю, что такая практика самая актуальная и современная. Когда я что-то делаю, то всегда хочу максимума. Я всегда говорю: посмотрите на табло — если там есть результат, то не мешайте работать. Если мне уже не суждено, если мои золотые страницы в прошлом, я это пойму. Если появится человек, который может заменить меня, то я подвинусь и буду помогать, чем смогу. Я совершенно современный человек — без дешевых амбиций типа «не дам, не пущу».
— Как внутри вашей команды распределены обязанности?
— Все знают, что кому делать: кто-то работает в зале, кто-то на льду, кто-то делает массаж, кто-то занимается документами и прочее. Я даже никого не проверяю, потому что не сомневаюсь ни в ком. Я для себя оставила только подводку спортсмена к старту. Мне нужно, чтобы в нужный момент, в нужный час, в нужную секунду спортсмен смог выйти на лед и победить. Это моя работа — правильно подвести спортсмена к старту, правильно все спланировать, определить количество и последовательность прокатов. Так что от борта я никуда не отхожу, стою около него сутками, потому что я должна чувствовать своих спортсменов, знать про них все.
У меня каждый день расписан по часам и минутам, но если я вижу, что кто-то не в том состоянии по каким-либо причинам и не может выполнить план, то я его корректирую. Бывает, я консультирую других тренеров, и они мне говорят: «Вы нам план напишите, а мы его выполним». Как это, просто механически написать? Если я какую-то программу составляю, то знаю не только последовательность элементов, я знаю, как ее накатывать, как физиология работает, какой пульс у спортсмена должен быть, когда интервал отдыха минута, когда три минуты, а когда без отдыха сразу включаемся. Меня всему этому очень давно научили Станислава Игоревна Ляссотович и Михаил Михайлович Дрей, которых, к сожалению, больше нет с нами. Другое дело, что у меня не было возможности испробовать это в большом спорте, то есть на уровне юниоров я доходила до медалей — десять титулов с юниорских чемпионатов мира, — а потом по каким-то «сказочным» причинам опять возвращалась на юниорский уровень. Но меня это стимулировало, я начинала снова и снова, потому что я игрок. Правда, в одно время мне пришлось из страны уехать, потому что стала неудобной для Федерации. В то время было много тех, кто уехал, поднял там фигурное катание. Теперь на медали претендуют сильные спортсмены из других стран, а в основе всего русские специалисты-изгои, с которыми многие годы «боролась» Федерация.
— Фигурным катанием занимаются люди талантливые, амбициозные и при этом очень ранимые, обидчивые — такая гремучая смесь. Как вы управляетесь со своими?
— Сложно. Через все приходится проходить: через радости и истерики. Надо быть психологом, чтобы сказать человеку правду, объяснить, как надо работать в команде. Раньше я стеснялась это делать, а потом научилась. Я же это говорю не для того, чтобы кого-то обидеть или наказать, а чтобы лучше стало. Ну а как иначе?
Я очень люблю своих спортсменов и очень хорошо их знаю. Когда они не накрашенные, не в костюмах, со своими домашними, семейными, личными проблемами, с плохим состоянием здоровья, желанием-нежеланием, возможностями-невозможностями. Я знаю, в какой момент надо сказать, в какой момент промолчать, где помочь, где, наоборот, остановить, где настоять на каких-то вещах. Здесь столько всяких «до» и «после». Таня и Максим на этом катке взялись за руки. Когда я сейчас читаю, что они пришли ко мне готовыми, — мне становится смешно. Да, как парники они, безусловно, все умеют, но объединение в одну пару — это психология, потому что они обучены разными людьми.
Часто бывает так, что тренер смотрит на чужого ученика и думает: «Какой классный спортсмен, вот бы катался у меня», а потом спортсмен к нему переходит, и оказывается, что там каждый день восход солнца вручную. Чужое всегда кажется лучше своего, но в каждодневной работе все совсем по-другому. Как бы я ни относилась к канадцам Дюамель — Рэдфорд, но это же уму непостижимо, чего могут достигать люди, абсолютно, на мой взгляд, не подходящие друг другу по параметрам. То, что делают тренеры Бруно Маркотт и Ришар Готье, — умелая тренерская работа спрятать их недостатки, показать достоинства, а потом реализовать свои умения на старте. Это самое важное в спорте высших достижений.
— Какие события оставили на вас самый серьезный отпечаток?
— Ну тут понятно: конечно, Олимпиада, потому что для меня она была первая. В Сочи я посетила 13 видов соревнований, в результате я видела, как было завоевано 10 золотых медалей. Дело дошло до того, что тренеры и спортсмены мне говорили: ты наш талисман, а руководство пообещало привезти меня в Рио прямо в этой шубке. (Смеется.) Началось с того, что наша телевизионная ведущая Юлия Бордовских попросила меня пойти на соревнования по шорт-треку: «Пойдем, нашим мальчикам обязательно нужно попасть в финал». Смешно! Но когда действительно Виктор Ан, Семен Елистратов и даже Володя Григорьев, у которого не было шансов, вышли в финал, то мне все сказали: «Потому что ты пришла!» После этого меня реально начали возить по соревнованиям. На сноуборде я стояла на финише, и Алена Заварзина после очередного заезда говорит: «Теперь я знаю, к кому я буду спускаться». В итоге Вик Уайлд — первый, Алена стала третьей, а у меня текли слезы радости, что у них все получилось. Через день журналист одного из телеканалов очень удивил, захотев взять у меня интервью по сноуборду. Оказывается, Алена сказала, что в ее медали есть и моя заслуга. Дело в том, что накануне Олимпиады, в декабре, Вик и Алена травмировались, и я познакомила их с нашим американским слепым остеопатом Хорхе Фернандесом, который буквально поставил их на ноги. Именно Хорхе недавно и Федю Климова снова спас.
Катапульта для двоих— Нина Михайловна, как вы относитесь к нынешнему прогрессу в парном катании? Вы знаете, что делать, чтобы побеждать дальше?
— Для меня это очень сложный и болезненный вопрос… Я вообще всегда принимала правила игры и отвечала на вызовы. Мы и сейчас ответить пытаемся, хотя это очень не просто. Мои ребята — уже давно состоявшиеся спортсмены, и все соперники ставили себе задачу их победить. В результате они нашли альтернативу в виде элементов ультра-си уровня — и это нормально. Достаточно возрастной канадский дуэт тоже пошел этим путем. Мне же всегда нравилось красивое фигурное катание, не только парное, а я сейчас не могу сказать, что получаю удовольствие, потому что парное катание превратилось в акробатику, в катание одиночек с бесконечными прыжковыми элементами. Интересных программ практически не осталось, потому что смотреть на математически выверенное количество секунд на каждый элемент неинтересно. Сейчас Николай Морозов сделал Ксюше и Феде программу — сидим, обсуждаем. Он мне говорит, что от связок пришлось отказаться, потому что они заняли лишних десять секунд, и я понимаю, что вся задуманная красота уже обрезана, потому что банально не хватило времени. Остаются только элементы, и ты понимаешь, что их надо показать только в ультра-си варианте, иначе ты просто неконкурентоспособен.
— Вас в прошлом сезоне много критиковали в прессе за отставание от мировых лидеров: китайцев и канадцев. Как вы планируете их догонять?
— Обидно, когда журналисты в упор не замечают уникальный параллельный каскад в исполнении Столбовой — Климова, который даже в одиночном катании не все могут сделать. Ксения и Федор ставят для себя цель — четверной выброс, но прошлым летом они травмировались на изучении этого элемента, пришлось остановиться и войти в сезон с тем, что есть. После финала Гран-при опять начали учить, и опять травма. Но мы доучим. Если прошлым летом это были только попытки, то сейчас мы уже знаем, что это реально. У нас был план на чемпионате Европы сделать четверной выброс в программе, тут случилась новая травма: Ксюша во время приземления пробила себе камбаловидную мышцу и не могла ходить.
Но она уперлась, что поедет на чемпионат Европы, мы нашли специалистов, которые поставили ее на ноги за неделю. Только Ксения начала все делать в полную силу, у Федора повисло плечо, он два месяца не мог поднять руку выше плеча. Была просто безнадега. В итоге мы поехали к Хорхе, и он сделал все возможное, чтобы ребята достойно выступили на чемпионате мира.
Вы, кстати, спросили, приняла ли я вызов, — конечно, я его приняла. Получится или не получится — другой разговор. Но я, кажется, перестала любить свою работу: я каждый день подвергаю своих девочек смертельной опасности, потому что, когда ты видишь, как они рвутся, как они бьются… Одна журналистка написала, что у меня в группе очень большое количество травм, забыв, что у меня три пары основного состава сборной, которые штурмуют сверхсложные элементы. Любой организм имеет предел. У Юки Кавагути порванные ахиллы, у Кристины Астаховой был перелом отростка позвоночника, американка Хейвен Денни (выступает в паре с Брендоном Фрейзером) порвала все связки в колене из-за перекрута на четверном выбросе, у китайской спортсменки Суй Вэньцзинь было падение и удар виском, она через полтора месяца после этого каталась на чемпионате мира, практически ослепнув на один глаз с минус 8. Совершенствоваться стало опасно для жизни, и мне это не нравится.
— В ИСУ не думают запретить такой риск для жизни?
— Я задавала им этот вопрос, но никто не будет останавливать прогресс, хотя все понимают, что это ужасно рискованно. Когда одиночник прыгает четверной прыжок, он сам управляет своим телом, а здесь два человека работают как катапульта, если они не попадают в скорость и ритм, то страшно думать, чем это может закончиться. Когда Максим Траньков увидел падение Наташи Забияко — мы на той тренировке делали видеозапись, — он сказал, что свою жену бросать так никогда не будет, что он не хочет возить ее в кресле-каталке и кормить с ложечки, потому что это опасно для жизни. Самое обидное, что Наташа сделала идеальный элемент, только начала чуть-чуть раньше раскрываться и из-за этого упала. И падение-то было нестрашное, но ее отбросило навзничь за счет скорости, и она ударилась головой. Когда на следующий день Ксения решила пойти на четверной выброс, со мной было что-то невероятное: у меня тряслись колени, руки, текли слезы, дрожали губы. Я не знала что делать: накануне такая ужасная травма, эта трагедия, которую мы всей командой переживали, а на следующий день — шоу опять продолжается? Я не понимаю пока, что делать дальше, не знаю, как преодолевать этот рубеж ежедневно, как разрешать спортсменам идти рисковать головой. Лично для меня это большой вопрос.
А спортсмены хотят побеждать. Наташа, лежа в больнице под проводами, на следующий день шлет мне СМС со знаком «V», а потом говорит: «Ну мы сначала на веревочке поделаем этот выброс?» Я сейчас вам об этом рассказываю, а у меня мурашки.
— Насколько станет широко возможным исполнение всех этих элементов? Как должны быть подготовлены девушки, чтобы делать четверные выбросы, подкрутки?
— Теперь партнерша, чтобы выполнить четверной выброс, должна быть накачана, как мужчина, потому что нагрузки мужские. Я перед чемпионатом мира во время жеребьевки посмотрела на участниц — все в красивых платьях, прически, макияж, туфельки на каблуках, — а мне стало грустно. Стоят длинноногие стройные танцорши, а рядом парницы: ножки у них колесом, с каблука заваливаются, плечики квадратные, то есть мальчики стоят. Я никого не хочу обидеть, просто сейчас таков выбор парного катания: с длинноногими девочками тренеры уже не работают, потому что у них центр тяжести высоко и элементы сложно учить.
Мы будем работать над четверным выбросом дальше. Дело в том, что у меня собралась команда людей, которые хотят побеждать, а не просто быть участниками. И я тоже поняла, что мне этот адреналин победы очень важен. Я не хочу сидеть в Kiss & Cry ради того, чтобы махать кому-то рукой, заняв 18-е место. Если честно, то с четвертым тоже не хочу, да и с третьим, потому что если мы выходим бороться, то за первое место.
http://mosfigurist.ru/?p=1602
