Нравится этот художник-мультипликатор. Есть хорошая статья, целиком размещать не стала 
. Но некоторые мысли, созвучные очень захотелось подчеркнуть.Выдержки из статьи Дарьи Рощеня. Статья целиком находится тут.http://www.pravoslavie.ru/smi/668.htm
Картинки из инета))
"Рисую, как дышу".
О нем спорят – кто он в большей степени, художник или режиссер? Он получает «Оскара» – но в России его кино найти нелегко. Он христианин, но не считает, что снимает «православные фильмы». Он – мультипликатор Александр Петров.
Александр Константинович ПЕТРОВ родился в 1957 году в селе Пречистое Ярославской области. Кадр из фильма «Старик и море» (1999). 
Снят по одноименной повести Э.Хемингуэя. В 2000 году фильм, ставший первым в истории кино анимационным фильмом для кинотеатров большого формата, был удостоен премии Американской киноакадемии «Оскар»
фильмы — «Корова», «Сон смешного человека», «Русалка» — смело можно отнести к категории христианского искусства. Это картины о милосердии и покаянии, христианской жертвенной любви и взволнованной горячей вере.
«Моя любовь», сделанная по мотивам рассказа Ивана Шмелева «История любовная». Фильм, снятый в традиционной для мультипликатора технике «ожившей живописи» (письмо масляными красками по стеклу), получил несколько международных наград и среди прочего на международном фестивале православного кино «Радонеж» был назван «Лучшим христианским фильмом 2007 года».
Беседа наша с Александром Петровым вышла за рамки разговора о его творчестве. Религиозные искания, поиск веры — то, без чего его искусство было бы совсем другим.
Не бойся русалки— В одном интервью Вы рассказывали, что был момент, когда собирались бросить анимацию, и Вас удержал от этого шага кто-то из насельников Троице-Сергиевой Лавры. Правда ли это?
— Это была необычная встреча. Отца Моисея (на тот момент он еще не принял схиму) я знал плохо…
Старец и послушник
Кадр из фильма «Русалка» (1996). 
Фильм был номинирован на «Оскар» за лучший короткометражный анимационный фильм (1996). Получил приз за лучший сюжет на МКФ в Оттаве (Канада, 1998), приз на МКФ в Хиросиме (Япония, 1998)
В моей жизни тогда наступил некий рубеж. Не могу сказать, что я хотел уйти из анимации, это не совсем так, но у меня была внутренняя, почти неразрешимая проблема с фильмом «Русалка».Я понял, что запутался в драматургии, не понимал, как мне довести линию до конца, как сложить рассказ, чтобы в нем были и правда, и точность, и логика.
Иногда такое случается в нашей профессии — не связывается что-то, и в результате не понимаешь, ждет ли тебя полный провал или успех.
Тем более, тему я взял более чем опасную — взаимоотношение нашей реальности и мира бесовского. Нужно было очень аккуратно всё это подать, чтобы не ввести зрителя в искушение, чтобы не нанести ему духовного вреда.
Я уже собрался было закрыть фильм, но в последний момент мы с женой все-таки решили отправиться за помощью в Лавру. Дело в том, что к кому бы из верующих я ни обращался, всех мой замысел пугал.
Мне так и говорили: что вы, никаких русалок, идите и снимайте доброе кино. Но вот один дорогой мне человек в Ярославле, отец Николай, повез нас в Лавру. По дороге мы от него отстали, в итоге приехали туда сами.
Приехали — а никого не знаем. Куда идти? И вдруг неожиданно нам встретился старый мой друг, писатель, который сам тогда был в сложной ситуации, стоял на распутье, искал другой, не мирской жизни… в итоге стал священником. Именно он и отвел меня к отцу Моисею.
У батюшки я провел почти два часа. Посидели, говорили, он меня исповедовал, еще говорили, теперь уже о моем деле. Сначала он пожурил меня за то, что я работаю в киноиндустрии, вспомнил богоборческие фильмы 30-х годов, а потом, поняв, чем же именно я занимаюсь, благословил и сказал: делай, продолжай делать…
Он меня укрепил. После нашей встречи я неожиданно нашел финал фильма. Возможно, он был подсказан в беседе с отцом Моисеем, а может быть, повлияло общение со всеми, с кем я тогда советовался — среди них, кстати, много было и лиц духовного звания. Как бы там ни было, у меня выстроилась логичная система отношений героев, история дошла до финала — в том виде, каков он в итоговой версии фильма.
Для меня совершенно очевидно, что всё закончилось хорошо благодаря тем, кто тогда молился за меня. Я уверен, что сам бы с этой ситуацией не справился. Скорее всего, бросил бы фильм, впал бы в депрессию и вряд ли смог бы вскоре заняться другими фильмами. А продюсеры меня бы, мягко скажем, не поняли. Одним словом, я чудом остался в анимации.
— Фильм «Моя любовь», получивший призы и премии на двадцати разных фестивалях в России и за рубежом, в том числе был назван самым христианским фильмом 2007 года. Вы согласны с такой оценкой? И если этот фильм получился христианским, то благодаря чему — исходному смыслу литературного первоисточника или Вашей попытке вдохнуть в шмелевский рассказ христианское содержание?
— Как вам сказать… Я называю себя православным, стараюсь воцерковиться, хотя не могу похвастаться глубоким и искренним религиозным чувством. Скорее, в этом отношении я еще ученик. И честно признаюсь, за последние тридцать лет моей учебы я не сильно продвинулся. Однако то, что сказано в Евангелии, и православная традиция понимания Евангелия — это мне близко, дорого, я стараюсь этим жить и этому соответствовать.
Но я не делаю специально православных фильмов. У меня нет и права на то, чтобы делать фильмы, так или иначе освещающие внутрицерковную жизнь или связанные с жизнью монашества.
Хотя я пробовал сделать подобные фильмы: например, та же «Русалка» — это история о монахе, который замаливает свои грехи, который сталкивается со своим преступлением и отвечает за него через много-много лет после случившегося. Конечно, этот фильм рассчитан на светскую аудиторию, он не претендует на догматическую правильность. Более того, это очень свободная трактовка истории, даже чересчур свободная. Отсюда и мои сомнения, и колебания, и негативная оценка моего замысла многими верующими людьми.
«История любовная», фильм отмечен более двадцатью премиями российских и международных кинофестивалейТеперь отвечу насчет Шмелева.
Некоторым людям кажется, что он весь такой из себя уютный, благостный, что он воспевает налаженный мещанский быт, что эти бытовые детали подменяют собой духовные глубины. С такой оценкой я решительно не согласен.
Шмелев — это человек, который хлебнул столько горя, и так это горе сумел описать, что может дать фору многим прозаикам, писавшим о репрессиях и ГУЛАГе.
Что касается «Истории любовной» — я, пожалуй, не знаю другого писателя, который сумел бы так сказать о счастье, о чистоте, о желанной любви, как получилось у Шмелева.
Делая фильм «Моя любовь», я старался быть искренним и откровенным, хотел сохранить восторг перед идеалом подростковой любви, старался говорить о тонкой душе, глубоком иммунитете к грязи, к греху.
— Вот Вы говорите: Шмелев Вас изменил. А Достоевский? Как он на Вас повлиял? Вы же сняли «Сон смешного человека»… Почему взяли именно этот рассказ?
— Когда я обращаюсь к Достоевскому, то пытаюсь разобраться в вещах, которые не понимаю… Достоевский своим опытом духовным, своим прозрением и отчаянным сомнением гораздо глубже меня проник в суть этих вещей, и я с его помощью пытаюсь разобраться в своих сомнениях и вопросах. 
Вы спрашиваете, а что во мне поменял Достоевский? Знаете, вы задали вопрос, который мне никто не задавал…Мне кажется, я перестал быть самонадеянным, во мне поутихли юношеские азарт и агрессия. Вообще, мне кажется, что самые рьяные православные — это люди новообращенные.
Они столько усилий затрачивают, чтобы отстоять свое мнение, что делают много жестокого. И в этом смысле Достоевский как-то меня успокоил и согрел, помог вот этот мой рьяный пыл преодолеть.
Ну уж очень мне в свое время хотелось быть этаким правильным и истовым христианином, наставлять и поучать, но я понял, что надо как-то иначе. Надо быть нетерпимым к самому себе, а не к другим.
Кадр из фильма «Корова» (1989). 
Фильм, снятый по одноименному рассказу А. Платонова был номинирован на «Оскар» (1990), получил почетную награду на 40 МКФ в Западном Берлине (1990), Гран-при «Золотая раковина» на МКФ в Бомбее (1992), Гран-при и приз газеты «Асахи» на III МКФ в Хиросиме (1990), приз за лучший дебют на МКФ в Оттаве (1991)— Когда я начинал делать фильмы, то пытался найти себя в развлекательном жанре.
.
Я, скорее, ищу какую-то естественную оболочку, форму для воплощения волнующих меня идей. Этой оболочкой стала живопись. Поскольку я аниматор, то мне интересно превратить живопись в некое действо и этим действом выразить соответствующие эмоции, свое отношение к литературе, жизни, самому себе. Отчасти этот путь интуитивный.
Достаточно и ста зрителей
— Каждый актер хочет быть услышанным, художник — видеть свои работы в Третьяковке. Но анимация у нас чаще всего оказывается на периферии зрительского внимания. О Вашем фильме «Старик и море» узнали лишь благодаря «Оскару», но очень мало кто его смог посмотреть. Вам не страшно, имея амбиции художника, не попасть в Третьяковку? Или то, чем Вы занимаетесь, работа для себя лично?
— Если я скажу, что работаю исключительно для себя, то слукавлю. Конечно, мне хочется какой-то востребованности, какого-то признания своего труда — чтобы зритель увидел мое кино, чтобы критик заметил и написал статью. Когда это случается, то — чего скрывать! — греет самолюбие и помогает двигаться дальше, задумывать новые вещи, доделывать старые и, как минимум, утверждаться на своем пути.
А если не замечают вообще, то бывает обидно. Но дело в том, что человек — существо хитрое. Свои неудачи, невнимание к своему творчеству он может расценивать так: примитивная толпа не понимает мои великие идеи… От такого самообмана я далек, но мне ведь и грех жаловаться: в отличие от многих, мое кино все-таки видят. Картинки то и дело появляются по телевизору, обо мне пишет пресса.
Но, хотя я и не вправе говорить за всех аниматоров, все-таки выскажу свою позицию. Я не думаю, что анимация претендует на какую-то исключительную роль в изобразительном искусстве. Надо честно признать, что мультипликация — это некая резервация внутри искусства, в ней всегда что-то происходит, но интересно это, как правило, лишь тому, кто сам в этом варится.
Кадр из фильма «Старик и море» (1999) 
я убежден, зрители и поклонники анимации не могут исчисляться миллионами. Это сотни, тысячи, ну, может быть, десятки тысяч, но не миллионы. Да я и не уверен, нужны ли обязательно миллионы. Мне достаточно и ста зрителей. Хотя нет, сто тысяч — это было бы здорово.
Иногда мне хочется освободиться от бремени образования, знаний, умений. Хочется быть непосредственным …но я все время чувствую себя в смокинге.
Это же очевидно, что одежда принуждает тебя к одним действиям, исключая другие. И действительно, реалистический смокинг порой мешает мне быть разнообразным и более непринужденным и свободным.
Впрочем, желание вырваться из реализма бывает у меня далеко не всегда. Неожиданно возникает, неожиданно угасает… Иногда я позволяю себе раскрепоститься в сценках, в которых не связан конструкцией сюжета и характерами.
Но это быстро проходит — и все равно остаешься в пространстве фильма, конструкция которого тебя держит, настраивает на определенную волну. Например, «Историю» Шмелева я сразу для себя определил так: это должен быть весенний вихрь фантазий, событий, такой восторг подросткового состояния влюбленности.
Этому были подчинены все задачи. Надо понимать, что эта динамика передается режиссерской волей, а не техническими ухищрениями.
А уж что получается — судить зрителю. Мое дело — снимать кино, и если людям оно нравится, я этим утешаюсь.
Отредактировано Анжи (2015-03-25 08:13:32)
дорвалась 
, прям как я 
Мне у него ещё это нравится "Я люблю быть один, но рядом с кем-то".