А две недели назад петербурженка оказалась в Москве, на катке ЦСКА. Там мы и встретились.
– Что заставило вас решиться и так круто изменить свою жизнь?
– Наверное, просто наступил момент, когда нужно было решить: либо менять свою жизнь, либо вообще заканчивать со спортом. Похоже, вся та работа, что я проделала, пока каталась в Питере, зашла в тупик. Из года в год мне ставили на соревнованиях примерно одинаковые оценки, а это, как ни крути, было показателем того, что я не расту ни в плане техники, ни в плане выразительности катания. А если и расту, то как-то совсем медленно. Да и устала. Тренировки проходили так одинаково и монотонно, что я уже просто не понимала, что делать, чтобы вырваться из этого круга, хотя меньше всего я виню в этом своего тренера – с Алексеем Евгеньевичем мы всегда работали очень хорошо.
– Свои переживания вы с ним обсуждали?
– Нет. Я вообще до последнего тянула с решением, не хотела уходить. По своему характеру я вообще очень мало склонна что-то менять в своей жизни. Поэтому не стала уходить в мае, пыталась убедить себя в том, что все наладится. Мы даже поставили новые программы. Но закончилось все это все равно пониманием, что нужно уезжать.
– Как вас отпустили родители?
– Ну а как они могли не отпустить? Я высказала им свои соображения, мама с папой выслушали и согласились с тем, что я права.
– Какое-то жилье у вас в Москве было?
– Нет. Буду снимать. Пока живу в московской квартире Татьяны Анатольевны Тарасовой.
– И она же поставила вам новые программы?
– Да.
– Вы сами выразили желание сменить обе постановки?
– Мне кажется, это естественный шаг, когда уходишь к другому тренеру. Новый тренер, новая жизнь, новые программы. Все так делают. Я в фигурном катании уже столько лет, что успела насмотреться на подобные ситуации.
– Те две недели, что вы катаетесь в ЦСКА, успели убедить вас в правильности принятого решения?
– Да.
– А можно чуть более конкретно?
– Не знаю, как это объяснить. Просто в ЦСКА сразу начинаешь чувствовать, насколько большой объем работы дается спортсменам и сколько людей одновременно работают на твой результат. Все это время я работала только над скольжением и шагами. Никогда раньше мне не приходилось уделять скольжению столько времени. Эта работа тяжелая, выматывающая, но мне кажется, что она идет на пользу.
– Когда вам не дали возможности поехать на чемпионат мира-2013, у вас не осталось обиды? На тренера, на обстоятельства...
– Наверное, я сама была виновата: очень плохо выступила на финале Кубка России. Конечно, было страшно обидно. Но на кого обижаться, если я сама не справилась с задачей? Не представляете, как сильно мне хотелось поехать на тот чемпионат. Но я слишком сильно устала в том сезоне. У нас получилось какое-то безумное количество стартов, и я понимала, что финал Кубка – это уже совсем лишнее. Ну а сейчас что гадать? Возможно, если бы мне дали возможность тогда отдохнуть после чемпионата Европы, я бы и на чемпионате мира выступила бы не хуже. А возможно, нет.
– Меня, честно говоря, немножко удивили слова вашего бывшего тренера в прошлом сезоне, когда он сказал, что ему неважно, какое место вы займете на предолимпийском чемпионате России. Неужели вы чувствовали себя настолько слабее лидеров?
– Думаю, Алексей Евгеньевич имел в виду то, что ему прежде всего важно качество моего катания. Он вообще часто это повторял. У нас с ним вообще никогда не было такого, чтобы я ехала на соревнования занимать первое место.
– Это понятно. Но та же Аня Погорилая сказала незадолго до чемпионата России, что не считает себя слабее лидеров и намерена до последнего биться за возможность поехать в Сочи.
– Это, наверное, тоже одна из причин, по которой я решила уехать в Москву. У нас в Питере все слишком спокойно. Никто ни к чему не стремится, ни за чем не гонится. Пришли на тренировку, покатались вместе и разошлись. Результат – какое-то абстрактное понятие. А здесь – я уже предвкушаю, как вернется в Москву из Японии Аделина Сотникова, как мы окажемся с ней на одном льду. Все-таки она – олимпийская чемпионка. И мне кажется, что меня будет подстегивать один только этот факт. Вот вы спросили, чувствовала ли я себя слабее. Нет, скорее, наоборот: мне безумно хотелось откататься на том предолимпийском чемпионате так, чтобы все меня заметили. Наверное, чрезмерное желание меня тогда и сгубило...
– В одном из своих интервью вы сказали, что лучше всего собираетесь, если вас разозлить.
– Есть такое. Когда ты злой, то боязнь что-то потерять, что-то не прыгнуть уходит на второй план. А сам выходишь на лед с единственной мыслью: "Будь что будет!" Но это ведь тоже все идет от тренировок: чем больше работаешь и чем больше умеешь, тем увереннее чувствуешь себя на соревнованиях.
– Почему за годы своей карьеры у вас никогда не получалось пробиться в юниорскую сборную?
– Плохо, кстати, что не получалось. Мне поэтому так часто сейчас недостает соревновательного опыта. Но так получилось, что самый тяжелый период – переходный – пришелся как раз на то время, когда я могла бы соревноваться на юниорском уровне. Сначала я росла, потом менялось тело, вот юниорский спорт и прошел мимо. Хотя, наверное, это не столь важно, чтобы сейчас жалеть.