– Валентина Ивановна, наверное, Максим был очень энергичным мальчиком?

– Потому и пошли в спорт, что энергия била через край. Был очень подвижный, любил и бегать, и прыгать. Сидеть долго не мог на одном месте.

– Кто привел Максима на каток и почему фигурное катание?

– Надо было куда-то отдать заниматься спортом. Ближе всего был ледовый дворец «Орленок». Туда и пошли. Ездить не надо, пешком спокойно доходили. На каток привела я. Удовольствия большого не испытывал. Все друзья бегают во дворе, а ему нужно идти заниматься. Конечно, никакому мальчику не понравится, что друзья отдыхают, а тебя куда-то уводят.

– Максим сразу начал кататься в паре?

– Нет, конечно. Кататься мы начали в четыре года, а в пару его лет в десять поставили. Девочка была одного возраста с ним. И примерно одного веса и роста. Максиму приходилось очень технично кататься, потому что партнерша была высокой и тяжелой. Тогда закрепились важные навыки, которые до сих пор ему помогают.

– Максим и Татьяна долго тренировали олимпийскую программу?

– Когда впервые зазвучала музыка к «Маскараду», она сразу всем понравилась. Ребята сразу начали танцевать, импровизировать. Потом подключился Николай Морозов. Это был адский труд. Каждое движение, переход, хват... Была тяжелая и кропотливая работа. Одно движение отрабатывали по неделе. Не получалось, меняли, отрабатывали заново... Николаю Морозову как постановщику надо отдать должное. Программу начали ставить в мае прошлого года. Все лето работали. Без отпуска. Тренировки, тренировки...

– Обрадовались, когда увидели разницу в оценках с другими спортсменами?

– Я привыкла к таким разницам. В последнее время паре всегда ставили высокие баллы. Я очень переживала за эти оценки, потому что это как-то неестественно. Начало сезона – и уже такие высокие. Обычно пик подходит к какому-то ответственному старту, к Олимпиаде, к чемпионату мира. А они сразу начали.

– Как быстро с вами связался Максим после своих побед?

– Сразу! Мама, твой сын олимпийский чемпион! Это после командного... А в личном когда... Для них эта программа тяжело давалась. Перед олимпийским прокатом два срыва было. На финале и на Европе. В Сочи катались очень осторожно, спокойно, чтобы выполнить все элементы. Постарались забыть прошлые неудачи: поменяли платье Татьяне, сняли ободок с ее головы.

– Максиму, наверное, каждую ночь снилась музыка их танца?

– Им ничего не снится. Ребята падают – и все. Две тренировки в день. Между этим еще хореография, ОФП. Поесть некогда даже.

– Вы по-матерински интересуетесь у сына, хорошо ли он питается?

– Сейчас уже нет. Раньше да, когда маленький был.

– Выступление, которое принесло Максиму второе золото в Сочи, смотрели, переживали?

– Я только на последних аккордах подошла к экрану. Когда уже поняла, что все, откатали хорошо. До этого ходила по квартире и молилась. 26 лет мы шли к этой медали. Сколько было всего. Травмы, психологические срывы. Выстояли.

– Всегда поддерживали сына?

– А как же. Кто же еще поддержит, если не мама... Папа тогда еще был жив...

– Максиму удалось приехать на похороны...

– Он приезжал с Татьяной. Они откатались на чемпионате мира и сразу прилетели. Им разрешили не катать показательное выступление, обычно это обязательно для призеров. Ребята прилетели в пять утра. Похороны были в полдень. Об этом тяжело говорить.

– У вас остались коньки, в которых Максим начал тренироваться?

– Ничего не осталось. После него каталась племянница. Тогда ничего было не купить. Катались на старых, перекупали друг у друга. У Максима даже коньки настолько поломались, что мы заливали их парафином, чтобы хоть как-то они могли не развалиться. Купить было негде. На таких – залитых парафином – коньках Максим в сборную уехал. У нас были какие-то экспериментальные отечественные лезвия. Они назывались «Жигули». В Перми катались на них. В Питере Максима спросили, мол, ты откуда на таких лезвиях, на них же нельзя кататься? А у нас тут самые лучшие были.

– Как Максим соотносит себя и Пермь? Местные чиновники изо всех сил гордятся сейчас, что он отсюда, а на сколько он пермяк?

– Пермь – это его детство, родители. Я здесь сейчас, родственники. Код на подъездной двери он не знает. Дверь сменили, когда Максим уже уехал в Питер. Это, конечно шутка, но я, смеясь, всем говорю, что мне проще до Москвы долететь, чем доехать до Нагорного.

– У вас в квартире все настолько аккуратно, как будто вы стараетесь здесь ни к чему не прикасаться, содержать в идеальном порядке...

– Просто я одна. Мои дети прописаны здесь. Эта квартира – наш тыл. Ребята живут на съемных квартирах. А здесь – наше все.

– Местные власти уделяют вам внимание или только Максиму на словах?

– Во время Олимпиады начали писать, что вот, наш пермяк будет защищать честь страны. Наш пермяк достиг золотой олимпийской медали, об этом говорят.

– А о вас кто-то где-то вспомнил? Вы мама олимпийского чемпиона...

– Вот вы у меня берете интервью. (Смеется.)

– Я ведь не представляю местную власть...

– Не знаю ничего о них... Слышала, как зовут мэра города, а больше-то и ничего. Меня родители (я в детском саду работаю) поздравили. Огромный букет цветов подарили.

– Наверное, в детском саду, где вы работаете, все дети теперь пойдут фигурным катанием заниматься...

– Да нет... (Смеется.) Кто ходит, те уже ходят. Каждый занимается своим делом. Многих детей водят в какие-то кружки... Фигурное катание очень сложный спорт. Не каждая мамочка отдаст своего ребенка. А если отдадут, то многие быстро забирают. Малыш ведь падает на лед. Это больно. Моя племянница долго каталась, так у нее на подбородке три шрама. У нас и папа был спортсмен, и я занималась в молодости.

– Каким видом спорта занимался Леонид Степанович?

– Конным. Он первый мастер спорта на Урале. Входил в сборную страны. Спортсмены-конники, особенно его возраста, его знают и помнят. Хотя их тоже уже мало осталось.

– С какими детьми вы работаете в садике?

– Четыре-пять лет. Мои дети все настаивают, что хватит работать, но я не могу так. Большем нечем заниматься. Вот будут внуки, тогда и работать перестану.

– Когда Максиму предложили карьеру в США, как развивалась ситуация?

– Была проблема с партнершей. Максиму не с кем было кататься. И тут позвали в Америку. А тогда все туда ехали. Мы говорим, давай, езжай, закрепишься. Может, потом и мы к тебе. Он вроде как бы и собрался, но очень не хотелось ему... Говорил, мама представь, твой сын на пьедестале и звучит гимн США... или гимн России... Что тебе дороже?.. Полностью ответ смотрите в видеосюжете.

– Остаться в России было собственным решением Максима в 16 лет?

– Да. Это он принял решение. Мы еще между собой говорили, вот ведь какого патриота вырастили... Он и сейчас всегда в Россию возвращается.

– А как строился быт 16-летнего спортсмена в Питере вместо карьеры в США?

– Было очень тяжело. Отправлялась неподъемная клетчатая сумка с продуктами. Все родители делали такие посылки. Мальчишки вдвоем-втроем тащили эти сумки с вокзала. Конечно, у меня сердце кровью обливалось. Но он уже обратно возвращаться не хотел. Он уже понял... Говорил тогда, а что мне в Перми... Мне там кататься не с кем. Все равно надо где-то здесь пробиваться. И пробился. Очень много ребят уезжали и вернулись ни с чем.

– А жил Максим где?

– Он тренировался на одной площадке с хоккейной командой СКА. И жил в подтрибунном помещении. По соседству с солдатами-срочниками, которые обслуживали каток. У фигуристов была отдельная комната. Еду себе там же готовили.

– Хочется личной жизнью Максима поинтересоваться...

– Я сама не знаю о его личной жизни. Они с Татьяной постоянно вместе. Вся жизнь на двоих. Такая судьба. Друг без друга они ничто. Ничего не добьются в спорте.

– Но любая мама ждет внуков...

– Я уже перестала ждать. (Смеется.) Пока еще не до того. Сейчас Олимпиада. Вот она закончится, и, может быть, что-то изменится. В какую сторону, ребята еще сами не знают. Им хочется покататься. В интервью Максим говорит, что пока хочет кататься. Мне то же самое сказал.