Плющенко обладает тем, что можно называть харизмой, что можно называть актерским мастерством. А можно сказать так, как сказал тренер Жени Алексей Николаевич Мишин:
- Каждый выдающийся фигурист вносит свой вклад в эстетический аспект фигурного катания. Вспомним, например, Джона Карри, Людмилу Белоусову/Олега Протопопова, Элвиса Стойко… Но все эти спортсмены взяли какую-то свою художественную стезю и по ней двигались. А Плющенко я называю Шекспиром фигурного катания. Почему Шекспиром? Потому что Шекспир – это один из тех творцов, которые описали все человеческие чувства. И любовь, и коварство, и предательство… Всю ту гамму чувств, которые свойственны человеку. Поэтому я не стесняюсь сравнивать Плющенко с Шекспиром. "Лунная соната", "Бандитский Петербург", "Адажио" Альбинони… Плющенко уникален количеством медалей. Но для меня это не главное. Для меня главное, что он уникален широким творческим диапазоном. И я не знаю второго такого фигуриста.
Пожалуй, впервые о Плющенко как об артисте заговорили в сезоне-2000/2001. Короткая программа на музыку "Болеро" Мориса Равеля и произвольная на несколько тем, главной из которых была "Однажды в Америке" Эннио Морриконе, стали одними из самых обсуждаемых в мире фигурного катания. В то время как главный соперник Плющенко, бывший ученик Мишина Алексей Ягудин, в основном, эксплуатировал героические образы, Евгений демонстрировал способность меняться совершенно кардинальным способом. Вот что говорит о периоде "раннего Плющенко" его тренер:
- У Жени сразу проявилось "я" в фигурном катании. Но здесь я бы хотел сказать о людях, которые стали катализатором его широкой творческой гаммы. Сначала это была хореограф, которая работала с ним еще в Волгограде. Затем, уже в Санкт-Петербурге, с Женей работали Евгений Сережников, профессор Эдвальд Смирнов, Давид Авдыш, Валерий Михайловский, Юрий Смекалов… Примечательно, что все эти люди не из мира фигурного катания.
Мы пробовали работать с "патентованными" специалистами, которые поставили множество программ разным фигуристам. Такими как Николай Морозов, Максим Ставиский, Паскуале Камерленго, Повилас Ванагас, Стефан Ламбьель, Кендзи Миямото… Это все глубоко уважаемые мною люди. Но что интересно – широкая пробка творческих возможностей Жени Плющенко не вставлялась ни в одну из этих бутылок. Ни одна из их программ не пошла в дело.
После сезона-2000/2001, в котором Плющенко выиграл вообще все турниры, в которых участвовал, казалось маловероятным, что звание олимпийского чемпиона в Солт-Лейк-Сити достанется кому-то другому. Подтвердить статус Евгения как фаворита должен был предолимпийский финал Гран-при. В то время формат этих состязаний часто меняли, и турнир, о котором мы говорим, проходил по достаточно странной формуле. Фигуристы должны были откатать сначала одну произвольную программу, потом короткую программу, а затем другую произвольную программу.
Плющенко стал лучшим в первом сегменте соревнований, показав прошлогоднюю "Однажды в Америке". Затем выиграл и короткую программу – в этом сезоне это была не шедевральная, но добротная композиция на попурри из музыки Майкла Джексона. А затем Евгений должен был нокаутировать соперников, в первую очередь Ягудина, новой произвольной, которую никто до того момента не видел.
Автор этих строк до сих пор помнит впечатление, которое произвела та программа. Это и была "Жизнь Артиста" – слова, вынесенные в заголовок материала. Вместе с Плющенко – а точнее, с его помощью – зрители проживали в этой программе целую жизнь. Со взлетами и падениями, ошибками (да, кому не нравились виляния бедрами, могут считать их таковыми) и находками, болью и счастьем. Но… маленькая помарка на четверном прыжке стала поводом для того, чтобы Плющенко, безоговорочно обыгравший Ягудина в двух первых видах финала Гран-при, уступил всего одним судейским голосом в заключительном. По тем правилам это означало общее поражение. А потом…
Увы, в фигурном катании есть светлые силы, а есть темные, - говорит Мишин. - И эти темные силы организовали кампанию против этой программы, чтобы осложнить Плющенко жизнь перед Олимпиадой в Солт-Лейк-Сити. Одна американская журналистка сказала, что в этой программе Женя выглядел как "бриллиант, выброшенный в помойное ведро". Хотя я считаю, что благодаря усилиям Эдвальда Смирнова и всего нашего коллектива программа "Жизнь Артиста" получилась на самом деле очень яркой. Просто замечательной. И к таким программам люди еще придут. Опера "Севильский цирюльник" на премьере тоже была освистана. Судьба этой программы - такая же.
Что было дальше, все хорошо помнят. Перед Олимпиадой Мишин с творческим коллективом на скорую руку сделали Евгению новую произвольную программу – "Кармен". Ее фигурист исполнил в Солт-Лейк-Сити просто превосходно. Но до этого он упал с четверного прыжка в короткой программе – и лишился шансов на золото.
После Олимпиады-2002 Ягудин ушел из спорта – а Плющенко продолжил покорять вершины. Спортивные – и, конечно, творческие. Сезон-2002/2003 стал годом "Бандитского Петербурга" – и не только на телеэкранах. Музыку Игоря Корнелюка из этого фильма команда постановщиков Плющенко использовала для того, чтобы создать совершенно бесподобную произвольную программу. В чем-то она, кстати, напоминала "Жизнь Артиста".
- Изначально мы делали программу под Рахманинова на тему "Паганини". Женя играл на себе, как на скрипке, все было прекрасно, музыка была просто замечательная. Но он катался-катался и сказал, насупив свой курносый нос: "Не мое. Хочу "Бандитский Петербург". И мы поставили "Бандитский Петербург". Это была музыка, благодаря которой композитора Игоря Корнелюка можно причислить к гениям.
А в следующем сезоне мир увидел, пожалуй, наиболее выдающуюся с творческой точки зрения программу Плющенко. Это было посвящение Вацлаву Нижинскому. Да, в мужском одиночном катании и до сезона-2003/2004 были фигуристы, демонстрировавшие яркие образы. Но, пожалуй, никто до Евгения не брался за такой серьезный проект.
- Идея программы, посвященной Нижинскому, появилась у меня, - рассказывает Мишин. - Эта фамилия прозвучала в одном из писем, где мне предлагали различные образы для Жени. Предлагали, чтобы он танцевал Чабукиани, Нуриева, Барышникова… Но я выбрал Нижинского. Я принес идею на каток и предложил ее.
В моей творческой жизни были две программы, к которым я подошел наиболее серьезно. Первая – это была "Токката и фуга" Юрия Овчинникова. А вторая – "Нижинский" Плющенко. Я повел Женю в театральный музей, и мы там вместе читали мемуары сестры Нижинского. Женя узнал, что такое Дягилевские сезоны, он узнал, что такое костюмы Бакста. Изумительный, кстати, художник. Так серьезно мы подходили к этому образу. В постановке участвовал целый коллектив. А в музыкальную канву мы искусственно вписали с помощью скрипача Эдвина Мартона два фрагмента – в частности, "Шехерезаду", это была одна из партий Нижинского. Это была грандиозная работа по своему замыслу и концептуальному подходу. Сейчас, кстати, я таких подходов не вижу ни в одной из самых замечательных программ.
Следующий сезон стал первым, в котором Плющенко столкнулся с по-настоящему серьезными травмами. Из-за них творческое направление в работе фигуриста приняло, если так можно выразиться, менее широкий размах. Да, марку Евгений держал – но ближе к Олимпиаде в Турине больше говорили о том, подойдет ли Плющенко к ней здоровым, нежели гадали, какой на ней он продемонстрирует шедевр. Завоевав свое золото, Плющенко ушел. А потом вернулся – сначала к Олимпиаде-2010 в Ванкувере, где он выиграл серебро, и затем, что было совсем невероятно, в сезоне-2011/2012, чтобы начать подготовку к Играм в Сочи. Именно в следующие три года были созданы две программы, о которых нельзя не рассказать.
Первая – это короткая программа "Шторм" на музыку греческого композитора Янни в аранжировке Эдвина Мартона. Плющенко впервые исполнил ее на чемпионате России 2012 года в Саранске. В момент, когда его мучили хронические травмы. Скажите, что делает повар для того, чтобы сделать вкусным не самое удачное блюдо? Правильно, исправляет ошибку соусом. Плющенко и его команда сделали то же самое. Подобрали настолько мощную музыку, что только от нее мурашки начинали идти по коже. А уж в совокупности с умением Жени одним жестом, одним взглядом заставить зрителей трепетать…
Программу "Шторм" Плющенко оставил и на следующий сезон, и прокат ее на чемпионате России-2013 в Сочи стал одним из лучших. А затем, через год, была Олимпиада. И исполнение Евгением произвольной программы, совершенно уникальной по замыслу. Она состояла из частей лучших программ Плющенко прошлых лет. Не все приняли эту идею: для некоторых такая постановка стала проявлением творческой слабости команды олимпийского чемпиона. Но те люди, которые следили за Плющенко с самых первых лет его карьеры, поняли, что хотел сделать Мишин.
- Программа, составленная из кусков старых программ Плющенко, была моей идеей. Сначала Женя воспринял ее, мягко говоря, с осторожностью. А потом оказалось, это то, что надо было людям. Сравнение я бы тут такое провел: от Клавдии Шульженко всегда ждали "Синий платочек", от Майкла Джексона – лунную походку, от Майи Плисецкой – "Кармен". Вот, и здесь каждый нашел в этой программе Плющенко то, что он хотел найти.
На этом можно было бы закончить наш материал. Вернее, поставить многоточие – на вопрос Мишину, есть ли образ, который он всегда хотел реализовать с Плющенко, но не смог этого сделать, Профессор ответил: "Есть, но я вам о нем не скажу", дав понять, что творческая история выдающегося фигуриста еще не завершена.
Но мы просто не можем обойтись без упоминания о двух показательных программах Плющенко, которые сам Мишин считает наилучшей демонстрацией его творческой версатильности.
- Широта возможностей Жени, на мой взгляд, наиболее проявилась в двух программах, которые не являются изысканными с точки зрения высокого искусства. Это программа "Асисяй" сезона-2003/2004, где он поочередно изображал мальчика и девочку. При этом Плющенко обладал таким чувством такта, что никто не иронизировал насчет его смены образов. И вторая программа - это, конечно, Sex Bomb. Идея Sex Bomb принадлежала Давиду Авдышу. Сам я поначалу отнесся к такому замыслу с осторожностью. Как и к программе, которую, когда Женя был еще юниором, сделал ему Евгений Сережников. "Жаворонок" – там, где он лежал и клевал носом лед. Мне показалось сначала, что это непонятно что. А Плющенко этим номером поднял американский зал на ноги. Та же судьба была и у Sex Bomb. Наслаждайтесь!