В фигурном катании очень много драм. Одна из них произошла на Олимпийских играх 2006 года в Турине во время соревнований в танцах на льду. Итальянцы Барбара Фузар-Поли и Маурицио Маргальо, не выступавшие четыре года и вернувшиеся к домашней Олимпиаде, захватили лидерство после обязательной программы. А на последних секундах оригинального танца Маргальо, пытаясь выполнить поддержку, упал вместе со своей партнершей на лед. Последовавшую затем немую сцену и тяжелый, убийственный взгляд Барбары на своего несчастного партнера, одним неудачным движением похоронившего и ее, и свою мечту, помнят все, кто смотрели те Игры.
Но мы начали разговор с Маргальо с его текущих дел - надеясь, может быть, к концу интервью осторожно "вырулить" на ту самую драму.
- Маурицио, вы сейчас работаете тренером в группе Марины Зуевой. Расскажите, какие функции вы выполняете? И, конечно же, поделитесь впечатлениями от работы с российскими учениками Викторией Синициной и Никитой Кацалаповым.
- Наше сотрудничество с Мариной началось три года назад, когда она стала собирать свою команду. В мои обязанности в большей степени входит работа над технической стороной танцев на льду, но на этом не заканчивается. Дорожки шагов всегда связаны с хореографией, а потом они плавно перетекают в поддержки. Это заставляет нас распределять свое внимание на весь танец в целом, а не зацикливаться только на своем конкретном отрезке работы. В нынешнем году мы приняли своего рода вызов, когда Марина согласилась работать с парой из России. Два сильнейших мировых танцевальных дуэта (Мэрил Дэвис/Чарли Уайт и Тесса Вирчу/Скотт Мойр) покинули нашу группу после Олимпиады, после чего возникла пустота, которую все спортсмены стараются заполнить, совершенствуя свои навыки. Для самой Марины было важным принять этот вызов, чтобы заполнить некую пустоту внутри себя - другими словами, ей важно работать над тем, над чем было бы не так просто работать.
- Синицина/Кацалапов выступили на своем первом турнире – этапе Гран-при Cup of Russia, а их бывшие партнеры Елена Ильиных и Руслан Жиганшин в Москве провели свой второй старт. Какие выводы вы для себя сделали?
- У этой пары есть потенциал к развитию в последующие недели, месяцы и годы. Но в большей степени я был поражен тем, как все торопят события. Думаю, мы должны быть реалистами и дать новым парам время. Чтобы они могли узнать друг друга лучше, раствориться друг в друге и стать одним целым. Я вижу на льду красивых фигуристов, об этом я не беспокоюсь. Медленно, но целенаправленно мы будем строить дом, все вместе. Но это требует времени.
- В каждом из новообразованных дуэтов многие видят слабым звеном соответственно Руслана и Викторию. Многому ли Синициной в действительности пришлось учиться, чтобы не отстать от Кацалапова?
- Я не думаю, что работа так уж сильно отличалась от того, что она делала раньше. К тому же у любого спортсмена есть свои слабые стороны. Что различается – так это опыт. И я вижу сложности именно в этой связи – более молодые и менее опытные спортсмены сложнее справляются с давлением и возложенными на них ожиданиями. С технической точки зрения самое основное в становлении новой пары - обретение фигуристами умения кататься в унисон. И работать для этого нужно с каждым из партнеров, а не с одним из них.
- И, тем не менее, есть мнение, что Кацалапову, как и Ильиных, приходится себя немного сдерживать, чтобы подстроиться под партнеров. Согласны?
- Все это вопрос времени. А все эти комментарии, мнения… Поверьте, никто не будет намеренно сбавлять свои обороты и делать шаг назад в плане техники или хореографии, над которой работают годами. Но каждый сначала должен понять, каким образом он или она могут работать со своими партнерами, чтобы развиваться вместе и вместе достигать высот. Даже в личной жизни – ты не можешь сразу пойти на все 100%, нужно двигаться постепенно. Лена и Никита не сделали шаг назад, но им нужно было привыкнуть к новым партнерам. Как и Вике с Русланом. И время нужно, чтобы поднять общий уровень пары на соответствующие позиции. Я лично не сильно беспокоюсь об этом, просто всем хочется результата здесь и сейчас. А мне хочется сказать: ребята, ну давайте остановимся на минутку и попытаемся понять спортсменов!
- Можно ли сделать вывод из сказанного вами, что на турнире в Москве Синицина/Кацалапов сделали то, чего и ожидал от них тренерский штаб?
- По-моему, для совместной работы, которая длилась всего несколько месяцев, они показали приличный результат. Приехать на свой первый Гран-при, выступать под пристальными взглядами родных трибун в одной разминке со своими бывшими партнерами… Для каждого из этой четверки тот старт был очень сложным, они все были взволнованы, каждый рисовал в своей голове картинки того, как это произойдет, много думали об этом. То, что я увидел на льду, мне понравилось – катались ребята достойно, даже смогли обыграть пары, которые тренируются вместе не один год, причем сделали это без особых проблем и с большим запасом для роста. Чего же нам еще нужно (смеется)?
Тренеры у бортика и судьи смотрят фактически разные соревнования
- Сразу после произвольного танца в Москве Зуева сказала, что даже вы как технический специалист не всегда можете понять, на какой уровень сложности сделан элемент – так много деталей в правилах для нынешних танцев на льду.
- Эта тема постоянно обсуждается в мире фигурного катания. В первую очередь поясню, что Марина имела в виду. Когда мы смотрим соревнования, мы находимся абсолютно в других условиях, чем судьи. Мы смотрим прокат вживую, с другого угла, у нас нет возможности пересмотреть какой-то элемент на экране в замедленной съемке, и все прочее. Порой ошибки очевидны, в другие моменты мы говорим о таких незначительных деталях, которые можно определить только на экране и в повторе. Так что можно сказать, что мы и судьи смотрим фактически разные соревнования. Как член техкома ISU, я готов подтвердить, что деталей очень много. Одна из целей, которую хотят реализовать в ближайшем будущем – сделать правила более понятными. В судействе должна быть последовательность - какие бы люди ни сидели, мы должны быть уверены, что они будут одинаково судить каждую пару. Наша задача - сделать критерии, которые оценивает техбригада, более понятными для тренеров, спортсменов и, собственно, самой техбригады. Порой они оценивают столько деталей, чтобы мы просто теряемся, над чем нам нужно работать, а они не получают целостной картинки при просмотре наших постановок.
- Как ISU отреагировал на эксперимент в Оберстдорфе, когда соревнования судили две разные бригады?
- Эксперимент дал пищу для размышлений и находится в стадии анализа. При такой системе главная проблема с числом судей – сложно привозить бригады в таком количестве на каждый турнир. Я выскажу вам мое личное мнение о необходимых переменах. Я люблю именно танцы на льду, то есть хочу видеть больше танцев. При этом я не говорю, что сейчас нет танцующих пар. Просто нам нужно эти начинания больше поощрять. Многие талантливые спортсмены за тщательной работой над реберностью, элементами и шагами останавливаются в развитии креативности. И это в большей степени отражается в представлении программы на соревнованиях – спортсмены находятся в стрессовых условиях и сосредотачиваются на элементах, поскольку, не выполнив их, потеряют больше баллов, чем не выдержав танцевальную позицию.
- Всегда есть вариант – вернуться к старой системе. Как вы на это смотрите?
- Чего нельзя делать – так это сравнивать две системы. Я был воспитан в старой системе, она мне нравилась. Мне нравился обязательный танец, и я был расстроен, когда его убрали из программы. Да, это лишний день, обязательный танец сложен для восприятия зрителями, но для меня это была лучшая часть соревнований! В этом танце я мог видеть мастерство фигуристов. Сегодня вознаграждаются мельчайшие технические детали, из-за чего пары теряют в красоте и, я бы сказал, сиянии катания. Раньше мы должны были показывать, как скользим, как лезвие рассекает лед, танцевальные позиции были отточены до идеала. Сейчас мы в этом теряем – важнее сделать, к примеру, чистое чоктау или другой элемент. Скажите мне, как можно сравнить поддержки того времени с теми акробатическими нововведениями, что есть сейчас? Я ведь даже не могу показать своим спортсменам, как сделать ту или иную поддержку, настолько много специальной подготовки они требуют. По моему мнению, танцы показывают красоту движения фигуристов на льду и их слияние с музыкой. На этом мы и должны фокусироваться, оставаясь уникальными, а не сливаясь в одно целое с парным катанием.
Жизнь известного спортсмена - как витрина ресторана
- Маурицио, свой путь в фигурном катании вы начали сразу с танцев на льду, хотя обычно фигуристы сначала проходят школу одиночников. Почему?
- Просто такая система действовала в той школе, где я начал заниматься фигурным катанием. Было две группы – одиночников и танцоров, которые работали вместе только первый сезон. Затем происходила профориентация. Я начал кататься в 10 лет, но все-таки в группе одиночников. Правда, после всего трех уроков (смеется) тренер сказала: "Может, будет лучше, если ты пойдешь в танцы?" И мы вместе с моим младшим братом перешли в другую группу. А заполучить двух парней в танцах не так-то плохо! Мне самому было комфортно в новом коллективе, где было много ребят – в фигурном катании очень часто бывает, что с 10 девочками тренируется один мальчик. Это тяжело. А нам с братом повезло. Так вот я и стал танцором. Честно сказать, я даже не знаю, как прыгать (смеется).
- Логичный вопрос спортсмену из Италии – почему фигурное катание, а не футбол?
- Я играл в футбол, равно как занимался и другими видами спорта. Фигурное катание стало лишь одной из многих секций, куда я попал по своему желанию, плюс каток был рядом, и нашей семье это было удобно. Когда начал кататься, мой тренер по футболу сделал мне заманчивое предложение – начать выступать за команду, участвовать в турнирах и делать, собственно, футбольную карьеру. Но мне хотелось кататься. Услышав мой ответ, тренер назвал меня инопланетянином, решил, что я не в себе (смеется). Конечно, в плане полноты кармана можно жалеть о сделанном мной выборе, но с точки зрения чувств и веления сердца я не ошибся. Фигурное катание для меня – это форма выражения. А работа с детьми и взрослыми парами – это то, что я люблю делать. Вот вам простой пример. После чемпионата Европы в прошлом году я должен был выступать в шоу, поэтому взял коньки с собой. И когда выдался свободный полдень, я отправился... на сеанс массового катания. Несмотря на то что мне ежедневно приходится быть на льду, любовь к своему делу только растет и крепнет.
- Тогда еще один футбольный вопрос. "Милан" или "Интер"?
- "Ювентус" (смеется). Не скрою, жизнь в Милане по этой причине была непростой. Но вся моя семья была за "Юве". Помню один момент из детства. Мой дед в те дни, когда шли матчи, отправлялся на кухню, где включал радио. Я, будучи еще совсем пацаненком, шел за ним. Он садился и слушал матч, мы с ним все это время были вместе. Дед был большим фанатом "Ювентуса", видимо, мне просто передалась его страсть. Кстати, когда я рассказываю эти истории своим детям, они не верят, что когда-то было так сложно следить за футболом (смеется).
- Когда вы начали тренироваться более серьезно, допускали мысли о чемпионатах мира и Олимпиадах? Или просто наслаждались процессом?
- Поначалу никто не думает об Олимпиадах. Я прекрасно помню свой шок, когда спустя какое-то время с момента начала своей карьеры фигуриста я увидел на льду Джейн Торвилл и Кристофера Дина. И мне кто-то сказал: ты занимаешься тем же видом спорта, что и они. И я не мог в это поверить! Мои дети сейчас играют в футбол и теннис, плавают. Когда ты молодой, считаешь себя чемпионом. Мой сын называет себя Пирло, но при этом он не думает о поездке на чемпионат мира. А вот когда эти мысли появляются, значит, ты стал профи. В 15 лет я действительно начал сознательно строить свою спортивную карьеру. И хотя момент становления чемпионом в моей голове был где-то далеко, все произошло внезапно. Ты набираешься опыта, приходят первые результаты, ты растешь, работаешь и вдруг понимаешь – ты реально можешь выиграть серьезный титул! И тогда случается шок.
- Вы с Барбарой фактически являетесь первыми итальянскими фигуристами, добившимися таких высот. Внимания к вам в тот период было много? И мешало ли оно?
- Во-первых, скажу сразу – я тренировался не ради популярности и внимания. Просто мы с Барбарой начали выигрывать, когда больших побед в спорте у Италии не было. Когда спустя 25 лет застоя мы начали выигрывать все и вся, нас начали ассоциировать не с фигурным катанием, а с итальянским спортом в целом. Давления и внимания нам хватало. Это то, чего ты не ждешь, и тебе нужно к этому привыкать. Приходится быть профессионалом 365 дней в году. У тебя нет возможности делать какие-то сумасшедшие вещи, нужно быть сконцентрированным, думать, что говоришь, потому что ты являешься примером для молодых ребят. Если ты справишься с этим, жизнь станет прекрасной.
- Неужели вы в какой-то момент полюбили постоянное присутствие шумихи вокруг своей персоны? Или просто научились жить с ним?
- Скорее, второе (смеется). Да, приятно, когда тебя узнают люди, это дает тебе энергию. Но, с другой стороны, ты уже не сможешь просто так зайти в ресторан, твоя жизнь – это витрина этого ресторана. Люди извне порой этого не понимают. Я лично привык к этому, несмотря на то что порой даже на отдых времени совсем не хватало. У нас ведь 70% дня занимали тренировки, но нужно было уделить внимание прессе и телевидению, поэтому восстановиться физически и тем более морально мы не успевали. И главный вопрос в том, как долго ты сможешь прожить с этим, не сломавшись, не взорвав себе мозг. У нас со знаменитым горнолыжником Альберто Томбой долгое время был один менеджер, поэтому мы частенько вместе бывали на различных мероприятиях. И, проводя время рядом с ним, я понимал, что моя жизнь - рай. Он не мог пройти два метра по улице без остановки, не сделав фото, не дав автограф, не пошутив с кем-то… И после четырех-пяти часов такого ритма он мог в какой-то момент сорваться и сказать: "Ребята, мне нужно минут пять свободного времени, и я снова с вами". В ту же минуту начинались разговоры, что Томба кому-то не уделил внимания, посмотрите, какой он плохой, зазнался. Ему же просто не давали дышать! И мы говорим о чемпионе, который завершил свою блистательную карьеру больше 10 лет назад. А в последнее время чемпионы становятся настоящими иконами. Спортсмены стали в разы более привлекательными и важными людьми для зрителей по всему миру. Это уже другой уровень, они - новые герои нашего времени.
"Мы не выиграли домашнюю Олимпиаду, но одержали в Турине свою главную победу"
- Когда к человеку приковано столько внимания, особенно остро обсуждаются допущенные ошибки. Как мирились с тем, что те, кто вас хвалил вчера, резко поменяли свое мнение сегодня?
- Осуждают атлетов постоянно. Но первое, что я осознал, как спортсмен – нужно уметь проигрывать. Поймите, ты не выигрываешь много. Ты много проигрываешь. И даже на тренировках – чтобы отточить элемент, ты делаешь гигантское количество ошибок. Валентино Росси, наверное, лучший мотогонщик в истории. Но если вы посмотрите на статистику, он не выиграл даже 50 процентов гонок, в которых принял участие. Сегодня выигрывает, завтра проигрывает. И это лучший из лучших в своем деле! Вот такой парадокс. Спортсмены должны столкнуться с поражением как можно раньше, чтобы понять, что это такое, и что оно не исключено. Публика будет тебя любить, будет за тебя расстраиваться, будет тебя ненавидеть – это часть игры. Когда мы выигрывали, старались не впадать в эйфорию, когда проигрывали – не уходили в себя, не впадали в депрессию. Но однажды наши простые и отточенные формулы перестали действовать. Как-то на протяжении 14-15 месяцев мы побеждали на каждом турнире, в котором принимали участие. В такой ситуации ты немного поднимаешься над реальностью, которая потом больно бьет по тебе. Когда на нас посыпались одно за другим поражения, мы начали работать еще усерднее, чем прежде, и это помогло нам вновь достичь побед. Когда мы выигрывали, публика нас просто поддерживала, но когда наступали реальные проблемы, многие вдруг поняли, что мы люди, и стали к нам ближе. Венцом этого убеждения стала Олимпиада в Турине – в первый день мы вырвались в лидеры, после второго дня откатились совсем далеко. В те три дня мы вознеслись на вершину своей карьеры, опустились на самое дно и должны были вновь выйти к публике. Я не помню, что делал на льду в произвольном танце. Я был в трансе. А зрители не видели танца – они плакали. Все были в тот момент с нами. И вот тогда мы стали популярными. Мы не выиграли домашнюю Олимпиаду, но одержали в Турине свою главную победу. Я понимаю, что федерации и другие организации заинтересованы в конкретном результате, но после таких моментов ты понимаешь: медали - это еще далеко не все. Когда я спрашиваю людей, помнят ли они подиум в Турине, вижу смущенные лица. Когда спрашиваю, помнят ли меня и Барбару, они расплываются в улыбке (смеется). Я тогда получил множество смс и писем, где многие говорили – я чувствовал, что ты представляешь на льду меня. Понимаете? Люди прожили ту Олимпиаду с нами, потому что в своей повседневной жизни мы не выигрываем каждый день. Просто падения порой не так заметны, как на Олимпиаде, которая у многих вообще случается раз в жизни. И тогда я понял, что если атлет может добраться до сердца зрителя, тогда он - чемпион.
- Вы убедились в этом уже после Олимпиады? Вряд ли стоя в коньках на льду в Турине, вы были способны сделать такие выводы…
- Когда грандиозные вещи происходят в твоей жизни, нужно какое-то время, чтобы прийти в себя и потом оглянуться, понять, что случилось. Если на турнире ты счастлив, ты безгранично счастлив, если грустен – ты просто разбит. Так что вы правы, я действительно пришел к этим истинам спустя время.
- После оригинального танца, в котором произошло то злополучное падение, вы вообще говорили с Барбарой?
- Это часть нашей тайны (смеется). На самом деле мы пытались рассказывать. Просто нам никто не верит. Глупо объяснять, насколько мы были тогда расстроены. Мы были так близки к своей цели, а допустили ошибку на последних секундах танца. Музыка просто закончилась, и мы остались без поддержки. Нервы тогда были на пределе. Мы с Барбарой жили в одной квартире, и когда вернулись, просто сидели рядом и молчали. Мы не винили друг друга, многие думали, что дома состоялась типичная буйная итальянская разборка, но это не так. Вскоре мы пожелали друг другу спокойной ночи, разошлись по комнатам и легли спать. Но мы, конечно же, не спали. Утром я пошел на завтрак один. Все на меня сочувственно смотрели, подходили, похлопывали по плечу. Мне хотелось сказать: у вас что, кто-то умер?! Со мной все в порядке, ребята, мне еще один танец сегодня катать! Мне только наш физиотерапевт объяснил, что я должен посмотреть телевизор или почитать газеты, чтобы понять, в чем дело.
- Неужели посмотрели?
- Видел только одну статью. Все говорили о дуэли, о том, что Барбара меня избивала всю ночь (смеется). Мы ведь никому ничего не рассказали, и люди вообразили перестрелку, поножовщину. Сейчас могу сказать: здорово, что журналисты так развили эту историю (смеется). Хотя истина была совсем другой.
- С Барбарой вспоминаете те времена?
- Конечно! Еще и поддразниваем друг друга. Мы сейчас живем в разных городах, не так часто видимся. Но если встречаемся в одной компании, сидим за столом, заходит речь о той истории и кто-то припоминает Барбаре тот взгляд, она говорит: так ведь он не смог поднять меня в поддержку! А я ей в ответ: ты просто впрыгнула не в тот момент! Знаете, я с той Олимпиады помню два очень ценных комментария. Татьяна Тарасова после нашего выступления в произвольном танце буквально бегом выбежала из комментаторской будки и, спускаясь к нам по лестнице, кричала: "Вы выиграли Олимпийские игры! Вы выиграли их!" Она прониклась тем духом, о котором я говорил. Другой момент случился на показательных выступлениях следующим вечером. Мы встретили одного нашего друга Кандидо Каннаво, исторического директора "La Gazzetta dello sport". Очень важный человек в спорте и большой эксперт. Незадолго до начала показательных он сказал: "Вы не знаете, что вы сделали на этой Олимпиаде. Спортивные трагедии – это то, что хотят люди. Только сделать их нарочно не получается". Мое восприятие спорта тогда кардинально изменилось. Раньше от нас все ждали только первых мест, если мы привозили с турниров серебро – это считалось провалом. И только после Турина зрители начали понимать нас и действительно любить.
- Не можем не спросить… А как вы вообще смогли выдержать тот взгляд Барбары?
- Взгляд… Его так и прозвали в газетах – The Look. Я вообще смутно ее видел в тот момент, настолько был погружен в прокат. Помню, что смотрел на Барбару, но при этом у меня уже вертелись в голове мысли, которые нужно было оформить в слова и сказать людям, которые стояли там, на трибуне. Мы вернулись в спорт после четырехлетней паузы. В первый вечер соревнований мы сделали самое невероятное из всего, что только могло быть. Выйти на Олимпиаду и вырваться в лидеры, когда твоим последним стартом была предыдущая Олимпиада... В тот момент я не думал, что на нас смотрят миллионы людей. Я думал: "Черт, я должен был сделать больше".
- Для нас момент истины наступил все-таки после произвольного танца, когда вы бросились в объятия друг друга и начали в суматохе целовать лицо Барбары. Было видно, насколько вы близки…
- Мы провели вместе 17 лет, мы знали друг друга лучше, чем наши родители или наши возлюбленные. Те объятия после произвольного танца значили для нас самих очень много. Мы вдруг поняли, что это наш последний турнир. Мы обнимали наших тренеров, всю команду, и я не мог перестать плакать. Я провел в спорте 25 лет. И на том все было кончено. Знаете, помню, как когда-то смотрел выступление Изабель и Поля Дюшене и плакал перед экраном телевизора. Я вряд ли вспомню, кто еще выступал на том турнире, но ощущения того момента я не забуду никогда. Только наши чувства сохраняются в памяти на долгое время.
- В заключение мы хотели задать лишь один вопрос. Почему в 2002 году вы взяли забойную песню "I will survive", последовав совету ISU?
- …а не поставили трагедию, как и все (улыбается)? Годом ранее все ставили трагедии, мы с "Ромео и Джульеттой" выиграли чемпионат мира. Нам сказали: вы пара, которая должна показать, что значит танцевать. На следующий год ISU сказал не ставить трагедию. И мы просто последовали их совету.
- Жалеете?
- Возможно, это была не лучшая наша программа, но мы ее сделали. Ох, сколько тогда было комментариев… Возможно, мы тогда немного опередили время в глазах судей. Но я не жалею. Мы сделали правильный выбор. У меня больше сожалений, что мы сменили фламенко в том сезоне. Вот это, возможно, было ошибкой. А за несколько лет до того момента мы сделали танец на тему из "Дракулы". Я на первом турнире одел белые линзы, глаза у меня были жуткими. И судьи попросили нас не делать этого, потому что боялись меня (смеется). А я всего-то был вдохновлен игрой Гари Олдмана в "Дракуле" и Тома Круза в "Интервью с вампиром". Те характеры были черные, мрачные, но человечные. И мы попытались воплотить их в жизнь. Тогда мы проиграли все турниры, на которых выступали с этим танцем – лидировали после первых двух дней соревнований, но неизменно опускались в турнирной таблице после исполнения "Дракулы". Все спрашивали: зачем вы делаете это? Но мы верили в нашу программу и не отказались от нее. В следующем сезоне все только и говорили, насколько они любят тот наш танец. После Олимпиады организаторы каждого шоу, на которое нас приглашали, просили исполнять "I will survive". Это продолжалось больше двух лет. Вот такой парадокс. Но ведь всем известно, что порой сделанное тобой сейчас может быть признано только в далеком будущем…
Мария Воробьева / Р-Спорт
Андрей Симоненко / Р-Спорт
Оставьте пары в покое!
