– Все-таки никогда не соглашусь с тем, что маленькие девочки соревнуются с женщинами, - неожиданно сказал Арутюнян, глядя на лед, на котором из пяти заявленных в группе спортсменок катались три – Мао Асада, Каролина Костнер и Юлия Липницкая.

– Неужели вам не понравилась Юля? – недоуменно переспросила я.

– Понравилась, – ответил тренер. – Все чисто, все красиво. Но это другой вид спорта.

– В каком смысле?

– В прямом. До тех пор пока девочка не имеет женского телосложения, ей все дается гораздо меньшими усилиями. Это – общеизвестный факт. Если бы Липницкая делала тройной аксель и четверной тулуп, что вполне реально для ее тела и физических кондиций, я бы как профессионал сказал, что это – супер. С таким набором элементов она, разумеется, вынесла бы всех соперниц. Это уже второй вопрос, что лично мне больше импонирует женское катание. Тем более что большой разницы по элементам я не вижу: Липницкая прыгает 3+3, так ведь и Костнер делает такой же каскад. То, что прыжки у спортсменок в этом каскаде немного разные, это not a big deal, как говорят американцы, – не бог весть как важно.

– Кто из более взрослых спортсменок понравился вам в большей степени? Мао или Каролина?

– Я бы сказал, что Каролина по сравнению с прошлым сезоном в плане катания прибавила больше. Усложнила шаги, стала лучше владеть коньком. Видно, что она много этим занимается. Что до Асады, она очень нравится мне в соревнованиях. Там она просто преображается. Та тренировка, что мы с вами смотрели, – не показатель ее готовности.

– Как раз хотела обратить внимание на то, что в прокате Мао сделала только двойной аксель.

– Это как раз понятно. Какой может быть тройной аксель в восемь утра? Ближе к вечеру мы увидим совсем другую Мао.

– Какие мысли вызывает у вас командный турнир?

– После первого дня я думал лишь о том, что, будь моя воля, я бы вышел на лед, повесил все три мужские медали на шею Плющенко и встал бы перед ним на колени, как перед иконой. Причем сделал бы это сразу – до того, как он начнет кататься. Сам факт, что Женя сумел подготовиться к четвертой Олимпиаде, меня потряс. Как именно он при этом катается, для меня совершенно второстепенно.

– Что в таком случае вы предложили бы остальным фигуристам?

– А для всех остальных я заготовил бы еще один комплект наград. Как в парном катании в Солт-Лейк-Сити. И пусть бы они его разыгрывали – отдельно от Плющенко. Ну а если серьезно, я думаю о том, что в программе Игр он стоит в крайне неподходящем месте. Его следовало бы проводить после того, как пройдут финалы в личных соревнованиях. Я бы, по крайней мере, сделал именно так. Да и зрителям, как мне кажется, куда интереснее смотреть на людей, которые уже имеют медали Игр. Еще я обошелся бы без замен. Вообще. Либо это спорт, либо шоу. Если шоу, то непонятно, какое отношение это имеет к Олимпийским играм.

– Я уже не в первый раз вижу вас на чужих тренировках. Что производит на вас наиболее сильное впечатление в плане профессионального интереса?

– То, что фигурное катание за последние несколько лет стало совершенно другим. Для того чтобы добиваться в нем результата, нужно жить на льду. Иначе тебе просто не хватит времени, чтобы охватить все то, что нужно выполнять в программе. В принципе, в таком подходе нет ничего нового. Им успешно пользовался в свое время Курт Браунинг (четырехкратный чемпион мира. – Прим. Е. В.). Он ведь до сих пор владеет коньком ничуть не хуже, чем те, кто выступает сейчас. А причина в том, что на протяжении всей своей любительской карьеры, да и потом, уйдя в профессионалы, Курт не сходил с коньков. На каток он приезжал утром на роликах, переодевался, проводил две полноценные тренировки, а вечером менял коньки еще раз и шел играть в хоккей. Не знаю, попадались вам на глаза или нет записи тех шоу, что Курт проводил в хоккейных коньках, но при случае обязательно посмотрите. Это непередаваемо, что он умеет на них делать.

Этот же секрет лежит в основе катания Асады. Она обожает быть на льду, проводит на нем по шесть часов в день – пока не выгонишь. Как лягушка в пруду. Вылови ее и посади на берег – она тут же снова прыгает в воду. Помню, когда из спорта уходила Мишель Кван, она как-то с ужасом сказала мне, что вообще не представляет теперь свою жизнь без коньков. И не знает, что делать дальше. Наверное, такой же Плющенко, раз катается до сих пор.

– Каким он вам показался с профессиональной точки зрения?

– Он точно не стал хуже. Чем был в Ванкувере, например. Или в Турине. Просто я сказал бы, что он перешел в иное качество. На первых двух играх он был просто обычным спортсменом. Назвать его тогда профессионалом мне было достаточно сложно, несмотря на то что в Турине он стал олимпийским чемпионом. На тот момент у него был столь большой запас прочности, что он не мог их проиграть даже в том рыхловатом состоянии, в котором тогда находился. Сейчас же я вижу профессионала до мозга костей.

– Будь иначе, не думаю, что Евгений сумел бы продержаться в фигурном катании столько времени.

– Именно! Он четко понимает, что и зачем делает. Это – большая редкость в спорте. Хотя с точки зрения результата при нынешнем уровне конкуренции он может оказаться достаточно далеко от пьедестала.

– Лично мне было бы интересно увидеть его в личном турнире. Хотя согласна с вами: это большой риск.

– Тут ведь все дело в том, чего хочет сам Плющенко. Вы же видели, как в первый день командных соревнований сразу после Плющенко катался Джереми Эбботт? Полностью развалился! На большинство соперников Плющенко, даже такой, как сейчас, действует, словно удав на кролика. Откуда я знаю, может быть, это ощущение ему нравится гораздо больше, чем борьба за медали? Если бы я был тренером Плющенко, то пришел бы к нему и сказал: "Чего ты хочешь?" И принял бы любое его решение.

– Кто представляется вам более сильным в мужском одиночном катании?

– По своему потенциалу – Юдзуру Ханю. Во-первых, ни у кого нет столь богатого и одновременно качественного прыжкового арсенала. Я сам видел ролик, где Ханю одной связкой делает четыре прыжка: четверной, а следом – через подпрыжку – три тройных акселя. Представляете, какой там запас прочности? Взять сегодняшнюю тренировку, где Ханю откатал весь макет программы, не снимая антипростудной маски. Плюс – близкая к идеальной форма тела: Юдзуру маленький, легкий, тонкий. И эта форма тела, что немаловажно, не меняется. В то время как Патрик Чан стал заметно тяжелее. Как и Тацуки Мачида – при достаточно невысоком росте он выглядит на льду большим. Даже больше, чем Плющенко.

– Та же Юля Липницкая рассказывала, что вынуждена постоянно держать достаточно жестокую голодную диету, чтобы не прибавлять в весе.

– Не люблю, когда про спортсменов говорят, что их морят голодом. Это ведь как в балете: да, приходится мало есть, но это твоя профессиональная обязанность – держать фигуру и мышцы в определенных параметрах. Хотя это действительно очень сложный период, когда у девочек начинается не только перестройка фигуры, но и гормональная перестройка.

– Я бы сказала, что Липницкой повезло, что ее Игры проходят сейчас, а не через год-два.

– Полностью согласен, но сама по себе формулировка мне не очень нравится. Почему олимпийский результат должен зависеть от того, что кому-то просто повезло, как повезло в 1998-м попасть на Олимпиаду 14-летней Таре Липински? А Мишель Кван не повезло. Точно так же, как в 2006-м не повезло Асаде – изменили возрастные нормы. Хотя я совершенно не исключаю, что если бы она выступала в Турине, то не Шизука Аракава была бы сейчас олимпийской чемпионкой. И никто не знает, кому повезет в следующий раз. На мой взгляд, ценз должен быть обязательно, но в правильном месте. Более высокий, чем есть сейчас. Чтобы девочки успевали по-настоящему повзрослеть.

– Как вы оцениваете готовность к Играм вашей подопечной Эшли Вагнер?

– Не буду ничего прогнозировать, но нам пришлось тяжело. Чемпионат США в этом году был передвинут на самое начало года, а в конце декабря, когда в Америке празднуют Рождество, крайне сложно найти нормальные условия для тренировок. Владельцы катков начинают отдавать значительно больше времени под массовое катание. Если обычно на этих сеансах катаются по 10-15 человек, то в праздники на льду может одновременно находиться сотня людей. В Калифорнии рассуждают просто: Рождество – это зима. Значит, надо идти на каток. И все они забиты под завязку.

Соответственно спортсменам остается достаточно неудобное время – до 12 часов дня. По-хорошему в этот период надо проводить по две тренировки, но как? Не заставишь же девочек прыгать в шесть часов утра?

– Не устаю вам поражаться: как ни спросишь о работе – никогда нет никаких сложностей, все в радость.

– Ну, это ведь действительно так. Вся наша группа жила предвкушением Игр, мы полностью выполнили все планы, поэтому не было никаких поводов для волнений или форс-мажора.

– Какой из национальных отборочных чемпионатов получился для вас более нервным – канадский или американский?

– Американский. У меня там выступали три дуэта: Мэрил с Чарли, Майя и Алекс Шибутани и брат и сестра Хасигава.

– Становитесь специалистом по узко-родственным связям в японских танцах?

– Ну что я могу поделать – так получается. Не могу, кстати, сказать, что чемпионат был нервным: когда все идет по плану, нервничать не приходится. Работу мы сделали хорошую, а спортсмены ведь всегда выступают на том уровне, на который готовы. Даже если на льду происходит что-то непредвиденое для зрителей, я обычно предвижу и такие моменты. Обязана предвидеть.

– Хотите сказать, что способны предусмотреть абсолютно все?

– Нет, конечно. Но определенный опыт работы со спортсменами высшего уровня у меня, безусловно, есть. Есть план работы. Если он выполнен хотя бы на 70 процентов, это позволяет предусмотреть практически любую ситуацию.

– Как сказывается на обстановке в группе то, что вся мировая пресса непрерывно противопоставляет друг другу две ваши сильнейшие пары?

– Мы живем в этой реальности уже более десяти лет – все то время, что эти танцоры выступают в одних и тех же соревнованиях.

– Мне казалось, что перед Играми в Ванкувере превосходство Вирту/Моира было более существенным.

– Это для вас ситуация выглядит таким образом. На самом деле тогда было много проблем. Начиная от тех двух операций на ногах, что были сделаны Тессе.

– Мне доводилось слышать от одного из спортивных врачей, что после хирургического вмешательства такого плана нередко случаются рецидивы и мышца вновь начинает зарастать оболочкой.

– Вторая операция эту проблему решила. Во всяком случае, к этим Играм Тесса и Скотт готовились безо всяких послаблений. Что касается превосходства этой пары перед соперниками четыре года назад, не стоит забывать, что действующими чемпионами мира на тот момент были Оксана Домнина и Максим Шабалин.

– Да, но всем было понятно, что травма партнера вряд ли позволит этой паре бороться за большее, нежели бронзовая медаль.

– Ну и что? Вторыми на предолимпийском мировом первенстве в Лос-Анджелесе были Танит Белбин и Бенджамин Агосто. А мои пары заняли третье и четвертое место. Причем всего за полтора месяца до Игр Мэрил и Чарли выиграли у Тессы со Скоттом финал “Гран-при”. Так что я не спешила бы утверждать, что именно канадцы были на тех Играх фаворитами. Моя основная задача в том сезоне сводилась к тому, чтобы Дэвис/Уайт поехали в Ванкувер первой парой своей страны. Первая пара, как вы знаете, всегда имеет преимущество. Причем во всем. Белбин и Агосто к тому времени пять раз выигрывали чемпионат США. Так что задача у нас на национальном чемпионате была трудной. И только после того, как она была выполнена, можно было говорить о том, что обе наши пары имеют на Играх сопоставимые позиции. Одни – чемпионы США, другие – чемпионы Канады.

– Что изменилось за эти четыре года в вашем подходе к тренировкам?

– Если на прошлых играх мои спортсмены считались совсем молодыми, то сейчас можно говорить о них как о примере спортивного долголетия. Стать олимпийскими чемпионами, а потом повторить это достижение, не прекращая выступать на том же уровне все четыре года – довольно трудная задача. Как физически, так и психологически.

– То есть уйти из спорта после Игр, а через год-два вернуться с вашей точки зрения проще?

– Я этого не сказала. Мне приходилось так возвращаться только с одной парой – Катей Гордеевой и Сергеем Гриньковым в 1994-м, когда они стали единственными из числа вернувшихся профессионалов, кому удалось выиграть. Тем достижением, кстати, я до сих пор очень горда. Потому что та победа показала всему миру, а главное – мне самой, что в спорте возможно все. Если ты любишь то, что делаешь, и готов посвящать этому делу все свое время. Катя с Сергеем вообще сильно повлияли на мое развитие, как тренера. Я создала их стиль. Они сформировали меня в профессиональном плане.

– Все четыре года после Ванкувера я постоянно слышу разговоры о том, как сокращается дистанция между вашими дуэтами и остальными. Вы чувствуете, что дыхание соперников стало ближе?

– Я слежу за этим, скажем так. Все ведь постоянно говорили, что обе пары имеют превосходство прежде всего в технике катания, однако на чемпионате мира в Ницце, куда Мэрил и Чарли приехали в ранге чемпионов мира, их техническая оценка оказалась всего на один балл выше, чем у французов Натали Пешала/Фабьена Бурза, занявших третье место. Меня это тогда сильно насторожило. В коротком танце, обязательной частью которого была румба, выиграли Тесса и Скотт, но их техническая оценка тоже оказалась ниже, чем у дуэтов, которых тренировал Паскуале Камерленго. Соответственно я немедленно принялась размышлять о том, что я могу сделать, чтобы вновь уйти вперед. В тот год мы прекратили работать с Игорем Шпильбандом, моим партнером по тренерской работе стал Олег Эпштейн, а консультантом – Маурицио Маргальо. В первом сезоне нашей совместной работы местами еще ощущалась некоторая несостыкованность процесса, сейчас могу сказать, что у нас сложился идеальный в плане работы коллектив. Это очень важно. Если в тренерском коллективе нет единства, победить невозможно.

– На момент разрыва со Шпильбандом вы не боялись, что результаты ваших спортсменов пойдут вниз?

– Мне было некогда об этом думать. Все ведь случилось неожиданно. И нужно было просто продолжать работать.

– Я не раз обращала внимание, что Вирту/Моир хоть и говорят о прекрасных отношениях с Мэрил и Чарли, но крайне болезненно воспринимают поражения от них.

– Важно ведь не то, кому ты проиграл, а сам факт поражения. Вся эта четверка – это, прежде всего, высокоинтеллектуальные люди. Я ими восхищаюсь, признаюсь честно. То, что они соперничают, не создает в группе абсолютно никаких проблем. Возможно, в какой-то степени это моя заслуга – внушить спортсменам, что конкуренция, какой бы высокой и непримиримой она ни была, – это нормально.

– Произвольная программа, которую вы в этом сезоне поставили для Тессы и Скотта, рассчитана, как мне кажется, на очень тонкого ценителя, как в плане музыки, так и хореографии. Публика же гораздо лучше реагирует на более прямолинейные программы. Вы сознательно пошли на такой шаг?

– Я очень много думала на эту тему. Вирчу/Моир – уникальная пара. Тонкая, изысканная. И только такая программа способна им позволить полностью раскрыть все свои качества. Никакая другая пара просто не выкатает подобную постановку. И я очень рассчитываю, что прокат, которого у нас пока еще не случилось, будет показан в Сочи.

– Костюмы по ходу сезона вы меняли?

– Пять или шесть раз, пока не пришли к конечному варианту. Это была большая работа. Но если учесть, что мы с композитором Александром Гольдштейном создали для произвольного танца Тессы и Скотта 23 разных музыкальных композиций и аранжировок музыки, передвигая кульминационные точки из середины программы в конец, меняя настроение танца и так далее, то шесть костюмов – это сущая мелочь.