«ОШИБОК БОЛЬШЕ НИКТО НЕ ПРОСТИТ»

Консультант сборной России легендарная Татьяна Тарасова, когда мы с ней по телефону договаривались о встрече, почему-то сказала: «Я сейчас так плохо сплю по ночам. В мои 150 лет это, наверное, неудивительно: больше знаешь – меньше спишь…».

– Татьяна Анатольевна, какие знания вам мешают спать?

– Любому человеку они, наверное, мешают. А тренер всегда спит плохо. У него масса вопросов к себе. К окружающим, к жизни, к характеру. У меня такой характер, что я никогда и ничем не могу быть совершенно довольна. На московском этапе Гран-при почему-то все у нас откатали только одну программу. И Ковтун, и Липницкая, и пары, и танцоры Боброва с Соловьевым. Боброва ошиблась в коротком танце на нескольких элементах, в произвольном упала. Больше им ошибок прощать не будут.

Ошибаться больше нельзя. И ведущие пары мира учат нас не ошибаться. Почему они могут не ошибаться, а мы не можем? Это вопрос тренерский, но и спортсменам он адресован тоже. Им срочно нужно включать мозги и пытаться понять, сколько раз тебе нужно повторить на тренировках, чтобы ты был в себе уверен. Кому-то нужно сделать это сто раз, а кому-то и тысячи мало.

– Как будет выглядеть «непрощение»?

– Оно придет к ним в образе их же собственных результатов. А эти результаты отразятся на всей их дальнейшей жизни. Жаль, что Ильиных и Кацалапов не попали в финал Гран-при. Это несправедливо. Они полюбили тренировки в этом сезоне. Мне очень нравится все, что они делают. В Париже они подняли зал, а Париж просто так на ноги не поднимешь. Публика не дура.

-- Вы утверждаете, что вам уже 150 лет, разумеется, не в буквальном смысле…

-- В буквальном.

-- Но, согласитесь, жизнь учит нас осторожности. А Максим Ковтун при вашем участии – это очень смелый эксперимент. Пять четверных прыжков в двух программах. У вас до сих пор не отбито желание к смелым экспериментам?

-- Нет, жизнь никогда не учила меня осторожности. Она учила меня идти вперед. И Елена Буянова, тренер Максима, это понимает, поскольку она работала у Жука, который тоже опережал свое время. Есть реальные результаты, которые, хочешь ты или не хочешь, дают оценку твоей работе. Вы бы здесь не сидели, будь у меня плохие результаты.

Максим Ковтун стал первым нашим мужчиной-одиночником, попавшим в финал Гран-при с 2006 года. А в короткой программе он – первый и единственный, кто делает два четверных прыжка. Я рада, что при этом жила. Что могу кого-то подтолкнуть, куда-то направить. Ковтун в августе перед контрольными прокатами сборной меня спросил: «Татьяна Анатольевна, вы это серьезно – о трех четверных в произвольной или вы кого-то попугать хотите?». Я сказала: « Попугать -- только тебя…». Никого не хочу пугать -- хочу использовать возможности, потому что Максим все это делает на тренировках.
«Я – С ТЕМИ, КТО ПРОБИВАЕТ ГОЛОВОЙ ПОТОЛОК»

-- Вы не боитесь сорвать его – психически, физически?

-- Мы не в аптеке. Надо пробовать! Когда-то я, убеждая Ягудина сделать четверной в короткой программе, чего тогда еще никто не делал, услышала от Алексея, какой у него, дескать, гениальный тройной аксель. И зачем ему с таким акселем еще и четверной. Он был так упорен в отстаивании своего акселя, что я вынуждена была ему пообещать, что хлопну дверью и не вернусь. Я хочу иметь дело только с теми, кто пробивает своей головой потолок.

-- Сразу четыре девочки попали в этом году в финал Гран-при от России. Вот кто пробивает головой потолок!

--  Тара Липински совсем девочкой стала олимпийской чемпионкой, потому что хорошо прыгала…

-- Вы хотите дать понять…

-- Терпеть не могу пророчествовать. Хочу, чтобы выиграл талант. Олимпийский чемпион будет виден. Ему никогда не подсуживают, он в этом не нуждается. У Патрика Чана каждый звук музыки отражается в душе, в коньке, после чего он выдает нам чистое искусство. Он может упасть, сорвать – но не как каждый. Я не дышу, когда он катается. Ю-На Ким? Помню ее маленькой, с программой «Танго», я тогда готова была выброситься на лед в качестве сувенирной игрушки. Сейчас… Она ускоряется на выездах из прыжков, это уникальное качество, но мое сердце молчит. Я знаю, что она сделает все, как нужно, и, может быть, поэтому мое сердце молчит.

-- В таком случае ваше сердце должно молчать и при виде Волосожар и Транькова.

-- Вы не правы. Они так наполнены -- изнутри, и друг другом, в них такая страсть… Я влюблена в эту пару. Дай бог им здоровья. Вот и все. Им больше ничего не надо.

У нас в фигурном катании всех хотели разогнать после Ванкувера. Первые лица государства ко мне подходили и с большим беспокойством спрашивали: «Татьяна Анатольевна, что у вас происходит?». Но, слава богу, что всех оставили. И Писеева, и Горшкова, и основных тренеров, всех, кто служит фигурному катанию много лет. Новые тренерские силы включились в работу. И вы же видите, кого удалось вырастить за прошедшие четыре года с той Олимпиады до этой. Волосожар и Траньков со своими предыдущими партнерами выглядели уже списанным материалом. Это была уходящая натура. Но Нина Мозер увидела их как пару, объединила, и вот что получилось! Какие девочки появились за это время, мальчик, танцоры… Во взрослом финале Гран-при от России четыре девочки, а в юниорском их еще пять! Нам просто нужно было немножко времени, чтобы спокойно работать.
«ПОЗНЕР ПРОКОММЕНТИРУЕТ ФИГУРНОЕ КАТАНИЕ»

-- Мы каждую неделю имеем удовольствие видеть вас в «Ледниковом периоде». Во многом благодаря этому проекту фигурное катание теснит биатлон. Вы предполагали, к каким последствиям может привести этот проект?

-- Для меня важно, что благодаря «Ледниковому периоду» родители всей страны повели детей на каток. Я редко смотрю телевизор, но, например, «Голос» смотрю с удовольствием. Там ищут и находят людей, умеющих петь, – если бы не эта передача, о них бы никто не узнал. Это грандиозная селекционная работа, очень нужная России. У нас в фигурном катании такой селекцией занимается Галина Голубкова. Все, кто родился и уже надел коньки, ей известны. Но, к моему большому сожалению, никто так и не нашел, не подвел к микрофону с тех пор, как я выводила на лед свои пары на Олимпиаде в Саппоро и до сего дня комментатора, равного Озерову. И мне часто приходится смотреть фигурное катание без звука.

-- Кто будет комментировать нашу домашнюю Олимпиаду?

-- Тарасова и Владимир Познер.

-- В паре? Ваша кандидатура меня не поражает, но Познер – как и у кого возникла такая неожиданная мысль?

-- У американцев. Познер будет комментировать Олимпиаду в Сочи для телеканалов США, а рядом с ним у микрофонов будут сидеть сплошь одни только олимпийские чемпионы. Вы представляете, какое признание?

-- А для России?

-- А для России – уже я. Меня пригласили сразу два канала. Первый и «НТВ». Пока не представляю, как смогу все это совмещать…

-- Татьяна Анатольевна, откуда появилась информация, что вы готовите к Олимпиаде наших соперников? Называются конкретные имена – Флоран Амодио и Мао Асада, Париж, две тренировочных сессии по пять дней каждая.

-- Я опровергала эту странную инсинуацию в интервью ИТАР-ТАСС. Не понимаю, откуда все это могло возникнуть. Меня якобы приглашают в Париж к французскому фигуристу Флорану Амодио на две тренировочных сессии, и туда же прилетит из Японии Мао Асада. Но почему-то и меня, и Асаду об этих тренировочных сессиях предупредить забыли. И Мао, представьте, об этом тоже не знает. И билет мне никто не прислал. Работа с иностранными фигуристами для меня перед домашней Олимпиадой категорически исключена.

С.КОРЗУН – Да, ладно, не отнекивайтесь. Можно сказать несколько десятков действующих чемпионов вырастили.

Т.ТАРАСОВА – Не отнять, но дальше надо все время доказывать свою профнепригодность или пригодность. Это у нас такое дело - выходи и делай!

С.КОРЗУН – На катке-то продолжаете доказывать?

Т.ТАРАСОВА – Стараюсь.

С.КОРЗУН – Что с этой Олимпиадой, едите? Про Олимпиаду, вообще, не собирался особо сегодня, но в любом случае надо сказать, Олимпиада-то будет.

Т.ТАРАСОВА – Да, еду.

С.КОРЗУН – В качестве?

Т.ТАРАСОВА – В качестве и тренера команды и комментатора. Буду комментировать на «НТВ-Плюс» и на «Первом канале» то, что буду успевать. Буду стараться.

С.КОРЗУН – А вы остаетесь до сих пор тренером-консультантом это, по-моему, так называется?

Т.ТАРАСОВА – Остаюсь, еще пока не сняли с работы.

С.КОРЗУН – Не сняли с работы. А, что же – ожидается снятие?

Т.ТАРАСОВА – Знаете, я вам говорю: у нас надо доказывать, у нас такая профессия конкретная.

С.КОРЗУН – Понял. Из ваших питомцев – кто? За кем больше всего будете наблюдать на Олимпиаде?

Т.ТАРАСОВА – Я буду наблюдать за всеми, за всей нашей российской сборной. Я конкретно здесь не имею отношения. Я больше помогала Ковтуну, который не попал и немножко помогаю Аделине Сотниковой, но, в принципе, всем, которые в той или иной мере…. Жизнь каждого спортсмена, который участвует в Олимпийских играх, я ее знаю, и, когда-то прикладывала к ней свои какие-то усилия или советы, или деловые какие-то рекомендации. Так что я не считаю себя совершенно чужой, я их всех считаю своими?

С.КОРЗУН – «Тарасята» все практически…?

Т.ТАРАСОВА – Нет, это не значит…, это не те, которых я тренировала. Просто это… сейчас ведь уже другая страна, другие взаимоотношения, и у тренеров со спортсменами тоже это все по-другому. Я как бы консультант – меня могут спросить, меня могут и не спрашивать. В связи с тем, что мы раньше жили в стране Советов, а теперь мы в ней не живем, раньше мы давали советы, а сейчас только тогда, когда нас спрашивают.

С.КОРЗУН – Ну, есть ощущение, что возвращаемся, а некоторые говорят, что никогда и не переставала наша страна быть страной Советов…

Т.ТАРАСОВА – У вас тут дует так!

С.КОРЗУН – Попросим немножко уменьшить.

Т.ТАРАСОВА – Как будто мы на улице, хорошо – как будто мы на олимпийских играх.

С.КОРЗУН – Вам же не привыкать, в общем-то – там всегда ледяной ветер.

Т.ТАРАСОВА – Ну, ясное дело!

С.КОРЗУН – Я, кстати, о шубе вспомнил о вашей. Она где-то висит у вас в запасниках та самая шубка?

Т.ТАРАСОВА – Почему вы думаете… Я работаю с 20 лет.

С.КОРЗУН – Так.

Т.ТАРАСОВА – Мне сейчас, в это году, вот на Олимпийских играх будет 67. Неужели вы думаете, что я все в одной шубе хожу? Где ж такое качество было взять. Последняя сгорела, когда я закончила работать с Лешей. Она просто на олимпийских играх сгорела. Я ее сняла, и упала с нее подкладка – она вся сгорела. Вот такая…

С.КОРЗУН – Внутренняя энергия.

Т.ТАРАСОВА – Да, такая внутренняя энергия ходит в нас, тренерах, что у нас все горит.

С.КОРЗУН – Ну, и раз заговорили, шуба – это один большой талисман для всех. Черепашки тоже остаются в качестве талисмана?

Т.ТАРАСОВА – Вы знаете, давно отдыхают.

С.КОРЗУН – Отдыхают уже. На почетном, заслуженном отдыхе.

Т.ТАРАСОВА – Ну, не знаю, может быть, проснутся. Пока отдыхают.

С.КОРЗУН – Возвращаясь к Олимпиаде, больше всего говорили – понятно, что люди на виду – как раз Ковтун – Плющенко. Вы здесь ваше субъективное, наверное, мнение уже, правильно, сделали в итоге или нет?

Т.ТАРАСОВА – Я считаю, что правильно. Я считаю, что правильно. Я видела Женины усилия. Единственно, что Ковтун не должен был, как бы отбираться на Европе, потому что он выиграл чемпионат страны. Чемпионат страны – это что-то значит. Я привыкла, что чемпионат страны, первый человек, которые выигрывает - это вообще, что-то значит настоящее. Настоящая большая победа. И поэтому на Европе мы еще хотели кое-что попробовать, но у нас не получилось. Может быть, мы на одну тренировку сделали, может быть, он чуть-чуть испугался этих задач, но все равно, он не сделал там ни одного…, я его таким не видела, таким тренирующимся безошибочно.

У нас не было цели бороться с Женей. Мне кажется, что они очень мотивировали друг друга, потому что появился какой-то для Жени сопляк, который, вообще, тут прыгает, да еще, в конце концов, чемпионат России выиграл. Это тоже очень серьезная мотивация для того, чтобы его сравнивать как-то с другими. Он, вообще, на них внимания не обращал. Я видела Женины усилия с лета. Я видела, как он тренируется, я видела, как он занимается силовой подготовкой, как его тело стало совершенно другим, готовым к результатам. Притом, что перенесенная операция – это нелегко. Поэтому я профессиональный тренер, и я счастлива за таких людей, которые имеют такую мотивацию, которая ведет их дальше, дальше по четыре года. Это огромные люди, понимаете?

С.КОРЗУН – Мотивации, Татьяна Анатольевна… Все же говорят, что с определенного возраста и кости становятся уже немножко другими, и мышцы…

Т.ТАРАСОВА – А, кто говорит? Кто говорит? А у нас предела нет, предела нет.

С.КОРЗУН – А кто из великих спортсменов жил долго и счастливо и не ремонтировался время от времени?

Т.ТАРАСОВА – «Ремонтировался». Вот он подремонтировался. Я еще помню Олега Алексеевича на своем 60-летии. Это было не так уж давно, который поднимал Милочку на вытянутые руки. И весь зал, огромный 15-тысячный зал стоял на коленях, увидев их, понимаете. Поэтому для меня это все уважительно. Это расширяет наши тренерские, вообще, возможности и соображения по поводу того, сколько может человек… Я много работала с японцами и даже одно время меня звали «япона-мать», но, как бы они расширили мои представления о возможности тренировки.

С.КОРЗУН – То есть, еще больше, чем мы при советской власти, да?

Т.ТАРАСОВА – Да. Многим помогла из них. Возможности человеческих возможностей, понимаете? Включая 6-дневную тренировку, 12 раз в неделю – как это работает. Наши - не делают таких объемов.

С.КОРЗУН – А вы по-прежнему считаете, что объем решает все? Есть и другие как бы концепции.

Т.ТАРАСОВА – Есть другие концепции, которые тоже… как усваивает человек? Сколько надо катать для того чтобы эту минуту выступить? Это все тренерские вопросы, которые мы… у нас же голова никогда не бывает свободна. Если ты куда-то идешь, и у тебя такое настроение, что ты это не помнишь – ты всегда об этом думаешь: сколько ты сегодня дал, сколько раз ты дал, сколько повторов ты дал, как они увеличат твою силу, скорость - это все…

С.КОРЗУН – Сумасшедшая жизнь, НЕРАЗБ. когда вижу людей, которые, естественно, в дневнички записывают, сколько этих упражнений каждый день… там у них такие… фолианты с собой в руках.

Т.ТАРАСОВА – А как же! Это же серьезное дело: сколько повторов ты сделал с максимальным весом, сколько подходов, сколько ты килограмм повесил на ноги, как ты развиваешь свою силу.

С.КОРЗУН – Татьяна Анатольевна, по поводу телевизионных проектов с непрофессионалами, скажите так честно, без дураков…

Т.ТАРАСОВА – Без дураков скажу.

С.КОРЗУН – Без дураков, как в программе и положено. Это как бы на уровне мирового спорта, либо это все-таки другая активная сторона ваше жизни?

Т.ТАРАСОВА – Ну, как это может быть на уровне мирового спорта? Это шоу-программа. У нас есть много разных шоу по миру, которые забирают всех олимпийских чемпионов, интересно катающихся людей, развивающихся людей, которые даже не умеют иногда выступать на соревнованиях; которые всегда проигрывают соревнования, потому что у них психика: «психоз, невроз и токсикоз», но которые очень интересно развиваются. Они развиваются так, как никто. Они делают интересные вещи, интересные шаги, интересные всякие прыжки. Они творчески очень работают, и у них это получается. И это никто не отменял.

С.КОРЗУН – То есть, это не третья профессиональная лига, это что-то совсем другое.

Т.ТАРАСОВА – Нет, это не третья профессиональная лига, это что-то иное. Эти соревнования, которые были на Первом канале – я очень благодарна им за то, что они провели эти соревнования. Это проводил ДикБаттон, это соревнования среди профессионалов. Мы тоже в них участвовали, но мне посчастливилось участвовать с Климовой и Пономаренко – два раз мы выигрывали, с Ягудиным. Это было колоссальные соревнования. В них принимали участие Белоусова и Протопопов. Они катали там уникальные номера, которые являются шедеврами мирового фигурного катания. Это другая совершенно сторона. Там нет многооборотных, может быть, прыжков; а кто-то ими владел, наоборот – это у них есть, как трюки. Каждый берет своим.

С.КОРЗУН – То есть, это фактически ледовое шоу.

Т.ТАРАСОВА – Это ледовое шоу – так оно и объявлено. Соревнования среди профессионалов – это была всегда своя точка зрения на фигурное катание, всегда была изложена его участниками, и это было потрясающе интересно. И судили эти соревнования все выдающиеся спортсмены предыдущего времени или этого времени, понимаете? Это был такой взгляд очень интересный. Я первый раз, когда попала, чуть с ума не сошла от восторга, честно.

С.КОРЗУН – Но вы ведь сами делали ледовое шоу практически 14 лет.

Т.ТАРАСОВА – Да, делала.

С.КОРЗУН – Это было одно из первых или чуть ли не первое в России.

Т.ТАРАСОВА – Я очень любила эту работу и по ней очень скучаю.

С.КОРЗУН – На чем разбежались? Разное говоря. О том, что стали уходить из вашего шоу, другие шоу там разбирали.

Т.ТАРАСОВА – Это был такой как бы театр, первый театр, который был на самоокупаемости. Это очень тяжелое дело, потому что наш лед стоит очень дорого. Анна Ильинична Синилкина отдала какие-то комнаты на стадионе.

С.КОРЗУН – Я напомню, что это ледовый театр: «Все звезды» - так он назывался.

Т.ТАРАСОВА – Да, мы объехали весь мир. Так что я как-то и отдохнула немножко, я пору лет не работала со спортсменами и многому научилась, потому что я работала режиссером. Посмотрела, как тренируются Торвилли Дин. То есть, я для себя очень много подчеркнула из того, что я видела, как Торвилл–Дин могут сделать по 7 прокатов. Для меня это было…

С.КОРЗУН – Это много, мало?

Т.ТАРАСОВА – Для меня это был сюрприз.

С.КОРЗУН – То есть, это много, это очень много.

Т.ТАРАСОВА – Да, это много.

С.КОРЗУН – 7 прокатов – это значит 7 раз одну и ту же программу…

Т.ТАРАСОВА – Разные.

С.КОРЗУН – Разные программы.

Т.ТАРАСОВА – Но подряд.

С.КОРЗУН – Ничего себе!

Т.ТАРАСОВА – Так что это очень интересно. Очень интересная была работа, которая очень потом повлияла на какие-то мои хореографические, может быть, возможности в постановке разных спектаклей, программ и моего тренерского какого-то понимания. И как раз сегодня я хотела бы упомянуть, что мне в музыке всегда помогал такой прекрасный концертмейстер, как Маша Баранкина, и к моему большому сожалению, один день болеет серьезным вирусом и ее сегодня не стало. Все друзья – мы находимся в глубоком шоке и соболезнуем нашим близким друзьям, которые потеряли дочь, у которых есть девочка 4-х лет и мальчик 17-ти.

С.КОРЗУН – Примите наши искренние соболезнования. Я не хотел об этом упоминать, если вы не упомянули…

Т.ТАРАСОВА – И она мне могла отвечать, Маша, совершенно на любые вопросы, которые я ей задавала по музыке, совершенно любые вопросы. Она была очень глубоким человеком, насквозь пронизанным музыкой.

С.КОРЗУН – Это, в том числе, та причина, по которой мы сегодня выходим без видео, без картинки и без программы Сетевизора а только в радиоэфире.

Т.ТАРАСОВА – Да, потому что вид ужасный.

С.КОРЗУН – Очень хорошо выглядите, кстати, здорово просто выглядите. Я уж, готовясь к этой программе попадал на разные диеты, которыми вы пользовались…

Т.ТАРАСОВА – Давайте-давайте, я все скажу.

С.КОРЗУН – Про диеты тоже расскажете?

Т.ТАРАСОВА – Конечно, расскажу, если спросите, если это интересно.

С.КОРЗУН – Давайте про музыку тогда, если вспомнили, о вашем муже, замечательном – еще неизвестно, кто известнее, в общем, в мире – Владимир Всеволодович Крайнев, который умер несколько лет назад, с которым вы очень долго прожили.

Т.ТАРАСОВА – 33 года.

С.КОРЗУН – Он же для вас и спектакли для вас писал и музыку?

Т.ТАРАСОВА – Он мне написал целый проект, как раз Женя Баранкин – отец Маши – написали мне целый лист: 10 спектаклей, которые я должна была выполнить - там, вообще, было 14, я все 14 поставила – которые в ближайшие годы я должна была поставить. Я все их поставила. И сейчас проводится конкурс имени Владимира Крайнего в его Харькове, где он вырос, где он еще 7-летним мальчиком играл концерт Гайдна, и все его ученики принимают участие в этом конкурсе, как жюри, и даже у Кати Сканави принимает участие у его, в общем-то второй ученицы. Первой была Бойко, вторая была Катя, которую привели – и вот, Катина дочка будет принимать в этом… Там очень заявлены хорошие настоящие дети, очень способные. И этот конкурс продолжает жить благодаря его друзьям и друзьям конкурса и его ученикам, которые все очень внимательно к этому относятся, и, в общем, работают на таком безумном уровне…

С.КОРЗУН – Возвращаясь к вашей совместной как бы деятельности, вы заказывали мужу какие-то вещи, которые видели, или он предлагал?

Т.ТАРАСОВА – Нет, я не всегда слушалась. Я ведь не похожа на послушную. Он мне записывал специально для Бестемьяновой с Букиным рапсодию на тему Паганини Рахманинова. Мне специально это писали, и он играл.

С.КОРЗУН – Он лично играл.

Т.ТАРАСОВА – Да, он лично играл. Вы не представляете даже, как они сыграл. Мне кажется, что кататься было это… как стихи прекрасные читать – так он сыграл. Слава Зайцев делал к этому костюмы. Вообще, собиралась такая лучшая компания на свете, которая помогала делать мне чемпионов, помогали каждый в своей профессии, каждый по самому высшему разряду. Потому что я никогда не стеснялась просить помощи и считала это правильным подходом к профессиональному делу.

С.КОРЗУН –Возвращаясь к мужу, на ваш взгляд, это нормальная была жизнь? Если вернуться назад, не переделали бы?

Т.ТАРАСОВА – Прекрасная!

С.КОРЗУН – Он в Ганновере, вы то в Америке жили, то в Москве.

Т.ТАРАСОВА – Ну, во-первых, мы сначала первые 10 лет даже больше, первые 13 лет мы прожили здесь, в Москве.

С.КОРЗУН – На Соколе, в той самой знаменитой квартире.

Т.ТАРАСОВА – На Соколе, да, в небольшой совсем квартире, где собиралось до 75 человек, как – даже я не представляю.

С.КОРЗУН – Это был какой-то коридорчик, где на велосипеде катались, да?

Т.ТАРАСОВА – Ну вот так собирались. Миша Жванецкий приезжал, читал, по осени, когда он приезжал из Одессы, он всегда приходил к нам, и собиралась компания, как всегда Вова говорил и Женя Баранкин: «евреев и коммунистов» и мы, значит, слушали с открытым ртом. Там всегда были очень интересные люди, и нам было очень весело жить. Мы жили очень весело и очень наполнено. И я видела, когда у меня было время с ним на гастроли по Сибири – потому что у него был всегда не проходящий гастрит, переходящий в большие язвы и надо было готовить на кипятильнике хотя бы какую-то курицу-спортсменку ловить синюю - поэтому я с ним ездила. Я ездила с ним и по Европе. Нас сначала не пускали, а затем пустили, и мы ездили, он брал меня на концерты, таким образом, я побыла с разными оркестрами и посмотрела, какой успех у русских музыкантов за границей. Я была с ним, когда он играл в Золотом зале Европы, в Musikverein. Я была на трех разных концертах. Я была с ним в Германии, где после концерта Рахманинова практически сломали весь зал.

С.КОРЗУН – В каком смысле?

Т.ТАРАСОВА – Потому что все вскочили и стали кричать и вести себя просто… Ну, потому что это было потрясение, понимаете? И я ему очень благодарна за то, они ездили с мамой по Америке, например, а я к ним - там работала – подтягивалась или они ко мне. Понимаете, это была настоящая честная жизнь и профессорская жизнь, когда мы приехали в Ганновер, и когда мы жили очень скромно, и с нами приехали пять человек его учеников, которых он старался спасать от армии. И мама, и я, мы готовили, готовили и давали… мы всегда сидели за одним столом. И так мы прожили очень много лет, помогая детям. Это был такой же дом, как, когда я снимала в Америке, это был дом, где звучит музыка 24 часа. Стояло три инструмента: один готовился, второй уже стоял на входе, третий работал с Вовой и так с утра до ночи, и всем мы друг друга очень любили. Вот, например, Саша Мутузкин сейчас он профессор Нью-йоркской школы, ему всего 34 года, и он мне как сын. Потому что такая была близость отношений.

С.КОРЗУН – Татьяна Анатольевна, поняли – только катка не было там, наверное. Три рояля – уже места для катка не оставалось.

Т.ТАРАСОВА – Город Ганновер – это единственный город, в котором нет катка. Германия.

С.КОРЗУН – Перерыв на новости делаем, вернемся в студию через 5 минут.

НОВОСТИ.

С.КОРЗУН –Я напомню, что в гостях у меня заслуженный тренер России по фигурному катанию Татьяна Анатольевна Тарасова. Посмотрел я на вопросы. Активно идут сегодня в программу. Давайте на насколько может быть и ответим. Сначала уточнение. Владимир из Омской области просит уточнить: вы будете комментировать на «НТВ-Плюс» Олимпиаду или только анализировать в студии – ему очень важно знать.

Т.ТАРАСОВА – Я буду и комментировать и анализировать.

С.КОРЗУН – То есть, все вместе – полный комплекс работы.

Т.ТАРАСОВА – Что успею, да. В студии буду обязательно.

С.КОРЗУН – В студии обязательно, в том числе, и во время как бы прямых соревнований. И анализировать.

Т.ТАРАСОВА – Да, анализировать и Анна Дмитриева предложила, мне кажется, интересную вещь, чтобы я, находясь в студии, включала какие-то свои заметки по поводу того, кто будет кататься следующий, обращала ваше внимание на что-то, на то, на что я считаю нужным обратить. Потому что, конечно, я всех знаю на протяжении многих лет.

С.КОРЗУН – Сергей Добровольский просит: «Про диеты спросите обязательно». Скажите самое главное.

Т.ТАРАСОВА – Про диету. Просто, как Галина Павловна Вишневская говорила: «Есть надо меньше» - вот и вся диета. Я обратилась к Маргарите Васильевне Королевой, и меня Лена Малышева привела к Маргарите Васильевне Королевой и сказал: «Она тебе поможет, у нее есть много книжек». И у Лены тоже Малышевой есть. Все, что в этих книжках написано, все. Если кто-то может применить это к себе, - но, ограничения серьезные.

С.КОРЗУН – Ну, самое главное. Никаких там затейливых корней палисандра какого-нибудь, ничего такого нет?

Т.ТАРАСОВА – Нет, ничего там такого нет. Там есть пятиразовое питание, основанное на том, что ты должен съесть 250-300 грамм за один прием. Много пить воды – 2-2 с половиной литра.

С.КОРЗУН – Собственно, то, что советует как бы научные диетологи.

Т.ТАРАСОВА – Да. И не есть сладкое. На хлеб стараться не смотреть.

С.КОРЗУН – То есть, вообще. От одного вида…

Т.ТАРАСОВА – У меня был очень хороший результат, но держать этот вес – это нужны уже дополнительные силы, поэтому я тут не могу очень сильно хвастаться.

С.КОРЗУН – Вопрос к теме, которую я хотел бы затронуть сегодня об особенностях национального и международного характера, поскольку вы работали, собственно, со многими спортсменами в разных странах. Вот Илья из Ярославля спрашивает как раз: «Вы тренировали и соотечественников и иностранцев. Кто покладистее? Так ли важен общий язык для общения? Например, накричать с матерком, или профессионализму нет преград?»

Т.ТАРАСОВА – Ты же просто так с матерком не кричишь - ты это делаешь для чего-то.

С.КОРЗУН – Ну, естественно. А, если они не понимают?

Т.ТАРАСОВА – Знаете, они все так хорошо понимают всё. Я могу с ними и на русском разговаривать - мои ученики учили русский язык. И необязательно матерком, а просто повышение тембра голоса, изменение его, акценты на каких-то специальных словах, которые хочешь выделить, чтобы они пошли в дело. Это мотивация спортсмена, и постараться вынуть у него больше те возможности, которые он сам в себе не знает. Это целая наука, поэтому с кем бы ты ни работал, ты проникаешь в этого человека, и ты работаешь со всеми одинаково. Ты не можешь работать спустя рукава. Ты не просто работаешь, ты не просто даешь уроки – ты живешь этим человеком.

С.КОРЗУН – Жить можно по-разному. Я по-другому переформулирую: пришлось вам отказываться от каких-то личных тренерских привычек, когда вы стали работать с иностранцами? Ну, хотят легенды, что вы гому-то – уж не помню, кому – замуж выходить или жениться, так: «Нет! Тренироваться и все!»

Т.ТАРАСОВА – Нет, я никогда не запрещала. Вот, например, недавно Игорь с Наташей были у меня – Бестемьянова и Бобрин – я не хотела сначала, чтобы они поженились, потому что были какие-то…. Я дружила с семьей Овчинниковых, Игорь был женат на сестре Юры Овчинникова, у нее был ребенок. Конечно, свою девочку – а я считала ее совершенно своей, потому что она потеряла маму в раннем возрасте, я не была, конечно, ей мамой, но я была ей близким человеком, я за нее могла бы кинуться на амбразуру, легко. Поэтому, конечно, не каждый человек хочет такого счастья своей дочке, правда? А, оказалось, что они прожили и живут очень длинную и счастливую жизнь. Я была у них свидетелем на свадьбе. Ну, потому что я могла высказывать какие-то свои «люблю, не люблю», «надо, не надо», но это ничего не значило.

С.КОРЗУН – То есть, так – по-матерински.

Т.ТАРАСОВА – Да. Я даже, когда они ко мне пришли, я просила у них прощения, потому что, мне кажется, с моей стороны это было правильно. Потому что они всей жизнью доказали, что вот у них «така любовь». Вот «така любовь»!

С.КОРЗУН – Возвращаясь к первому вопросу: с иностранцами от каких-то приемов отказывались, которые у нас были в ходу? Или нет, или в этом смысле вам ломать себя не пришлось?

Т.ТАРАСОВА – Нет, мне не пришлось себя ломать, я всегда работаю с большим азартом воодушевлением.

С.КОРЗУН – А им от вас пришлось себя ломать, как вы думаете?

Т.ТАРАСОВА – А это их надо спросить. Они зачем-то шли? Все, кто за чем-то шли – это и получили. Ко мне вот пришел когда-то Джонни Вейр, его в этот год дисквалифицировали как раз, потому что он уходил со стартов. У него была с психикой такая красота, что он мог выйти на старт: бывало, сделает три шага и прямо уходит в калитку. И я его видела. И он ко мне пришел. И я стала помогать тренеру. Тренер потом звонила, говорит: «Он хочет тренироваться только у тебя, - но он у меня тренировался по три-четыре месяца в году, - и я тебя прошу не брать». Я ее очень любила, и я не стала его забирать. Но, когда он у меня тренировался, первый на Олимпиаде в Турине был Женя Плющенко, а он был второй в короткой программе. Так что зачем он приходил, - то он и получил, так же, как Аракава, так же, как Саша Коэн.

С.КОРЗУН – То есть, там главный вопрос – вопрос мотивации.

Т.ТАРАСОВА – Я старалась работать, я старалась придумать для каждого свой ход, свое какое-то направление неповторимое. Думала о музыке, о программах, о прыжках, о многократных повторениях, о силовой работе, о скоростно-силовой работе – все это делала с поддержкой тех людей еще, которым я доверяла. Команда работает, понимаете?

С.КОРЗУН – Понятно, Татьяна Анатольевна. Я про то, что многие говорят: замечательная школа фигуристов советская, российская после определенного периода возрождение произошел – мера таланта как бы национальная такая существует? Скажем, русские больше склонны, американцы или японцы, англичане, французы – все ведь по-своему вроде, но не все становятся чемпионами мира, не все школы выходят на первый уровень, отчего это зависит?

Т.ТАРАСОВА – У нас же очень талантливые люди, вообще.

С.КОРЗУН – Талантливее других или нет, или все-таки с высоты своего тренерского опыта…?

Т.ТАРАСОВА – Да, у нас с душой исполненный полет. Но понимаете, что получилось – что в 90-е годы очень много наших тренеров уехало. Теперь они работают на самом высоком уровне. Игорь Шпильбанд, Марина Зуева – им принадлежат последние результаты 8 лет олимпийских чемпионатов мира и все…, у них есть целые школы, которые работают так, как мы работали, по нашей системе. Крылова Анжелика. И так – 650 человек. Утечка мозгов?

С.КОРЗУН – Ну, самых квалифицированных, очевидно, да.

Т.ТАРАСОВА – Теперь нашему молодому поколению тоже надо догонять. Мы работали с японцами, мы работали…. Они видели, как мы…, сколько мы…, что мы даем, какая у нас разминка. Раньше никто не видел. Американцы всегда базово, во все века очень хорошо катались, потому что у них такая система, что ты вышел – ты же не берешь у тренера каждый день час. Мы стоим часами с нашими, а они берут 20 минут, потому что больше семья не может платить. Тренеры бесплатно не работают. Значит, они вышли и вот у них пять минут есть возможность прокатать программу – музыка ставится один раз за session– они говорят, и вот на этот «сэшн» - 45 минут один раз ставится музыка. Хочешь кусками их катай, но они никогда не катают кусками, они всегда катают целиком. И они всегда очень хорошо скользят, просто потому, что очень много делают повторы. Как-то всегда хорошо скользя.

А так, англичане тренируются у русского тренера у Жени Платова, двукратного олимпийского чемпиона. Японцы тренируются у русских тренеров. Программу, например, Мао Осадо делала я в этом году. Она получает очень большие оценки – «девятки» за компоненты. Учила делать эти компоненты я. Кто-то другой учил тоже. Работают.

С.КОРЗУН – Так что «перекрестное опыление» происходит в мире фактически.

Т.ТАРАСОВА – Да, конечно. Конечно. В Швеции работает русский тренер, который Лешу Ягудина воспитал - Майоров, и его сын катается. То есть, понимает в прыжках. Леша при нем стал прыгать все тройные прыжки. Итак, в Италии мы преподавали, пары итальянские делали призерами чемпионатов Европы, мира и олимпийских игр. Мы перемешались.

С.КОРЗУН – Так что самые талантливые в мире – сомнений быть не может. Но, при перекрестном опылении. Мы поняли уже, потому что вариться, наверное, в собственном соку тоже нельзя никогда, ни в какой области.

Т.ТАРАСОВА – Мы бы с удовольствием варились в собственном соку, если бы эти двадцать лет можно было из чего-то выжать сок. Вот и все. Свою жизнь на становление только страны отдавать не хочется. У меня свое представление, например, в голове, как должна быть построена Россия или какая-то другая страна. Каждый делает максимально, что он может вокруг себя. Он собирает профессионалов, он собирает талантливых людей, и каждый максимально работает, и так же все. И так заполняется вся территория. Кто может, кто понимает, у кого получается, кто больше знает, профессия не отменяется.

С.КОРЗУН – Вы уезжали работать в Америку с чувством горечи, обиды?

Т.ТАРАСОВА – Почему? Ерунда какая.

С.КОРЗУН – Просто там был «бесплатный лед», как многие говорили. То есть, вам давал бесплатный лед, и поэтому вы даже вырваться оттуда не могли, потому что здесь такого не предлагали.

Т.ТАРАСОВА – Да. Американец Том Коллинз помогал очень. Конечно. Мы уезжали, потому что мы хотели не умереть, а работать. Вот мы и уехали. Для того, чтобы не пропустить олимпиаду для тех талантливых людей, которые доверили нам свою жизнь. Я поехала с Куликом. Здесь была засада: здесь ничего не горело, не заливалось, не отапливалось. Мы поехали туда, мы за три года подготовились к олимпийским играм и выиграли олимпийские игры. Присоединились Платов с Грищук и тоже не пожалели, потому что тоже выиграли. Вот я одна подготовила две золотые медали, находясь в США. А какая разница мне, где находится? Конечно, у себя лучше, но же у себя в Москве не сидела, я же тоже ездила по городам и весям. Я в Томске проводила под два месяца, я в Одессе проводила под два месяца, в Северодонецке для того, чтобы получить лед по 12-14 часов, для того чтобы в 9 сделать дело. Ну, поехала в Америку – там еще удобнее, там просто удобнее.

С.КОРЗУН – Вы всегда были жесткой на язык, и все удивились тому, что в 12-м году – это было в 11-м, - когда приняли предложение президента Путина пойти в доверенные лица.

Т.ТАРАСОВА – С большим удовольствием и даже с удивлением.

С.КОРЗУН – Многие подозревают, что это что-то материальное там дало, вспоминая налоги, фонды различные.

Т.ТАРАСОВА – А, какие? Пусть мне кто-нибудь скажет, какие фонды.

С.КОРЗУН – Ну, детские фонды.

Т.ТАРАСОВА – У меня нет. У меня нет ничего. У меня нет катка, на который я выхожу работать, у меня его нет. Вы даже не поверите - вот я сижу перед вами – мне даже некуда выйти на работу. У меня нет катка, на котором я работаю, нет организации, в которой я работаю. А я еще не умерла, я еще могу приносить пользу. У меня нет. А Центральный спортивный клуб армии, который обещал построить второй каток для школы Лены Водорезовой уже два года – как бы говорит, что построит – даже камень не заложили.

Я шла туда по убеждению, и сейчас, когда на Украине такая ерунда, понимаю, что я шла туда правильно. Потому что я не хотела бы, чтобы в нашей стране было бы так же страшно, чтобы ни в чем не повинные люди погибали. Потому что ничего нет страшнее гражданской войны. Ничего нет. Все остальное - это ерунда. И вообще, мне кажется, что в приличных… Я, вообще, - за Путина, а, вообще, мне кажется, что в приличных местах нельзя спрашивать: «Ты за кого? За белых или за красных?» У каждого есть своя точка зрения и мы ее, если у нас есть какая-то гражданская позиция, выражаем. И это даже смешно говорить. Вот я к вам пришла в том же платочке, в котором я была. У меня нет никаких привилегий.

Больше того, скажу, что у нас с Тамарой Николаевной Москвиной еще и стипендию сняли путинскую. Сейчас вроде говорят, что будет восстановлена после того, как я была у Познера. Она всего 30… она не всего - она, вообще 30 тысяч. Мы так были счастливы, что наша страна отметила наши заслуги перед отечеством, потому что тренерам тем, которые выиграли больше трех олимпиад, золото. Я выиграла 8, Тамара выиграла 4. И нам сказали, что это пожизненно. Когда у нас сняли в этом году, то мы решили, что мы умерли. Поэтому вопросы по 12-му году не задавайте – меня уже нет.

С.КОРЗУН – По 2002 году вопрос тогда задам.

Т.ТАРАСОВА – Давайте.

С.КОРЗУН – Он на близкую тему. Появились как раз сообщения…

Т.ТАРАСОВА – Поэтому я этого совершенно не стесняюсь.

С.КОРЗУН –… по поводу того, что вас не пригласили на встречу будто бы с президентом России.

Т.ТАРАСОВА – Вы знаете, это было так давно, что я даже не хочу это вспоминать. Зачем мне это воспоминать десятилетней давности. Мой папа говорил: «Смотри дочка вперед, не оглядывайся!» Зачем мне это? Мне это, что - поможет жить? Мне надо, чтобы у меня память сохранилась и желание выходить каждый день на лед, и желание работать, помогать людям. Зачем я это буду вспоминать – пропади это все пропадом!

С.КОРЗУН – Тогда о папе собирался поговорить.

Т.ТАРАСОВА – Поговорите, если собирались.

С.КОРЗУН – Папиной дочкой себя считаете?

Т.ТАРАСОВА – Я считаю маминой и папиной. Родила меня мама.

С.КОРЗУН – Вы как-то говорили в интервью, что отец не мог понять, что у него две девочки, и поэтому обращался с вами, в общем, как…

Т.ТАРАСОВА – Ну, это уже везде писалось и все… Мне кажется, для "Эха Москвы" это даже… ну как-то вы всегда вопросы задаете… редкие. Ну, что я буду отвечать, что папа не пошел меня забирать из роддома. Потому что он ждал мальчика. Для него было важно. Но он нас очень любил, и очень большое спасибо ему, что папа наш прожил с нами всю жизнь и не бросил нас, будучи таким великим человеком, человеком огромного значения, которого в своей стране абсолютно не ценили. И только сейчас о нем вспомнили, как о человеке, который перевернул наше представление, и создал то, что мы теперь любим, как национальный вид спорта. Он создал этот хоккей. У нас был хоккей с мячом. А он создал хоккей с шайбой, который назывался «канадский хоккей». Что я буду вспоминать десятилетней давности…? Я благодарна за то, что сейчас хотя бы его память восстановлена.

С.КОРЗУН – Ну, и благодаря вам, в том числе.

Т.ТАРАСОВА – Вы знаете, я не знаю, благодаря чему. Я, конечно, не забываю о своем отце, не забываю. И никогда не забуду, вот и все!

С.КОРЗУН – То, что говорили о его жесткости, это правда? Историю рассказывают, что как-то придя к вам на тренировку и увидев, что вы…

Т.ТАРАСОВА – Да все это уже рассказывали двадцать пять раз. Эти истории рассказывали двадцать пять раз. У тренеров есть определенная жесткость, мы все люди очень жесткие. Мы диспуты не признаем, особенно на тренировке. Он знал, куда ведет, что ведет и кого ведет, и каждого – туда, куда надо. Это индивидуальная работа. Есть в команде 22 человека или 21 , или 23 – вот с каждым нужно работать индивидуально, с каждым. Поэтому, пришел он ко мне или не ко мне – это все описано и пятьдесят раз рассказано, и мне совершенно неинтересно на это отвечать. В неделю по разу отвечать на одно и то же - неинтересно.

С.КОРЗУН - О чем вам интересно говорить?

Т.ТАРАСОВА – Я не знаю. О чем вы меня спросите, о том я буду говорить. Это в книге все написано, которую я писала 20 лет назад.

С.КОРЗУН – Татьяна Анатольевна, подрастают другие люди, которые вас…

Т.ТАРАСОВА – Подрастают другие люди, пусть они интересуются – все это написано, и в этом году особенно много, потому что в этом году вышел фильм, где был показан отец, и я считаю, что Меньшиков очень хорошо сыграл его характер. Вы на меня не обижайтесь, но я не могу на одно и то же отвечать и все, и рассказывать с таким же интересом об этом.

С.КОРЗУН – Жалеете о чем-нибудь, что было в вашей жизни, что можно было исправить.

Т.ТАРАСОВА – Я ни о чем не жалею. Жалею только, что я не выучила в совершенстве, как бы я хотела – конечно, я не потеряюсь, у меня такой английский язык, ¬ что я не приобрела образования такое вот гуманитарное; что я не могу так, как надо писать, читать на языке – вот это я очень жалею, и считаю своей очень большой ошибкой. Это серьезно, потому что мне мешало и жить и в работе. Потому что выражать свою мысль и людям говорить, кто я есть, или как нужно тренироваться, я могу лучше все равно, естественно, на русском языке, потому что на английском языке мне не хватает запаса слов.

С.КОРЗУН – Последний вопрос от Дмитрия Мезенцева: «Татьяна Анатольевна, в чем смысл женского счастья с высоты прожитых лет?» Или счастье не делиться на женское и мужское?

Т.ТАРАСОВА – Я думаю, что счастье делиться, наверное, на женское и мужское. Я думаю, что женское счастье – это все же рождение ребенка. У меня, к сожалению, это не случилось. Я работаю со многими детьми и помогаю им, но это тоже, так сказать, такая… это как бы такая ошибка. Да что есть, то есть. Я думаю, что женское счастье именно заключается…. Вообще, счастье мужское и женское – оно разное, но все-таки в любви и понимании друг друга. Все-таки эта семья – то, что называется семьей – никогда не думала, что у меня не будет стены, к которой я так привыкла. И как бы я казалась сама себе очень сильной, Вова – Крайнев Владимир Всеволодович составлял стержень именно моей этой какой-то женской уверенности. Поэтому… вот так вам могу сказать.

С.КОРЗУН – В программе "Без дураков" была Татьяна Анатольевна Тарасова. Спасибо вам, Татьяна Анатольевна, желаю вам сил, немножко удачи, ну а характера вам, понятно, не занимать. Спасибо еще раз!

Т.ТАРАСОВА – Всего хорошего, будьте здоровы!