- Олег Кимович, когда вы впервые осознанно начали думать об Олимпиаде и мечтали ли вы стать олимпийским чемпионом?
- Никогда не мечтал. Вот Татьяна Тотьмянина у меня тренировалась – у нее с пятилетнего возраста такая мечта была. Даже запись есть, как она, совсем маленькая девочка, стоит на стульчике и говорит: я – олимпийская чемпионка. А у меня такого не было. Фигурным катанием я начал заниматься, как и большинство, только потому, что был не совсем здоровым ребенком. У меня три раза в год были воспаления легких, и врачи рекомендовали для профилактики активные занятия на свежем воздухе. Фигурное катание в те времена было только на свежем воздухе – вот я и начал им заниматься. Я получал удовольствие – но не более того. И даже когда в юниорском возрасте начал добиваться каких-то результатов, до Олимпиады мне было как пешком из Америки до Москвы. Я даже не думал, не мечтал и не смотрел в ту сторону. Выступал на юниорском уровне – и ладно. Потом, я не хотел кататься в паре вообще. Тамара Николаевна Москвина приглашала меня три раза и получала негативный ответ. И только случай на четвертый раз свел ее и меня. Она правильно поставила вопрос – и я не смог найти возможность отказаться.

- Правильно – это как?
- Это был шантаж. Мягкий, культурный, но шантаж. И мне ничего не оставалось, кроме как сказать – ну ладно, я попробую. Попробовал. Опыт с первой партнершей был не совсем удачным, так как Лариса Селезнева, с которой я катался три месяца, и Олег Васильев совершенно не совпадали ни характерами, ни по эмоциональным, ни по каким другим позициям. Мы ругались на каждой тренировке до хрипоты в горле – хорошо хоть не дрались. И через три месяца Тамара Николаевна нас просто развела. Потом, когда я начал кататься с Леной Валовой, никакой Олимпиады в голове тоже не было. Была работа – с одной стороны, очень интересная, с другой – сложная физически. Когда я пришел в парное катание, я при своих 180 сантиметрах роста весил 72 килограмма. И мне было сложно поднимать свою партнершу – 36-38 килограммов. И для того, чтобы подкачаться, мне пришлось проделать очень большую физическую работу. И был еще институт. Олимпиады – не было. А впервые она появилась в голове, наверное, в 1983 году. Мы выиграли серебро на нашем дебютном чемпионате Европы в Дортмунде, и я понял, что мы конкурентоспособны, что мы можем биться за медали не только на чемпионатах СССР и Европы, но и мира. В марте того же года моя мысль подтвердилась – мы выиграли чемпионат мира в Хельсинки, и тут я уже понял – нам прямая дорога на Олимпиаду. К медали. И не просто к медали, а к медали золотой. Но все равно это не была мечта. Это была четко очерченная и обозначенная дорога от марта 1983-го до февраля 1984-го. Мы прекрасно понимали, что нам нужно сделать, как надо работать и чего нельзя делать для того, чтобы быть там, где мы можем и должны быть. А сама мечта об олимпийской медали появилась и пробыла в моей голове ровно полтора месяца. С конца января 1983-го до середины марта 1983-го – в период от чемпионата Европы до чемпионата мира. Все остальное было четкой работой.

- Многие спортсмены, как мне кажется, олимпийской мечты пугаются. Она на них начинает давить. А вас она, получается, и напугать не успела за этот месяц. Пришел, увидел, победил?
- По сути, да. У нас с Леной был очень быстрый взлет. До конца 1982 года мы ни о каких чемпионатах не думали. Да, катались, боролись – но мы были из Питера, а не из Москвы, на тот период времени это был большой минус. Хотя и сейчас, наверное, тоже… Впереди нас было достаточно московских пар, которые были сильнее и по катанию, и в плане политической поддержки. Да, мы делали свою работу, но все это было до поры до времени не очень продуктивно. А потом получилось так – чемпионат России 1983 года мы пропустили по причине моей сломанной челюсти и попали на чемпионат Европы за счет политических, так скажем, телодвижений нашего любимого тренера Тамары Николаевны. И вот от чемпионата Европы дорога до Олимпиады уже была короткой. Сложность была только в том, чтобы уже перед самой Олимпиадой удержаться от соблазнов, которые в Советском Союзе очень манили. Когда руководитель любого уровня с потенциальным обладателем олимпийского золота хотел подружиться, побрататься, посидеть и пообщаться. Вот этого избегать было очень сложно. Но Тамара Николаевна с ее опытом смогла нас от этого оградить, и мы спокойно, тихо и планомерно готовились к своей первой Олимпиаде.

- Олимпийский чемпион 1980 года в танцах на льду Геннадий Карпоносов рассказывал, что в решающий день соревнований перед произвольным танцем он увидел на экране положение в медальном зачете, понял, что от его с Натальей Линичук выступления зависит общекомандная победа – и в тот момент его начало колотить. У вас что-то подобное было?
- Точно не было. Во-первых, парное катание идет в самом начале Олимпиады. Это первый вид соревнований. Мы ни от кого не зависели и на нас не было никакого давления. Нам надо было просто откататься. Но 1984-й – это был год начала развала Советского Союза. Руководители КПСС и страны тогда по очереди помирали, и как раз один из них скончался во время Олимпийских игр. Поэтому нам было нельзя смеяться, нельзя ходить в нарядной одежде, и так далее, и тому подобное. Глобальный запрет на любое увеселение. И лично у меня негативное ощущение от той Олимпиады осталось по причине того, что, откатав чисто и короткую, и произвольную программы, мы не могли выражать свои положительные эмоции. Это было запрещено.

- То есть, во время прокатов надо было еще этот запрет в голове держать?
- Да. Нам надо было думать не только о том, как кататься, а еще и о том, как себя вести. Но оглядываясь назад, я могу предположить, что это нам и помогло. Не было никакого суперажиотажа. Это нас оградило от всего и позволило банально углубиться в процесс тренировок и выступлений.

- Можете вспомнить, о чем думали в момент, когда выходили на лед?
- Могу вспомнить. В короткой программе у нас был обязательный прыжок – двойной риттбергер. Когда я пришел в пары, делал тройной не задумываясь – а вот двойной вызывал проблемы. Получался то одинарный – то двойной, то одинарный – то двойной. Количество "бабочек" зачастую превышало количество нормальных прыжков. Поэтому передо мной стояла только одна задача – сконцентрироваться и сделать двойной риттбергер. Все остальное для меня было не настолько сложным и важным, чтобы об этом помнить и думать. Так что, выходя на короткую программу, я думал только о том, что мне надо сделать, чтобы чисто исполнить этот прыжок. Когда я его сделал, остальное прошло гладко, легко и спокойно. Когда же мы выходили на произвольную программу, будучи лидерами после короткой – я вообще не волновался. Помню только то, что когда мы заканчивали программу, я думал только о том, чтобы не сделать никакой глупой ошибки. Не споткнуться, не ошибиться в легком элементе. Докатать программу так же хорошо, как мы ее начали. Что мы с Леной и сделали – откатали хорошо и чисто обе программы, не доставили никаких хлопот ни судьям, ни нашему тренеру.

- Как оценить тот факт, что в то время можно было с листа выиграть чемпионат мира, а сейчас нет. Честнее было фигурное катание?

- Не думаю, что тогда было легче выиграть с листа, чем сейчас. Представьте: когда вы держите что-то долго под прессом, а потом отпускаете – с какой энергией это что-то вырвется наружу… Вот и нас тогда долго держали под прессом внутриполитических игр в фигурном катании, а когда выпустили, мы оказались настолько и технически, и артистически лучше наших конкурентов, что судьям было тяжело это не заметить. На нашем первом чемпионате Европы в Дортмунде, кстати, нам же поставили очень разные оценки. Кто-то дал 5,3-5,4, а кто-то – 5,7-5,8. То есть некоторые судьи мыслили очень консервативно – поставили нам оценки как дебютантам, а другие увидели в нашем катании что-то новое на тот период времени и оценили нас по достоинству. Так что не было нам проще: просто условия, в которых мы консервировались внутри страны, позволили нам вырасти в хорошую пару.

- Кстати, чуть позже, так же "выстрелили" и Екатерина Гордеева с Сергеем Гриньковым…
- Да. Конкуренция внутри страны была намного сильнее, чем за ее пределами. Надо еще вспомнить, что на чемпионате мира 1981 года, где Воробьева с Лисовским выиграли золото, было всего около десятка пар. То есть Ирина Константиновна Роднина, при всем моем к ней глубочайшем уважении, парное катание убила за те десять лет, когда лидировала и все в нем выиграла. В других странах федерации понимали – развивать парное катание бессмысленно, все равно первое место будет у Родниной. Поэтому спортивные пары начали вымирать как класс. Когда мы вышли в 1983 году на мировую арену, там еще не набралось большого количества пар, которые могли быть интересны или сильны. И то же самое было для Гордеевой и Гринькова. Это сейчас многие страны выставляют сильные пары – Канада, США, Германия, Китай… Появляются сильные пары в Италии, во Франции. А тогда были одна-две сильные пары из Восточной Германии и по одной из Америки и Канады. Это были все наши конкуренты.

- Банальный вопрос, но тем не менее, все и всем его задают – что изменилось в вашей жизни, когда вы вернулись домой с олимпийским золотом?
- Да ничего. Получили от государства 500 долларов за первое место на Олимпиаде. Никто нам не давал ни машин, ни квартир, ни каких-то безумных денег. Перед нами стоял выбор – работать до следующей Олимпиады или заканчивать и искать работу по профессии либо по призванию. Мы были молодые и решили кататься. Но никаких изменений в нашей жизни не произошло. Нас, правда, узнавали на улицах и в магазинах, что при советской действительности и философии "ты мне, я – тебе" немножко работало в нашу пользу. Было проще купить хорошее мясо в магазине либо достать или помочь достать что-то такое, чего не было на прилавке. Но никаких иных привилегий мы не получили.

- Итак, вы выступали еще четыре года. Как пришли к мысли о завершении карьеры?
- К следующей Олимпиаде мы повзрослели, а страна изменилась настолько, что стало можно выезжать и официально работать за границей. И зарабатывать валюту, а не только рубли. Мы, кстати, с Леной были первыми спортсменами, которые, не потеряв гражданство, подписали контракт с зарубежной компанией. До нас это сделали только Белоусова и Протопопов, но они из страны уехали. А мы сначала работали у Игоря Бобрина около года в его коллективе, а потом подписали контракт на работу в Америке в 1989 году с разрешения спорткомитета. Понимание же того, что надо в жизни что-то менять, пришло еще до Олимпиады 1988 года. Когда мы поняли, что Гордеева и Гриньков – серьезные конкуренты, которые нас периодически обыгрывают, решили, что нам пора начинать делать что-то другое. Не кататься же до пенсии и бороться за вторые-десятые места. И мы еще за год до Олимпиады в Калгари решили, что после нее уйдем.

- Примерно в то же время из страны начали уезжать в НХЛ первые хоккеисты – Фетисов, Ларионов…

- Фетисов, Ларионов, Макаров – это те спортсмены, которые были на Олимпиаде 1988 года. И мы с ними очень хорошо сдружились. Обсуждали то, что нам делать с будущим. Мы понимали, что жить и работать так, как мы это делали, уже невозможно. Мир менялся очень быстро, деньги, которые зарабатывали наши друзья из Америки и Канады, были намного больше тех, что предлагали нам. Страну нашу мы любили и покидать ее не хотели. Контракт подписали первыми. Потом это сделали Ларионов, Фетисов – подписали контракты на смешные деньги. Даже юниоры получают сейчас, думаю, больше. Но с чего-то надо было начинать. Для нас выступление в шоу было чем-то новым, и мы понимали, что прокладываем дорогу другим фигуристам. Пусть финансово нас явно недооценивали, но работа была нам очень интересна.

- Представляли ли вы себя когда-нибудь тренером в те годы?

- Точно так же, как я не хотел идти в парное катание, я никогда не хотел работать тренером. Потому что видел, что эта работа очень тяжелая, нервная и достаточно неблагодарная. Мы закончили кататься в любительском спорте, перешли в профессионалы, катались в шоу с 1988 по 1995 год. Потом у Лены появился ребенок, и мы год пропустили. Но я вытащил ее в 1996 году обратно на лед, и мы выступали до 1997-го… И все эти годы я не хотел работать тренером. Совершенно не хотел. В тот перерыв – я имею в виду 1995-96 годы – мы с друзьями занимались различными видами бизнеса. Начиная от продажи бананов, которые мы возили из сопредельной к Ленинградской области Финляндии – до торговли элитными автомобилями. Мы делали все, чтобы заработать деньги, мы их зарабатывали – но удовлетворения это не приносило никакого. И я понял, что это не то, что мне будет интересно делать в дальнейшем. И тут поступило предложение тренировать пару в Латвии. И я решил попробовать. Но пара была непростая – это был Олег Шляхов с новой партнершей. И это было буквально через год после того, как Шляхов случайно воткнул свой конек в голову Лене Бережной. Когда я получил это предложение от латвийской федерации, то позвонил Тамаре Николаевне узнать ее мнение по этому вопросу, так как она тренировала Бережную и Шляхова. Позвонил также Александру Васильевичу Матвееву, который с ними работал хореографом. Оба, не сговариваясь, ответили: Олег, если ты хочешь сесть в тюрьму или иметь большие проблемы по жизни, иди работай. А так – не рекомендуем. Дело было в том, что Шляхов был, согласно неоднократно ставившемуся разными врачами диагнозу, не совсем психически здоровым человеком. Хотя в жизни он был нормальным парнем, мне он нравился, но у него была нестандартная психологическая составляющая – он был больным человеком на тот период времени. Сегодня это регулируется, а в те времена были какие-то таблетки, витамины, смягчающие эту болезнь, но они ее не лечили. После того, как мне об этом сообщила Тамара Николаевна, я подумал около суток – и позвонил в латвийскую федерацию, чтобы дать согласие. Почему я это сделал? Потому что решил: если я смогу справиться с не совсем психически здоровым спортсменом и сделаю, что просит от меня федерация – довести их до чемпионата мира и сделать так, чтобы они там заняли определенное место, то я смогу работать как тренер и с любой другой парой. Это был для меня эксперимент, проверка – справлюсь или нет. Я справился. У меня не было ни одного инцидента на тренировках, он не то что не поднял ни разу руку на свою партнершу – вообще не было ни одной ситуации из разряда тех, что могут привести к чему-то плачевному. Ребята поехали на чемпионат мира, заняли то место, которое федерация от них просила, все были счастливы и довольны – но я, несмотря на просьбу федерации и спортсменов о продолжении сотрудничества, отказался. Решил, что на том времени, которое я им посвятил и себя проверил, наш эксперимент закончился, сказал "большое спасибо" и ушел. Я вернулся в Россию, понял, что могу тренировать, но не видел никакой интересной работы, которая могла бы меня увлечь. И тогда я посмотрел в сторону Франции. Сами понимаете, Париж… Подошел к главе французской федерации, спросил – не будет ли вам интересно, чтобы я поработал с вашими парами в предстоящем сезоне? Они сказали – да, будет. И я около двух лет проработал под Парижем с французскими парами, а также с одиночниками. Эта была очень интересная работа, и я, может быть, до сих пор ей бы занимался, если бы французская федерация не попала в очень сложную финансовую ситуацию. С ее счетов пропали деньги – пять миллионов долларов. Это случилось в выходные дни, а в понедельник люди пришли на работу и не обнаружили на счетах денег. Началось расследование, счета заморозили, а зарплату выплачивать, соответственно, прекратили. Когда я месяца два-три не получил ни франка, то решил, что в Париже заниматься благотворительностью – это достаточно дорогое удовольствие. Мы с Леной снова встали в пару, начали кататься, снова стали получать хорошие деньги – тогда, если помните, ситуация "Нэнси Керриган – Тоня Хардинг" сильно подогрела интерес к фигурному катанию, и шоу собирали полные залы по всему миру. Не зарабатывал тогда только ленивый. Но Лена была человеком из числа тех, что деньги не любят – и в декабре 1997 года она мне заявила, что приняла совместное со своим мужем решение завершить кататься и посвятить себя семье. Возразить я, естественно, не мог. Через три дня я оказался в Чикаго – и 20 декабря 1997 года началась моя американская жизнь. Чикаго стал для меня вторым домом. И я должен сказать, что несмотря на то, что с 2000 по 2010 год я работал на Федерацию фигурного катания России, более комфортно и удобно всегда чувствовал себя в Чикаго.

Советские фигуристы, олимпийские чемпионы в парном катании Елена Валова и Олег Васильев с тренером Тамарой Москвиной (в центре). XIV зимние Олимпийские игры. Сараево, Социалистическая Федеративная Республика Югославия.
- В первые годы вашей тренерской работы чего было больше – импровизации или того, чему вы научились у своих наставников?

- Когда я работал со Шляховым, было не до того, чтобы импровизировать или брать чей-то опыт. Там каждый день был как на минном поле. Любая ошибка, любое неправильное слово, отведенный в сторону взгляд мог стоить очень дорого. Мне было не до воспоминаний о том, чему меня учили Тамара Николаевна Москвина или Игорь Борисович Москвин. Чистая конкретика: два спортсмена с непростой ситуацией и тренер. Жесткая работа в течение шести месяцев один на один, никого больше на льду не было. И вот она меня очень многому научила. Не кто-то, кто работал рядом со мной, а сама работа. Научила контролю, поиску нестандартных методов для продвижения вперед. Эти шесть месяцев мне дали очень много.  Работа во Франции была интересной, но… Понимаете, это Франция, там по жизни никто не напрягается. Там было все спокойно, красиво, обед на Елисейских полях. Я правду говорю – до сих пор бы там работал, если бы не печальная ситуация с финансами. Это было очень хорошее, позитивное время в жизни, когда я наслаждался Парижем, несложной работой со спортсменами, с которыми, кстати, до сих пор дружу, но она меня вряд ли чему-то научила. А вот работа в Чикаго научила меня финансовой дисциплине и самодисциплине – то есть, умения работать со спортсменом фиксированное время, отдавая ему 100 процентов внимания. Первые три месяца в Чикаго я работал без выходных, и первый урок у меня начинался в 5.45 утра. Начинал я работать с группой детей, которым было 12-16 лет. Уровня от "новисов" до юниорского. Вставать мне приходилось в 4.15, выезжал я из дома в 4.45. Через три месяца стресс вылился в заболевание, которое в Америке называется shingles. Смысл в том, что вирус, вызывающий в детстве ветрянку, потом в нашем организме "спит", но в какой-то момент может напасть на нерв и вызвать высыпания на коже и очень резкий зуд. У меня это произошло на лице. Я не знал, что это такое, приезжаю в больницу, температура высокая, делать ничего не могу – а мне так спокойно говорят: а, у тебя shingles. Такой же интонацией, которой бы сказали: а, у тебя насморк. После всех анализов положили в палату, продержали 24 часа под капельницей – все нормально, ничего нет. Врачи, кстати, до сих пор не знают механизма этой болезни, но точно известно, что она от стресса. Каждый день вставать в 4 утра – при том, что вечернюю жизнь никто не отменял. Рестораны, встречи… Вот и спал я по три часа максимум, работал на языке, который не понимал в полном объеме – только набор рабочих фраз – и это было очень сложно. Но те три месяца мне очень много дали. Потом в нормальной работе ничего сложного уже для меня не было. Встать в 4.30, выйти на лед, видеть какие-то недочеты и делать замечания – это было уже не так сложно. Но должен сказать, что эти три месяца кое-что у меня и отняли. Я был тогда во второй раз женат, моей супруге Америка не нравилась, а у меня в России не было работы. Мы летали друг к другу на встречи на выходные в Париж. Она из Питера, я из Чикаго. В пятницу вылетаем, в субботу-воскресенье вместе, потом обратно на работу. Это тоже стресс. Билеты стоили не безумных денег, раз в две недели можно себе было это позволить, но такая жизнь стала мягким началом нашего расхода. Который закончился в начале 2000-х нашим официальным разводом и тем, что ребенок остался с матерью, а я один в Америке. Так что, наконец-то отвечая на вопрос, у кого я учился, могу сказать так – меня учила жизнь. Безусловно, я использую какие-то методики Тамары Николаевны, какие-то приемы Игоря Борисовича, у которого я научился прыгать тройные прыжки. Упражнения, мелкие секреты я взял оттуда. Но это, наверное, процентов 30 моего тренерского багажа – а всему остальному я научился на своем опыте.

- Когда у вас появились настоящие тренерские амбиции?
- Когда я решил работать с Тотьмяниной и Марининым. До этого была работа с детьми, получение денег, оплата счетов – и все.

- Скучно стало?
- Нет. Просто захотелось доказать себе, что я могу это сделать. Что могу довести людей до той планки, где я был. Я поставил задачу – мы должны быть первыми. Это было сложно, несмотря на то, что спортсмены были талантливые и интересные, как люди – хотя и непростые. Но я поговорил с ними, понял, что мы смотрим в одном направлении – и решил идти. Я не предполагал, насколько сложен будет этот путь. Он был безумно сложным. Но очень интересным.

- Какие моменты были самые сложные – может быть, даже такие, когда хотелось все бросить?
- У меня таких моментов не было. Спортсмены мои хотели все бросить – это да. Был момент, когда Макс Маринин собрался улетать обратно в Россию, и мне пришлось с ним долго разговаривать, чтобы оставить работать в Чикаго. Что же касается меня… Каждый день был сложным, потому что приходилось постоянно переступать через себя, через не хочу и не могу – и заставлять спортсменов переступать через себя. Тем более мы катались одни, у нас не было спарринг-партнерства, а это то же самое, как улучшать самого себя, сидя в одиночной камере. Для любого это сложно. А я делал это первый раз, шел почти вслепую, вспоминал, как мы с Леной прошли этот путь, как поднимались туда, что делала с нами Тамара Николаевна. Что было хорошо, какие ошибки она делала… Я использовал все это в работе с Тотьмяниной и Марининым. Но, еще раз, я не хочу сказать, что это было только тяжело. Это было и интересно.

- Это совсем другая работа, не похожая на то, что было в Латвии или Франции?
- Абсолютно другая. Другой уровень стресса, другие задачи, иногда после рабочего дня я просто не мог заснуть – все крутилось в голове. И работу с детьми при этом никто не отменял – за счета надо было платить, а зарплату в течение первых полутора лет с Тотьмяниной и Марининым я не получал. Работал на добровольных началах. Спортсменов я расселил по семьям, не надо было платить за жилье какое-то время, хоть и неудобно им было ездить на каток, далеко. Но надо было платить за транспорт – машина на мое имя, бензин. Каток – льда бесплатно никто не давал. Еда - спортсмены должны хорошо питаться, чтобы хорошо кататься. Я работал с 6 утра до 8 вечера. Сначала с детьми, потом с 8 до 10.30 – с Таней и Максом, потом снова дети. Перерыв на обед с 12.30 до часа, дальше до двух часов дня снова Таня и Макс. В два приходили дети после школы, с которыми я работал до вечера. И такой марафон у меня был каждый день все эти годы. Вообще должен сказать, что ничего в жизни мне легко не давалось – кроме периода во Франции. Каждый шаг был против движения, против ветра. Это было тяжело.

- Помню момент, когда Тотьмянина и Маринин вообще перестали ошибаться и дошли до какого-то космического уровня. Все понимали, что именно они фавориты Олимпиады. Тогда не стало легче?
- Нет. Для начала сложно было их до этого уровня довести. Кстати, когда они ко мне пришли, они были далеко не внизу. Я их взял с шестого места на чемпионате мира. Но каждое передвижение на одну ступеньку наверх на этом уровне дается безумно тяжело. И когда ты уже залезаешь туда, ты понимаешь, что останавливаться нельзя – и становится еще сложнее. Идти куда-то надо – но куда? Для молодого тренера – если не по возрасту, то по опыту, для спортсменов, которые на этом уровне никогда не были, найти правильное направление движение и сделать еще один шаг – очень сложно. Трудно было найти правильных людей – тех, кто на 100 процентов отдается своему делу. И сейчас, если посмотреть на российских специалистов – на пальцах одной руки можно пересчитать тех, кто профессионально и с любовью относится к своей работе.

- Когда приехали на Олимпиаду в Турине, сравнивали свое состояние с тем, что испытывали, будучи спортсменом?

- Конечно. Когда я был спортсменом, все было легко. Потому что ты выходишь и знаешь, что можешь, а что нет. Перед началом выступления ты слышишь последнее слово тренера, которое приводит тебя в рабочее состояние – и вперед. А здесь ты с другой стороны борта – и это последнее слово надо найти. Это очень сложно. Тотьмянина призналась мне после Олимпиады, что именно то, что я сказал, позволило им откататься идеально чисто. Потому что тренировка перед произвольной программой была очень тяжелая. Таня упала четыре раза – она за весь сезон столько не падала. И мне нужно было найти правильные слова – не после тренировки, а после шестиминутной разминки перед началом программы. Если ты их находишь – все получается. Если нет – значит, ты, так скажем, не совсем хороший тренер.

- Что именно сказали – секрет?

- Я им сказал то, что нужно было Тотьмяниной и Маринину услышать в тот момент. Дело в том, что Тотьмяниной я мог говорить одно, Мухортовой – другое, Волчковой – третье, а Фуми Сугури я вообще ничего не говорил, потому что она в этот момент общалась с космосом, и ей слов было не нужно. Когда ты работаешь со спортсменом, то начинаешь понимать, какие слова кому нужны и как они могут подействовать. Поэтому чем дольше ты работаешь со спортсменом, тем лучше у тебя получается использовать силу слов в этот кульминационный момент.

- На сколько процентов от этих нескольких слов зависит результат?

- 50 на 50 точно. Спортсмены далеко не глупые люди, как их зачастую представляют. Они знают свои возможности, свое тело. Проблема в том, что стресс, адреналин, сбивают их с настроя. И спортсмен не может сам вернуться к пониманию ситуации. Но он на этом уровне – как хорошая машина. Любое движение винтиком может привести к колоссальным изменениям. Почему Макс Ковтун не смог на чемпионате мира не смог сделать то, что должен был сделать? Явно не потому, что Лена Водорезова или Татьяна Анатольевна Тарасова не знают, что говорить. Просто потому, что он еще не машина. А "Запорожец", с которым еще работать и работать. То есть, мы сначала делаем хорошую машину, готовую идти на рекорд – а затем последним движением, жестом, словом, шлепком – кто чем – делаем последнюю настройку, которая позволит суперболиду обеспечить максимальную скорость.

- Почему не получилось с Волчковой? Началось же ваше сотрудничество феноменально: она выиграла этап Гран-при впервые в жизни.

- Тот сезон вообще был лучшим в ее карьере – если не считать, что она заболела воспалением легких и пропустила чемпионат России. И на фоне этого заболевания плохо выступила на чемпионате Европы. А на чемпионате мира под моим руководством у нее был лучший результат за все время ее катания – и лучшее катание. Единственный, действительно, выигранный этап Гран-при. Это был результат той работы, которую мы провели. Почему мы не смогли продолжить работать вместе? По причинам, которые не касались меня или нашей совместной работы. Не потому, что у нас работа не сложилась или, как часто писали, из-за того, что я был тираном и довел ее до такого состояния. Она нашла себе молодого человека в Чикаго и успешно вышла замуж. Потом Волчкова в межсезонье, когда уезжала, пришла ко мне в слезах. Потому что понимала – та работа, которую мы делали, приносила результат. Я предлагал ей найти какие-то варианты – чтобы она, допустим, часть времени проводила в России, а часть в Чикаго. Нет, она сказала: я должна уехать. Жаль, потому что ее потенциал был далеко не исчерпан. У меня есть видео, как она делает тройной флип со шпагатом в начале прыжка. Больше десяти метров в длину пролет. Огромный был потенциал.

- Вы еще работали с Фуми Сугури…

- С ней было сложнее. Японское мышление очень отличается от нашего. Но даже несмотря на это, прогресс в какой-то момент был. Я верю в то, что работа в любом случае приносит результат.

- После того, как Тотьмянина и Маринин стали олимпийскими чемпионами, вы оказались на распутье?

- Я был достаточно уставший, мне было тяжело. И когда Валентин Николаевич Писеев подошел ко мне в Турине и спросил, что я собираюсь делать, я ответил - хочу отдохнуть. А потом наберу группу молодых спортсменов и посмотрю, что получится. Мне было интересно, потому что с молодыми фигуристами на тот период времени я никогда не работал. Либо совсем дети - либо топы. А это были юниоры, которые могли вырасти. Но я уперся в российскую действительность. Наши юниоры оказались настолько неуправляемы и неорганизованы, что через полгода я распустил всю группу. И сказал себе: стоп. Уехал в Питер, занимался своими делами, а потом, когда я уже ехал в аэропорт с намерением вернуться в Чикаго, мне позвонил тот же Писеев. "Олег, у нас сложная ситуация с Мухортовой и Траньковым, очень бы хотелось, чтобы ты их взял и привел в порядок". Что там была за ситуация, я, конечно, хорошо знал. Ответил - Валентин Николаевич, у меня через полтора часа самолет в Чикаго. Подумаю и в течение трех дней позвоню. Думал над тем, стоит ли мне возвращаться с нелегкими спортсменами туда, где я совсем недавно был - или сказать: нет, спасибо, и продолжить заниматься с американскими детьми и зарабатывать себе на пенсионный фонд. Три дня меня раздирали сомнения, но потом игла адреналина пересилила и я ответил: попробую. Через четыре дня вернулся обратно в Питер, Сели в кафе на Садовой с Мухортовой и Траньковым и начали разговаривать. Послушал, что они хотят, сказал им, как я вижу нашу работу - и мы начали. Первый год был очень успешным. Потом начались личностные сложности - между Траньковым и мной. Именно личностные. Как у спортсмена таланта у него столько, что хоть лопатой греби. Как человек же он сложный. Было жесткое противодействие с его стороны, но я решил, что раз уж взялся за этот проект, то должен его довести до конца. Возникли еще сложности с руководством федерации. Когда я брал пару, была обещана помощь - но ее не было. Мало того, когда я сделал из Мухортовой и Транькова нормальную пару с хорошими элементами и более-менее стабильным катанием, их всегда ставили ниже конкурентов. И это была работа федерации, которая сделала ставку на других спортсменов, которые не были лучше, чем Мухортова и Траньков. Когда спортсмены катают программы чисто, а конкуренты с ошибками и их ставят выше - от этого настроение не улучшается. Особенно обидно было в олимпийский сезон, когда Мухортова и Траньков на чемпионате Европы откатались очень хорошо, но их грубо затоптали ногами.

- Падение Максима на Олимпиаде было случайностью?

- Уверен, что это был результат неправильного судейства на чемпионате Европы. Их обоих просто убило, что их убрали как на чемпионате России, так и на чемпионате Европы, хотя они катались хорошо. Спортсмены перестают верить в справедливость, в себя. Это неверие, плюс не самый лучший контакт между тренером и спортсменом, стресс на Олимпиаде во что-то должны были вылиться. Вылилось в срыв прыжка, который он не срывал никогда.

- Что-то могли в работе с Мухортовой и Траньковым сделать по-другому?

- Думаю, что да. Я не идеальная личность, я тоже делаю ошибки. Но поймите: я ведь не один работаю. Траньков контактировал с моим хореографом, с людьми, занимающимися ОФП, спонсорами. Сначала все относились к нему позитивно и доброжелательно. Потом несколько настороженно. А закончилось тем, что все без исключения, кто работал в моей команде, не хотели быть с ним рядом. От него шло столько негатива на всех, что никто не выдерживал. Насколько мой хореограф, Матвеев, позитивный по жизни - но с ним он не мог работать вообще. Макс непростой человек. Он может залезть в душу так глубоко и незаметно, что ты подумаешь - это твой лучший друг. А потом взрывался внутри и превращал тебя неизвестно во что. Просто я никому и никогда не позволял залезать ко мне в душу. Поэтому и смог пережить это. А другие не смогли.

- Если бы вернулись в 2006 год к моменту предложения Писеева работать с ними, что бы сделали по-другому?

- Просто не взял бы их.

- Цикл работы с Машей и Максимом отнял у вас больше нервных клеток, чем цикл с Тотьмяниной и Марининым?

- Больше. За три года работы с Мухортовой и Траньковым я потратил в два раза больше энергии и сил, чем за шесть лет работы с Тотьмяниной и Марининым. Потом начал было работать с Мухортовой и Бланшаром, пошло хорошо, но мальчик не выдержал. И я ушел на отдых, потому что сам стал "разваливаться". Начала болеть спина, колени, много чего. Я поехал лечиться, приводить свое тело в порядок. Потратил на это два года.

- Последний вопрос такой - в Сочи хотите?

- А я туда в любом случае приеду. Мои итальянцы туда уже попали. Это, конечно, "туристическая" поездка - борьба за 10-12-е места. Но я уже сошел с иглы адреналина. Два года приводил себя в порядок - и чувствую себя очень комфортно.

P.S. Этот разговор состоялся в марте 2013 года. А в мае Олег Васильев вернулся в Санкт-Петербург и начал работать с парой Катарина Гербольдт/Александр Энберт. Продолжение следует?

Например, такого: почему работает Олег Кимович не с российскими спортсменами? Учитывая, начавшуюся у нас смену поколений не только среди спортсменов, но и среди тренеров (знаменитым Елене Чайковской, Тамаре Москвиной, Виктору Кудрявцеву далеко за семьдесят, Игорю Москвину за восемьдесят, а 67-летняя Татьяна Тарасова в последние годы чаще «тренирует» ледовых шоуменов, чем перспективных мастеров) скоро просто некому станет «выводить спортсменов в мастера»!

Правда, с осени Васильева периодически можно встретить на катке Дворца спорта «Юбилейный» в Петербурге. В декабре он был на чемпионате России в Сочи. А потом и на чемпионате Европы в Будапеште, где, в частности, комментировал ход состязаний для одного нашего спортивного телеканала. Так что же, вернулся домой талантливый тренер Олег Васильев или, по примеру многих других отечественных специалистов своего поколения (ныне 45-55-летних) предпочитает «работать против нас», готовя для России первоклассных соперников?

Накануне Сочинских Игр олимпийский чемпион Сараево Олег Васильев согласился ответить на эти и многие другие вопросы корреспондента «СП».

«СП»: - Начнем с Сочи. Понравились вам олимпийская арена, каток, на котором выступят фигуристы? А комплекс Олимпийской деревни, в строительство которой были вбуханы громадные деньги?

Ледовая арена «Айсберг» - продукт XXI века, то есть, суперсовременная. Всё сделано с умом. Что касается Олимпийской деревни, то её я ещё не видел, но надеюсь, что не разочаруюсь…

«СП»: - Ваши подопечные стали восьмыми на недавнем чемпионате Старого Света в Будапеште. К перспективной медальной элите их явно не отнесешь. Вам интересно работать со спортсменами, не претендующими на награды?

Я работаю с ними год с небольшим. При этом партнер в этом дуэте стоит на фигурных коньках немногим более трех лет. И уже – восьмое место на чемпионате Европы!.. Заветная мечта ребят – выступить на Олимпийских играх. Красивая цель. Я помогаю её осуществить. А потолок возможностей у каждого свой.

«СП»: - Интересно, стали бы вы сами в 1984 году олимпийским чемпионом, если бы ограничились столь скромной «установкой», как участие в Играх.

В советское время не было установки «на участие», была только одна «установка» - победить. Потому что в СССР была хорошо отлаженная четкая система подготовки чемпионов. Через неё после жесткого отбора пропускали всех более-менее способных спортсменов. И хочешь - не хочешь, а подчинялся требованиям этой системы. Мотивация была лишь важным дополнением к задаче-максимум, которую ставили перед тобой тренеры.

«СП»: - Сегодня в России этого нет?

Сейчас у нас пытаются восстановить советскую «пирамидальную» систему, которая ставила подготовку чемпионов «на поток». Вкладывают огромные деньги, чтобы бесперебойно получать чемпионов практически во всех видах. Получается пока не очень. Так как разрушить всегда проще, чем восстановить, вернуть утраченные позиции.

«СП»: - Года, кажется, три назад в нашем разговоре вы сетовали на страшный дефицит средств, и невозможность из-за этого «нормально тренировать ребят». Работали тогда, помнится, с парой Мухортова-Траньков…

Теперь с точностью «до наоборот» - деньгами всех «закидали». Я не уверен, что это правильно. Потому что голодный и злой спортсмен всегда лучше сытого и довольного. Средства у спортсменов должны быть, но при этом, пока человек тренируется, выступает, его деньги лучше хранить на специальном накопительном счете. А процентов, скажем, десять он может ежемесячно получать на текущие расходы. Потому что когда зарплата у действующих мастеров достигает неприличных размеров, то мотивация для тяжелой работы, подготовка к ответственным стартам, отходит на второй, если не на третий план. Молодого спортсмена большие деньги, как правило, развращают. Я говорю сейчас не только о фигуристах. В любом виде спорта так. А ярче всего проявляется, пожалуй, в российском футболе.

«СП»: - Уж, коль мы вспомнили советские времена, что-то из тех времен действующие тренеры всё же позаимствовали, и как водится, не самое лучшее. В частности, переманивание друг у друга талантливых спортсменов. С этого сезона, например, коренные петербуржцы Столбова-Климов выступают за Москву, своим тренером называют Нину Мозер, а не Людмилу Великову, которая вырастила их, поставила в пару, довела до уровня призеров европейского первенства…

Не могу сказать, что во времена СССР подобное процветало. Были единичные случаи. А после того, как тренеры получили возможность работать по всему миру, стерлись спортивные границы между странами, это стало, в общем, обычным явлением. Что касается конкретно Ксении Столбовой и Федора Климова, то, насколько я знаю, они сами решили переехать в Москву, никто их не уводил. И правильно, на мой взгляд, сделали. Потому что дать им больше, чем уже дали, супруги Людмила и Николай Великовы не могут. Они и так много дали, спасибо им большое за это. У каждого человека есть свой «потолок». Не могут все растить олимпийских чемпионов. Сегодняшние требования к лидерам уже намного выше, чем это было в прошлом. Одних знаний и опыта для этого не достаточно. Нужны ещё и другие качества. Чтобы бриллиант засверкал, ему требуется высокопрофессиональный огранщик. Не каждому дано. Прекрасному тренеру Виктору Кудрявцеву, скажем, нет равных в обучении прыжкам, постановке техники катания. Но довести своих спортсменов до олимпийского уровня он так ни разу и не смог. При всем моем к нему уважении.

«СП»: - А вы – можете? Не буду вспоминать о вашей распавшейся паре Мухортова-Траньков, оставившей по себе у петербургских специалистов не очень приятные воспоминания из-за постоянных скандалов. Но вот, говорят, что, помимо итальянцев, вы взяли под свою опеку недавних любимчиков Тамары Москвиной Катарину Гербольдт и Александра Энберта. Кстати, как вам это удалось – у Тамары Николаевны никому ещё не удавалось «увести» спортсменов…

Вношу ясность: я не уводил. И Москвина не отдавала. Мы с ней вместе пришли к мнению, что с этой парой надо ещё попробовать поработать. У ребят масса проблем, как физических, так и психологических, которые надо преодолевать. У Катарины был полный отрыв сухожилия между берцовой и малоберцовой костями. Травма из тех, что лишают человека возможности даже нормально ходить, не то, что заниматься спортом. Она полгода провела в гипсе. Потом полтора года восстанавливалась. Ей говорили: забудь о фигурном катании. Но вот она уже вернулась, тренируется, катается! Задача теперь в том, чтобы начать биться за победы. Может быть, получится.

«СП»: - И ведь какой молодец партнер, дожидался её всё это время!

Вы считаете, что это хорошо?

«СП»: - А разве нет?

Ну, чисто по-человечески, может быть. А в спорте – не заниматься почти два года?... Чтобы добиваться успеха, надо идти вперед.

«СП»: - Выше вы обмолвились о неких качествах, необходимых тренеру, чтобы воспитать олимпийского чемпиона. Что это за качества?

Не самые лучшие с чисто человеческой точки зрения. Не буду их перечислять. Зачем выносить «из избы»?

«СП»: - Боитесь, что о вас самом подумают плохо?

Обо мне уже столько всего плохого сказано за последние годы, что давно ничего не страшно.

«СП»: - Как вам олимпийская заявка российской федерации фигурного катания – объективный состав, оптимальный на сегодня?

Над заявкой работали профессионалы. Им и нести ответственность за результат…

«СП»: - Немалые споры вызвала кандидатура Евгения Плющенко на единственную путевку в мужском одиночном катании. Его, 31-летнего, тренерский совет предпочел 18-летнему перспективному Ковтуну…

Жене будет, конечно, тяжело выступать с его-то здоровьем на четвертой уже Олимпиаде. Но с другой стороны, у него огромный соревновательный опыт, волевой характер. А на Играх это едва ли не самое главное.

«СП»: - В парном катании мы все надеемся на Волосожар-Транькова, в предолимпийское четырехлетие они сумели войти в число мировых лидеров в своем виде. Вы с этим согласны?

Согласен, хотя хороших пар в мире сейчас много. Прекрасный дуэт, даже два, например, у сборной Канады. Традиционно сильны китайские пары. Парное катание настолько технически сложный вид, что загодя сказать, кто как выступит сложно. От партнеров требуется больше силы, больше движения, больше артистизма. А лед скользкий! Спортсмены, случается, падают буквально на ровном месте. Как это произошло с теми же Воложар и Траньковым в январе в Будапеште. Сегодня практически все фигурное катание, не только парное, на грани человеческих возможностей. Предсказать, спрогнозировать что-либо очень трудно.

«СП»: - К слову, со времени Игр-2010 в Ванкувере ваш вид спорта сильно изменился?

Незначительно. Слегка поменялись правила, но для большинства зрителей это незаметно... Значительные изменения ожидаются после окончания Олимпиады в Сочи.

«СП»: - Что, на ваш взгляд, может помешать сборной России успешно выступить на домашних Играх успешно?

Собственно, то же, что и помочь – тот факт, что Игры-2014 для нас домашние. Слишком велика психологическая нагрузка, ответственность. Все ведь ждут от наших спортсменов только побед.

«СП»: - Время от времени вы работает также телекомментатором на престижных соревнованиях…

Я комментатором не работаю, просто помогаю знакомым телевизионщикам, когда они об этом просят. Не скрою, мне нравится держать людей в «правильном профессиональном курсе».

«СП»: - Сами других слушаете, когда оказываетесь перед телевизором?

Редко.

«СП»: - Потому что не интересно или некогда?

И то, и другое. Если сравнивать наши спортивные телетрансляции с лучшими канадскими или американскими, то сравнение будет не в нашу пользу. Американцы всегда приглашают в пару к своему ведущему профессионала. И это правильно. У нас же подобное скорее исключение. Нередко у микрофона усаживаются в последнее время два ведущих, имеющих чисто любительское представление о спорте. Думаю, вина в том не их самих, а руководителей телеканалов, которые не до конца понимают глубину и смысл спортивного события и важность его профессионального освещения.

Наша справка

На Зимних Играх в Сочи впервые в истории фигурного катания будет разыграно не четыре, как обычно, а пять комплектов наград: в мужском и женском одиночном катании, среди спортивных пар, в танцах на льду и в командном первенстве. Командное первенство будет открывать олимпийскую программу в этом виде спорта.

Федерация фигурного катания России минувшей осенью заявляла о готовности бороться на Играх в Сочи за две золотые медали. В каком именно виде, не уточнялось. Но по итогам прошедших стартов (Гран-при ИСУ, чемпионаты России и Евровы) в федерации заговорили о двух золотых и «ещё двух «призовых» медалях.

– Олег Кимович, Вера сама к вам обратилась?
– Да, она позвонила мне после того, как Юрий Ларионов сказал ей, что они больше не будут выступать вместе, а Нина Мозер исключила ее из своей группы. Вера всегда нравилась мне своими замечательными, утонченными линиями и чувством этих линий. Я ей сказал, что надо искать партнера, если хочешь продолжать кататься. Потом она позвонила, сказала, что партнер найден и они с Андреем Депутатом хотят приехать ко мне в Петербург на пробную тренировку. Я был рад. Депутат идеально подходит Вере во всех отношениях. Начиная с возраста, им обоим 21 год, и заканчивая стилем.
– Как прошла первая тренировка?
– Отлично. Они в первый же день сделали все сложные элементы: прыжки, выброс, подкрутку. Причем на достаточно хорошем уровне.
– Кстати, специалисты отмечают у Веры сложности с прыжками. Вы знаете, как это исправить?
– Какие специалисты? Откройте статистику, и вы увидите, что Вера и Юрий Ларионов сорвали по четыре прыжковых элемента каждый в этом сезоне, а в прошлом всего по одному! Такая стабильность, извините, не снилась даже нашим олимпийским чемпионам. Прыжки у Веры, может быть, и низкие, но они отвечают требованиям, а над высотой и зрелищностью мы поработаем.
«ДЕВОЧКА, ЕСЛИ ТЫ СМОЖЕШЬ НЕ ХРОМАТЬ, УЖЕ СЧАСТЬЕ»

– Вере прочили в партнеры Александра Энберта, который катается у вас с Гербольдт. Вы не рассматривали для него вариант с Базаровой?
– У этой пары был очень сложный сезон. Хирург, оперировавший Катю, сказал: «Девочка, какое фигурное катание? Если сможешь ходить – уже счастье». А мы восстановили Катю, она и на каблуках ходит, и тройные выбросы – свободно, с приземлением на правую, прооперированную ногу. Но все-таки они с Сашей немножко забыли, как соревноваться. Я предложил обоим подумать по поводу будущего. Дал им на это две недели. Они пришли ко мне и сказали, что ни партнера, ни тренера менять не хотят…
– Читала, что вы с обеими парами собираетесь переехать в Москву.
– Я хотел бы остаться в Петербурге, здесь живут мои родители, это мой родной, любимый город…
– Но этому городу больше не нужно парное катание.
– Я пришел в спорткомитет, положил на стол план работы, а мне отвечают: «Все это замечательно, но сейчас у нас денег на постановку программ, на костюмы и сборы для вас нет. В сентябре мы вам, наверное, поможем». В сентябре? Мне программы нужно ставить сейчас, костюмы нужны сейчас, коньки менять тоже нужно сейчас. Можно, конечно, сшить костюмы на кухне, переточить 48 раз старые коньки и программы поставить попроще… Но с такими костюмами и программами невозможно будет бороться с ведущими парами мира. Если город это устраивает, то меня не устраивает.
«МЫ СМОЖЕМ БОРОТЬСЯ С ВЕДУЩИМИ ПАРАМИ МИРА»

– А вы собираетесь бороться с ведущими парами мира. Как?
– Технический арсенал у всех примерно один и тот же. Кого возьмем в качестве примера? Волосожар – Траньков. Тройная подкрутка, два тройных прыжка, вращения и тодес четвертого уровня – все это могут делать и Гербольдт – Энберт. Потенциально и Базарова с Депутатом, но им еще нужно скататься. Разумеется, вторая оценка благодаря имени и авторитету у Волосожар – Транькова будет выше, а по технической для начала мы сможем бороться.
– Все бы хорошо, Олег Кимович, но федерация вас не любит…
– Федерация меня не любит? Для меня главное, чтобы жена меня любила. Да, я немало критиковал федерацию, но в олимпийском сезоне я заметил большие позитивные перемены. Федерация поддерживает все-таки не тренера, а пару. Пара, которая показывает самые лучшие программы, самые лучшие элементы, может рассчитывать на реальную поддержку со стороны федерации.
– По поводу переезда в Москву вы с кем-то уже договорились?
– Какие-то переговоры были, но они носят предварительный характер. Пока я попросил Петербург в течение месяца все-таки поискать возможности.
– Недавно у вас родилась дочь. Как вы ее назвали?
– Пока просто девочка.
– Говорят, ваша жена – москвичка и вам было бы во многих отношениях удобнее жить в Москве?
– Моя жена сказала: «Олег, если у тебя в Петербурге интересная, перспективная работа, то мы останемся здесь с тобой и четыре года, и восемь… И сто лет». Так что вопрос с переездом в Москву пока открыт.
– В Москве сейчас происходят такие события в танцах…
– Я далек от танцев, но по моим ощущениям утверждать, что Елена Ильиных и Никита Кацалапов прекратили свое существование в качестве пары, преждевременно.
– Виктория Синицина, партнерша Руслана Жиганшина, собрала вещи и ушла к Кацалапову.
– Если бы моя жена собрала вещи и ушла к соседу по лестничной площадке, я бы смог это прокомментировать. А здесь я бессилен.
ЛИЧНОЕ ДЕЛО

Вера БАЗАРОВА
Родилась 28 января 1993 года в Екатеринбурге.
Чемпионка России-2012, вице-чемпионка Европы-2012, бронзовый призер чемпионатов Европы 2011 и 2014 годов в паре с Юрием Ларионовым.
Андрей ДЕПУТАТ
Родился 20 декабря 1992 года в Киеве.
Начал заниматься фигурным катанием на Украине, с 2010 года тренировался в Москве у Сергея Доброскокова.
Бывшие партнерши: Владислава Рыбка, Полина Сафронова и Василиса Даванкова.
С 9 апреля 2014 года будет выступать в паре с Верой Базаровой.
Тренер – Олег Васильев.

Олег Кимович, вы три недели работаете с Верой Базаровой и Андреем Депутатом. В чем видите сильные стороны пары?

Сильные стороны в том, что ребята выглядят очень легко и свежо. На мой взгляд, это будет совершенно другая пара, не те, которые мы привыкли видеть. Легкая пара со всем набором сложных элементов.
Вера и Андрей мне чем-то напоминают Гордееву – Гринькова, которые принесли с собой «свежий ветер» 80-х. Так же, как Катя и Сергей, Вера с Андреем выходят на лед, и глаз начинает радоваться, появляется улыбка на лице. Не у меня. А у людей, которые приходят на наши тренировки. И это, наверное, самое главное. Элементы ребята будут делать. А внешний вид, то, как они взаимодействуют на льду, как катятся, двигаются – это очень позитивно, и мне очень нравится.

Вам легко работать с ними?

Комфортно. Не мне с ними легко. Это как раз вторично. Первично то, что партнеры хорошо ладят между собой, помогают друг другу: где-то Андрей под партнершу подстраивается, где-то она.
Все это происходит в позитивной манере. За три с половиной недели совместной работы мы не то, что не ругались (такого даже в мыслях не было), ни разу не почувствовали какого-то недопонимания. Полное понимание присутствовало на каждой тренировке, на каждом элементе, в зале или на льду.

В Санкт-Петербурге, за исключением призеров чемпионата мира Юко Кавагути – Александра Смирнова, практически не осталось опытных пар. Отсутствие конкурентов – всегда проблема для спортсменов и тренеров. Послужило ли это одной из причин вашего переезда в Москву?

Нет. Не могу так сказать. Изначально я действительно хотел и планировал, что Вера с Андреем будут готовиться в спарринге с другой парой Катариной Гербольдт и Александром Энбертом. Эти спортсмены разноплановые, но по элементам близкие друг к другу. Мне виделось в этом полезное сотрудничество для одних и других. Но, к сожалению, второй пары уже нет. И, как ни странно, в этом есть плюсы и минусы для Веры и Андрея.
Минус – проблемы, связанные со спарринг партнерством. Плюс, что у меня, как тренера, освободилось 50 процентов времени, которое было бы оттянуто на другую пару. Сейчас же все время я буду посвящать Базаровой – Депутату, что, в принципе, для меня, исходя из предыдущего опыта, хорошо. Когда сосредотачиваешься на одной паре, то обычно результат достигается быстрее.
Я знаю, что и Вере комфортнее работать, когда тренер не распыляется на двух-трех подопечных, а концентрируется именно на том дуэте, где выступает она сама. Для Андрея это не проблема, а для Веры в этом есть некоторая сложность. Так что, все, что ни делается, к лучшему. У меня появилось больше времени, чтобы работать с ребятами один на один.
А почему мы переезжаем в Москву? Потому что моя семья перебирается в столицу. Моя супруга – москвичка, поэтому я еду вместе с ней. Не потому, что в Москве условия для тренировок лучше. Условия и в Санкт-Петербурге замечательные. Льда сколько угодно. Сегодня я могу кататься и в «Юбилейном», где три ледовые площадки, и в Академии, с двумя с половиной льдами, есть другие маленькие катки, где дети подкатываются. Льда в Питере достаточно, и в этом смысле база ничуть не хуже, чем в Москве. Но! Не секрет, что питерская Федерация фигурного катания испытывает серьезные финансовые трудности. В этом отношении Федерация фигурного катания Москвы вникает в проблемы тренеров и спортсменов более адекватно и практически решает вопросы.
Но, повторяю, я еду в Москву не за деньгами, а за семьей. Хотя, если честно, то рад этому обстоятельству и не очень сопротивляюсь. По опыту знаю, что в Москве люди не просто говорят и обещают, а делают конкретные дела.

Когда появится ясность, на каком катке вы будете работать в Москве?

До 1 июля этот вопрос должен решиться. Весь июнь мы с ребятами проведем в Саранске, потому что Базарова и Депутат выступают за Москву и Саранск. На июньском сборе будет лед, ОФП, хореография и прочее. Республика Мордовия, и руководители города заинтересованы в развитии фигурного катания и спорта вообще. Они понимают, насколько это важная и серьезная задача. И нам помогают во всем.

Итальянцы Николь Делла Моника и Маттео Гуаризе остаются с вами? Это в продолжении темы спарринг-партнеров.

Юридически остаются. Фактически нет. Объясню почему. Да, мы работаем вместе, но пока у итальянской пары нет финансирования. А его нет, пока не пройдут выборы в итальянской федерации. Так что ребята до конца не понимают своей ситуации.
На сегодня картина такова, что после Олимпийских игр в Сочи финансирование подготовки итальянских фигуристов урезано практически до нуля. А так как мои итальянцы полностью зависимы от своей федерации, своих ресурсов у них нет и нет возможности зарабатывать в шоу и еще где-то, то все предельно просто: есть деньги у федерации, и тогда они тратят средства на себя, свое катание, мастерство. Нет денег – сидят где-то дома, используют домашний бесплатный каток. В общем, если у Николь и Маттео будет финансирование, то они станут приезжать сюда и кататься с нами. Не будет, значит, останутся дома. Многое зависит от итогов летних выборов в итальянской федерации фигурного катания.

Вы определились, кого из специалистов привлечете для работы над новыми программами?

Относительно короткой программы я договорился с Максимом Марининым. Правда, сначала он был немного встревожен. Сказал, что никогда этого не делал, не знает. Но я успокоил, говорю: «Слушай, у тебя такой опыт выступлений в шоу, что за 8 лет должен впитать в себя массу хорошего и позитивного». В итоге мы нашли с Максимом точки соприкосновения, и на следующей неделе он уже начнет работать с ребятами в Питере.
Постановку произвольной программы я хотел бы попробовать сделать с Петей Чернышевым. Но у нас не получается по датам. В то же время программу, которую мы задумали, наверное, лучше всего поставит Макс Ставиский. Я говорил уже и с ним, и с Сашей Жулиным. Но, к сожалению, Жулин тоже очень занят. Скоро вместе со своей группой он уезжает на сбор.

Вы принципиально подбирали исключительно российских специалистов?

Я не хотел обращаться ни к кому из иностранцев. Хотел привлечь и использовать опыт наших людей, которые знают предмет, и могут подсказать и сделать то, что необходимо будет в следующем году, согласно правилам, требованиям. Но дело не только в этом. Нам хотелось бы поставить такие программы, чтобы у пары было свое лицо и чтобы на ребят сразу, с их первого появления на соревнованиях, обратили внимание.

Ольга ЕРМОЛИНА

- Олег Кимович, Брайан и Катя тренировались под вашим руководством неделю, завтра Жубер улетает в Париж. Какое принято решение?
- После недельной пробы стало понятно, что ребята чувствуют себя вместе хорошо и что они хотят продолжать в этом составе дальше кататься до Олимпиады 2018 года. Да, мы понимаем, что будет по крайней мере годичный "карантин", за какую бы страну мы ни решили выступать. Предположительно Катя и Брайан будут кататься за Россию, по крайней мере, мы будем двигаться в этом направлении.
- Могут возникнуть сложности?
- Такие же, как если бы мы решили выступать за Францию. Предстоит пройти стандартный бумажно-административный процесс, который займет какое-то время. Мы должны отправить запрос в одну из федераций для "освобождения" спортсмена, она принимает решение через какой-то промежуток времени.
- Склоняетесь все-таки к варианту с Россией?
- Да, я хочу, чтобы ребята катались за Россию. Здесь и возможностей больше, и поддержка может быть серьезнее, если все-таки мы говорим о реализации серьезных планов. У нас есть большая проблема в любом случае - проблема гражданства. Выступление на Олимпиаде подразумевает, что оба партнера должны быть гражданами одной страны. Пока мы этот вопрос не обсуждали, но он является решаемым. Суммарно же за неделю мы проверили, что ребята друг другу подходят, им комфортно, что они, как говорится, смотрят в одну сторону относительно тех целей и задач, которые перед собой ставят. В пятницу вечером мы обсуждали все это с Брайаном, сегодня было принято совместное решение.
Катарина Гербольдт

- Тогда расскажите, пожалуйста, когда и с чего все это началось? Вначале все воспринималось как шутка…
- Началось все еще лет пять назад, когда мама Жубера подошла ко мне и спросила: Олег, ты бы не хотел поработать с Брайаном и научить его парному катанию? Тогда я действительно воспринял это как шутку. И эта идея осталась там, где началась. Потом мы несколько раз об этом же с ней перебрасывались словами, но опять же, в плане шутки. А по окончании предыдущего сезона, накануне чемпионата мира начала просачиваться информация, что Брайан действительно хочет попробовать себя в паре. Что он всегда этого хотел, но не получалось. Плюс он хочет открыть у себя дома в Пуатье школу одиночного и парного катания, и для этого ему тоже хотелось бы попробовать. Я ему позвонил в тот момент, когда он находился на пути в Казахстан на шоу Дениса Тена. Сказал: Брайан, у меня есть девочка, партнер который ушел в другую группу к новой партнерше. И спросил, не хотел бы он с ней попробовать покататься? Жубер ответил, что ему это было бы интересно. Через полторы-две недели я ему перезвонил, просто чтобы получить подтверждение, что он меня понял. Он сказал уже более конкретно, что заинтересован в пробах, и попросил прислать ему видео, как Катя прыгает, катается и вообще двигается на льду. Я отправил - и тут же получил ответ, что он готов приехать в любой момент. Определили сроки - и вот он здесь.
Ледовая сенсация: фотоистория Гербольд и Жубер, готовых выступать за Россию >>>
- Когда Катя и Брайан встали в пару и поехали, каковы были ваши ощущения? Увиденное превзошло ожидания?
- Не превзошло. Я ожидал, что увижу достаточно опытную парницу и одиночника. Было понятно, что одному будет сложно, а второму придется во всем подстраиваться. Это что касается льда. Но мы провели много работы и вне льда. И вот там, в зале, Брайан превзошел мои ожидания. Он очень легко поднимал Катю. Не могу сказать, что все поддержки они сразу сделали на четвертый уровень, но по крайней мере какие-то базовые упражнения и поддержки были исполнены легко. Он достаточно крепкий парень, и техническую информацию воспринимает очень адекватно. Изначально начал двигаться по правильному пути и правильно учиться тому, что надо делать. В плане обучаемости Брайан оказался очень восприимчивым - не случайно же он стал чемпионом мира и Европы, значит, учиться может, в том числе и парному катанию. Ну а в плане реализации этой информации - за те пять дней, которые они вместе скользили, мы сделали довольно много. Выбросы кое-какие - риттбергер и флип, тодес сделали, вращения, все поддержки в зале. Это была очень продуктивная неделя, и ребята стали чувствовать себя намного лучше и комфортнее друг с другом.
- Какие предварительные выводы вы для себя сделали, над чем надо работать в первую очередь?
- Базовая техника парных элементов. Техника исполнения поддержек, подкруток, совместных вращений, тодесов. Сегодня, допустим, тодес они в первый раз сделали, и получилось совсем неплохо.
- Сколько времени уйдет на освоение этой базовой техники?
- От месяца до полугода.
- Уже видите их потенциал? И если да, то чему этот потенциал равен?

Французский фигурист Брайан Жубер на подмосковной тренировочной базе в Новогорске. Брайан Жубер с Катариной Гербольдт будут выступать за Россию в парном катании под руководством Олега Васильева.
- Потенциал хороший. Технически сложные прыжки у них есть. Выбросы Катя уже делала, то есть это вопрос подстройки друг к другу партнеров. Технически они могут быть очень сильной парой. Что касается того, как они выглядят вместе - я ожидал, что будут смотреться хуже. Все-таки у Жубера рост 180 см, а предыдущий партнер Кати Саша Энберт был ростом 187. Разница существенная, но смотрятся ребята очень органично - мои опасения не подтвердились. Думаю, мы можем сделать конкурентоспособную пару, которая будет биться сначала за место в сборной, а потом и за все остальное.
- Вопрос психологического свойства. Жубер - одиночник, всю жизнь он бился за себя, а в паре нужны несколько иные качества, которых у него может не быть. Нет ли у вас опасений по этому поводу?
- Опасений нет. Во-первых, Жубер очень хочет кататься в паре. Во всех последних интервью он говорил, что это его мечта. И сейчас он будет делать то, что он хотел делать последние годы. Во-вторых, Катя прошла этот путь - из одиночного в парное катание. И она будет ему большой помощницей в преодолении пути из индивидуального спорта в командный - все-таки пара это маленькая команда. Да, это будет сложно, некоторые моменты ему будет тяжело осознать, но этот вопрос один из последних, которые меня могли бы беспокоить.
- Не думаете, что многие зрители и специалисты слова "Жубер в парном катании" воспримут как шутку?
- Скорее всего, так и будут это все воспринимать поначалу  - как шутку или пиар-проект. Но на самом деле, всему есть свое время. Когда эта пара появится на льду на своем первом шоу или соревновании, это уже будет пара. А до этого пусть все воспринимают как хотят, это право каждого человека - принимать информацию так, как он считает нужным. Я думаю, сейчас тот факт, что Брайан, чемпион мира и Европы в одиночном катании, начал кататься в паре с Катариной Гербольдт, которая была в свое время сильной одиночницей и сильной парницей, я имею в виду, до травмы - это будет привлекать к ним хорошее внимание. Позволит им не просто тренироваться, но и ездить на какие-то шоу, то есть ребята получат возможность для скатывания. Для этого одних тренировок мало. Так что здесь популярность Жубера поможет ему и Кате быстрее войти в реальное парное катание.

- Противодействия со стороны чиновников, функционеров и судей не боитесь? Фигурное катание консервативно… Или они тоже поймут, что этот проект может стать благом для популяризации спорта?
- Этот вопрос, скорее, к ним. А я противодействия не боюсь. Очень часто мне приходилось с этим сталкиваться. Но в данном случае, если нам не будут мешать, а будут с интересом смотреть, то все уже пойдет позитивно.
- Для вас, как для тренера, пара Гербольдт/Жубер самый большой в карьере вызов?
- Нет, я так бы не сказал. Это даже не вызов - мне просто реально интересно. Потому что два неординарных человека встали в пару, выглядят замечательно, хотят достичь максимальных результатов. У меня были гораздо более серьезные ситуации в жизни и как у тренера, и вообще. Поэтому я не думаю, что нам предстоит что-то суперсложное. Это просто будет интересно.
- Для пары Вера Базарова/Андрей Депутат, которая сейчас является вашей сильнейшей, присутствие Брайана пойдет на пользу?
- Это два совершенно разных проекта, мы движемся с разных сторон. В какой-то момент мы, скорее всего, пересечемся в борьбе за место под солнцем, но они друг другу не помеха. Вера и Андрей как более опытные парники будут помогать Брайану, а Брайан может помогать ребятам техническими советами со своей стороны. Собственно, Брайан уже целую тренировку с Верой провел, помогая ей с прыжками, и Ване Бариеву (Ригини) тоже помогал. Так что это взаимовыгодное сотрудничество.
- По поводу того, где вы будете тренироваться, есть решение?
- Нет. Пока чиновники играют с нами в разные игры, и ничего не известно.