-Вы ушли из спорта довольно рано. Не жалеете об этом хотя бы временами?

- Вовсе нет! Когда в 1998 году Таня Навка позвонила мне и сказала, что собирается кататься с Романом Костомаровым, это было неожиданно и, естественно, не очень приятно. Мне ничего не оставалось, как встать в пару с Катей Давыдовой - бывшей партнершей Романа, с которой они в 1996-м выиграли первенство мира среди юниоров.

Тренировать нас я попросил Татьяну Тарасову. Но довольно быстро понял, что высоких мест нам не занять, а значит, и продолжать не стоит. Месяца через два-три приехал во Францию на турнир Trophee Lalique, где должен был выступать Ягудин, чтобы поблагодарить Тарасову за работу со мной и Катей. И вдруг она спросила, не хочу ли я поработать с ней вместе. Попросив позвонить после того, как закончится сезон.

Для меня ее предложение было совершенно неожиданным. Никак не мог понять, что такое она во мне увидела. Но не колебался ни секунды.

-В чем заключалась для вас притягательность личности Тарасовой?

- То, что Татьяна Анатольевна выдающийся, великий тренер, не нужно даже говорить - достаточно посмотреть на результаты ее спортсменов. С ней безумно интересно работать. Она всегда располагает громадной информацией насчет всего, что так или иначе имеет отношение к ее работе.

В Питере, например, спросила меня, знаю ли я, что здесь идет балет Эйфмана "Анна Каренина"? Казалось бы, ну зачем человеку с таким опытом и заслугами вообще чем-то интересоваться, стремиться к новому. Но она делает это непрерывно. И так же непрерывно стремится воплотить на льду даже то, что считается не очень возможным. Думаю, это и отличает ее от большинства тренеров.

-Мне доводилось присутствовать на тренировках Тарасовой. Как вам удавалось выдерживать свойственный ей темп и ритм жизни?

- Было интересно. Да и потом, мне с самого начала очень понравилась тренерская работа, чего я не ожидал от себя в принципе. Думаю, ожидания Тарасовой я оправдал.

-Свою первую самостоятельную работу помните?

- Какую-то конкретно, пожалуй, не назову. Запомнился первый год работы, когда Тарасова нередко чуть ли не насильно отправляла меня ставить программы людям, которые обращались к ней лично и совершенно не рассчитывали увидеть в качестве постановщика кого-то другого. Причем я чувствовал, что она это делает не потому, что у самой нет времени, а специально дает мне возможность попробовать свои силы. Так было, например, с Изабель Делобель и Оливье Шонфельдером.

-Наверное, было не очень приятно сталкиваться с первой реакцией клиентов, которые ждали мэтра, а получили почти мальчишку?

- Я просто работал, не обращая ни на что внимания. Как правило, хватало одного дня, и люди приходили к выводу, что работа со мной их вполне устраивает.
-Самым ярким моментом вашей творческой биографии до сих пор считается короткая программа "Зима", с которой Алексей Ягудин выиграл золото в Солт-Лейк-Сити. С какими воспоминаниями связана для вас та работа?

- С "Зимой" все получилось довольно случайно. Я люблю музыку, довольно хорошо ее знаю. Могу сказать, как именно тот или иной исполнитель, или дирижер интерпретируют то или иное произведение, какой оркестр играет то или иное произведение быстрее, а какой - медленнее. До сих пор много времени провожу в музыкальных магазинах. А тогда, когда мы искали музыку для Леши, я зашел в музыкальный магазин в Нью-Йорке и услышал, что в торговом зале звучит что-то совершенно незнакомое. Выяснилось, что как раз в этот день, чуть ли не за час до моего прихода в магазин привезли самый первый диск группы "Бонд", о существовании которой тогда, естественно, мало кто вообще слышал.

Ну а потом, когда пошла работа над программой, совпало просто все. И музыка, и костюм, и настроение, и катание. Не могу сказать, например, что с точки зрения техники та дорожка шагов, которую вспоминают до сих пор, была какой-то необыкновенной. Главным ее преимуществом стала прежде всего музыкальность. Каждый шаг соответствовал логике мелодии. Поэтому "Зима" и заиграла до такой степени.

Особенно запомнилось, как мы сидели дома у Леши за бокалом вина, слушали музыку, обсуждали, что сделать в той или иной части программы, потом начали воспроизводить все это на полу и протанцевали до трех часов ночи.

-Как реагировала на ваши идеи Тарасова?

- Мы постоянно работали втроем, и как-то получалось, что никакого разделения на свои и чужие идеи не было. Все они воспринимались как общий труд, когда совершенно не важно, кто именно придумал тот или иной шаг или жест.

-Знаю, на Олимпийских играх в Солт-Лейк-Сити, где у бортика во время соревнований помимо тренера мог находиться только один человек, психолог Загайнов, работавший с Алексеем, пытался убедить Тарасову, что этим человеком должен быть он, а не вы. Вас это обижало?

- Мне достаточно безразлично где находиться, когда катается спортсмен. К тому же, когда Игры начались, в наших отношениях с Тарасовой и Ягудиным уже была напряженность. Мы точно так же продолжали делать все возможное, чтобы Леша выиграл, но прекрасно понимали, что в дальнейшем совместной работы, скорее всего, не получится. Причины не имели к спорту никакого отношения, поэтому даже не стоит о них сейчас говорить.

Когда-то напарник Татьяны Навки, затем помощник знаменитой Татьяны Тарасовой, автор золотых олимпийских программ Алексея Ягудина и Шизуки Аракавы, а сейчас самостоятельный специалист Николай Морозов в очередной раз доказал, что его метод работы приносит успех.

Морозов – уникальная личность в мире фигурного катания, «3 в 1» – тренер-хореограф-постановщик. Его композиции отличаются легкостью. Так необходимые при нынешней судейской системе сложные «крюки и выкрюки» и хореографические па не перегружают общее впечатление от программы и, что самое главное, не мешают спортсменам исполнять прыжки. На столичном этапе Гран-при его подопечная Мики Андо одержала убедительную победу.

– Вы довольны выступлением Мики Андо?

– Ничего особенного, на мой взгляд, не произошло. К победе Мики отношусь более чем спокойно, идет плановая подготовка к основным стартам года.

– Какое значение имеют этапы Гран-при в олимпийском сезоне?

– Для кого-то это высший пилотаж, для кого-то тренировка. Я рад, что Мики хорошо выступила. Она не супер выступила, а средне, как сейчас готова. Никто не старался, чтобы она каталась лучше.

– В ее арсенале значится четверной сальхов. В Москве он не был даже запланирован….

– Да, пока она его даже на предстартовой тренировке не пыталась сделать.

– Почему?

– Спешить некуда. Все впереди. Пока нет смысла рисковать.

– Реально ли будет бороться с кореянкой Ю-На Ким?

– Это очень сложный вопрос. Кореянка несколько лет приезжает на чемпионат мира в великолепной форме, однако выиграла его лишь однажды. Исход Олимпийских игр предсказать невозможно. И мы не отказываемся от борьбы.

– Вы не первый год работаете с японскими спортсменами. Их темперамент отличается от русских?

– Я над этим работаю. И рад, что Мики каталась уже не как японка. Она показала эмоции. Она понимает, насколько это важно. На японском лице эмоций, как правило, не увидишь, они их не показывают. Все прячут в себе. Такова их культура. Но эмоции-то у них есть, и моя задача – заставить их открыться и показать чувства людям.

– Судьям это нужно?

– А как же! По судейским схемам это перфоманс и интерпретация. Очень важно произвести на арбитров хорошее общее впечатление.

– И как же работаете над этим? Вдохновляете перед выходом на лед?

– Это каждодневная тяжелая работа. Я рад, что мои спортсмены понимают, что это важно.

– Где вы тренируете японских фигуристов?

– В Америке, а в Японию езжу только на соревнования.

– Уход от вас Дайсуке Такахаши связан с приходом Нобунари Ода?

– Нет. Сначала я разошелся с Дайсуке, а затем стал работать с Нобунари.

– Почему тогда ушел Такахаши?

– Он подписал контракт с агентом, который стал вмешиваться во все детали катания. Мне это не нравилось, и я предложил Дайсуке выбирать: либо ты остаешься со мной, либо со своим агентом.

– Работа агента мешала общему результату?

– Да. Например, я считаю, что травма, которую в прошлом году получил Дайсуке, полностью на совести агента, а также его вина в том, что Дайсуке мог, но не выиграл чемпионат мира в позапрошлом году. Да и сейчас его результаты говорят о неправильном подходе к тренировочному процессу.

– Каким образом агент помешал?

– Ну, например, он заказал ему ботинки на полразмера меньше. И Дайсуке молчал, никому об испытываемых неудобствах не говорил. Молчал, как и положено в их культуре. Одним словом, приказали, значит надо выполнять.

– Получается японские фигуристы – это пластилин?

– Нет, это далеко не так. Просто им надо долго объяснять, что происходит. У них очень талантливые тела, а что с ними делать, они не знают.

– Кто вам помогает работать?

– Со всеми я работаю один. 

– Многие фигуристы высоко ценят ваши программы, узнают почерк.

– Мне очень приятно, что так говорят. И мне очень нравится работа. И работать мне легко. Я стараюсь создавать индивидуальный образ для каждого. Иду от спортсмена, думаю, что подойдет именно ему. Я очень люблю работать со сложными спортсменами. После Шизуки Аракавы я работал с Мики и Мао Асадой. Но впоследствии сделал выбор в пользу Мики, потому что для меня она более сложный спортсмен. У нее была неординарная психология. Для меня она представляла больше проблем. Мне нравится работать со спортсменами, которых другие уже либо списали со счетов, либо забыли. Но они при этом должны быть сильными личностями с серьезным потенциалом.

– Мао Асада, основная конкурентка Андо, приехала в Москву с самым сложным набором прыжков. В обеих программах Асада пыталась исполнить аксель в 3,5 оборота как отдельно, так и в каскаде. Причем делала их на разминке, но не справилась ни с одним во время выступления. На ваш взгляд, в чем причина ошибок Асады?

– Если бы она каталась не у Татьяны Анатольевны (Тарасовой), я бы объяснил. Мне видно, в чем причина. Но она катается у Татьяны Анатольевны, поэтому я воздержусь от комментариев. Пускай они сами разбираются в своих ошибках и думают, как их исправить.

– Стоит ли россиянам ждать чудес на Олимпийских играх от Алены Леоновой?

– От русских всегда надо ждать чудес.  Поскольку в наших спортсменах заложен определенный базовый уровень, которого нет у тех же японцев. У нас очень сильные характеры. А также сильные тренеры. Наши специалисты превосходят иностранных по уровню знаний. Недаром, многие иностранцы выбирают себе российских тренеров.

– Вам бы хотелось поработать с Леоновой?

– Я бы с удовольствием поработал и с ней и вообще с русскими фигуристами.  Но предложений пока нет. 

– Наверное, потому что ваша помощь очень дорога?

– Нет. Я бы с удовольствием поработал.  И вижу, что среди подрастающего поколения очень много действительно хорошего материала. Как среди мальчиков, так и среди девочек.

– Как оцениваете результат Плющенко?

– Женя доказал, что он не просто вернулся, а может претендовать на олимпийское золото. Учитывая его набор элементов, я бы ему уже сегодня поставил памятник. В этом турнире, исполнив четверные, он переплюнул результаты трех последних чемпионатов мира, в которых он не участвовал.

– Это говорит о том, что никто не успел привнести что-то новое?

– О том, что они просто более слабые.

– Сам Евгений и его тренер Алексей Мишин считают, что остальной мир мужского одиночного катания резко взялся за изучение четверных прыжков. Таким образом, благодаря возвращению одного фигуриста поднялся уровень мужского катания в целом.

– Не могу согласиться. Поскольку не только в этом сезоне, но и в прошлом многие старались исполнить четверные. Просто это не получалось. А Женя уже сегодня доказал, что он может не только планировать сложные прыжки, но и с легкостью их исполнять.

– То есть уже сегодня мы можем быть уверены в его победе….

– Нет, на первое место я его поставить заранее не могу, потому что все, что касается Игр, непредсказуемо. Ясно лишь одно, что он безоговорочный лидер.

- И все-таки, что вы сейчас делаете в Даугавпилсе? В одном из интервью в России вы сказали, что хотите создать свою школу. Так, может быть, она здесь у нас рождается?

- Я много лет проработал в Америке. Вернулся в Москву, потому что меня позвали. А московский смог буквально выгнал меня из столицы. Так при содействии друзей я немного случайно попал к вам. Здесь мне очень нравится. Прекрасный для жизни, красивый, чистый город. Очень хороший каток, очень хорошие люди. Идеальные условия для тренировок. Сейчас сюда съехались 8 моих учеников из Франции, Италии, Японии, Испании, России и Казахстана, это лучшие фигуристы своих стран. На следующей неделе приедут новые спортсмены. Мне помогает работать Виктор Николаевич Кудрявцев, мой учитель, я занимался у него до 17 лет.

Собственно школа уже есть. И она вполне может находиться в Даугавпилсе. Фигуристам, кстати, тоже тут очень хорошо. Я повторюсь – идеальные условия.

И мы готовы помогать латвийским фигуристам, развивать фигурное катание в Латвии. Виктор Николаевич консультирует малышей, которые занимаются в вашем Ледовом дворце.

- А как вы вообще стали фигуристом и потом тренером?

- Родители в четыре года привели меня на каток. Дело было в Москве. Они сами никакого отношения к фигурному катанию не имели, но этот вид спорта в столице был очень популярен тогда, как и сейчас, впрочем. Я вначале был одиночником, потом танцевал в паре с Татьяной Навкой, потом расстался с ней. После Олимпиады-1998 в Нагано я почувствовал, что нет смысла дальше кататься, и в 1999 году стал работать с Татьяной Анатольевной Тарасовой, помогать ей в тренерской работе.

- Она очень жесткая женщина?

- Да. Я многому у нее научился не только в спортивном отношении, но и в психологическом. Пожалуй, второе важнее первого. Тарасова внесла большую лепту в мою жизнь, но после 4-5 лет совместной работы я стал тренировать фигуристов самостоятельно.

- У вас есть любимые ученики?

- Я всех люблю. За последние 9 лет у меня только два чемпионата были без медалей. Моя жизнь принадлежит моим ученикам.

- Среди ваших воспитанников много японцев, в Японии вы часто бываете, там вышла ваша книга. Вы фанат этой страны?

- Нет. Просто так сложилось. Сейчас у меня остались одна танцевальная пара и чемпионка мира 2007 года Мики Андо. С японцами трудно. Они очень отличаются от нас, невероятно отличаются. Япония – абсолютно иной мир. Японцы не выражают эмоций, трудно добиться этого выражения, что вредит фигурному катанию.

Книга, да, вышла. Она называется «Kiss and cry». Такое место, вы видели, наверное, по телевизору, где тренер и спортсмен ждут оценок судей, плачут и целуются… Книга написана по-английски, переведена на японский. Она о моей работе и о японских фигуристах, с которыми я работал. На русский язык она не переведена, я не думаю, что России интересен мой японский опыт. Я очень популярный в Японии человек, меня узнают на улицах. Ну, примерно как Татьяну Анатольевну Тарасову в Москве. Но с японцами очень нелегко…

- У вас есть какие-то увлечения, кроме фигурного катания? И как вы предпочитаете отдыхать?

- Увы, времени нет. Даже на отдых. Иногда я уезжаю куда-нибудь с дочкой. Анабель живет в США, ей 9 лет. Занимается фигурным катанием, я ей помогаю. У нее здорово получается, она талантливая. И главное – ей очень нравится кататься.

- Можно вас спросить о личной жизни?

- Личной жизни нет. Я был дважды женат, но никто долго не выдерживает. Я все время занят, я работаю. Так что можно сказать, что я свободен…

Новостное агентство D-fakti.lv благодарит организатора культурных мероприятий спортивного центра «Daugavpils ledus» Наталью Мишковскую за помощь в организации интервью.

D-fakti.lv

http://www.d-fakti.lv/ru/news/article/22279/

Сбор Морозова (фото)

Как бы и в какой стране ни складывалась карьера Николая Морозова, он неизменно привлекает к себе внимание. В тренерском послужном списке - олимпийская победа Шизуки Аракавы в Турине, золото чемпионатов мира танцоров Шэ-Линн Бурн и Виктора Краатца в 2001-м и Мики Андо - в 2007-м. В числе выдающихся хореографических достижений - "Зима" Алексея Ягудина, "Очи черные" Саши Коэн, "Хип-хоп" Дайсуке Такахаси, "Огни большого города" Нобунари Оды. В свое время удивил тем, что безо всякого сожаления расстался с Такахаси после того, как сделал ученика серебряным призером чемпионата мира, а в конце прошлого сезона - и с Одой. Принял решение перебраться из Америки в Россию и... осел в латвийском Даугавпилсе. Вывел Мики Андо в финал нынешнего "Гран-при" с лучшим женским результатом, но не скрывает при этом, что наиболее удачные программы поставил в этом сезоне вовсе не ей, а своему французскому ученику Флорану Амодио, который не входит даже в первую десятку Европы.

В качестве кредо предпочитает фразу: "Когда все складывается легко, мне становится неинтересно работать".

* * *

Победа на этапе "Гран-при" в Москве далась Андо и Морозову колоссальными усилиями. Уже после приезда в столицу, когда вся группа российского специалиста готовилась к соревнованиям, тренируясь на стадионе "Москвич", японская фигуристка столкнулась в прыжке с 18-летним парнем, серьезно повредив спину. После короткой программы она занимала пятое место, и было непонятно, сумеет ли Андо продолжить выступление...

- Ну вот, теперь придется срочно менять планы и лететь в Японию. Я ведь совершенно не рассчитывал на то, что Мики попадет в финал "Гран-при", - первое, что сказал Морозов, когда мы начали беседовать.

- Год назад мы в этом же самом коридоре говорили, помнится, о том, каким должно быть мужское фигурное катание и каким оно будет - на Олимпиаде в Ванкувере. Вы, как мне показалось, тогда вообще не допускали, что Евгений Плющенко может проиграть. А что могли бы сказать сейчас по поводу его олимпийского поражения?
- Что он и на самом деле не должен был проиграть. В произвольной программе все получилось достаточно справедливо, а вот в короткой программе Жене, на мой взгляд, немного недодали. Обсуждать фигурное катание с позиции "кто лучше катается" не имеет смысла. У Плющенко один стиль, у Эвана Лайсачека - совсем другой. У каждого, соответственно, свои преимущества. Но не забывайте о том, что в Ванкувере Плющенко дважды прыгал четверной. Сначала в короткой программе, затем - в произвольной. Этот прыжок отнимает очень много сил. Поэтому я и сказал, что готов согласиться с тем, что Плющенко проиграл произвольный прокат, но никогда не соглашусь с его оценками в короткой программе. Для того, чтобы пойти на Олимпийских играх на прыжок в четыре оборота, нужно обладать большим мужеством. Это риск совершенно особого уровня.

- Получается, что, когда тот или иной турнир выигрывает фигурист, не владеющий четверным прыжком, у вас, как у тренера, это вызывает внутренний протест?
- Нет, тем более, что в фигурном катании это происходило достаточно много раз. Сейчас, кстати, с изменением судейских "расценок" на прыжки ситуация в мужском катании изменилась. На каждом из этапов "Гран-при" нынешнего сезона набиралось по несколько человек, кто пробовал прыгать четыре оборота. Если прыжок полностью докручен, то он приносит достаточно много очков даже при падении фигуриста. Как это получилось на этапе в Москве с моим же спортсменом Хавьером Фернандесом, например. Он получил за неудачно приземленный четверной 7,73, а это больше, чем стоит удачно сделанный тройной лутц.

- Что сейчас в вашем понимании должно заключаться в формулировке "хорошая программа"?
- Она, безусловно, должна быть построена на совокупности определенных вещей: скольжения, шагов, перемещений по площадке, музыки... Уже нельзя делать упор только на прыжки или же только на работу ног. А ведь и ту, и другую крайность в мужском фигурном катании мы видели неоднократно. Тому же Такахаси, было дело, поставили за компоненты 8,5, при том что на протяжении произвольной программы он семь раз упал. Ненормально, когда Патрик Чан безо всякого труда выигрывает турнир, упав три раза, как это было на этапе "Гран-при" в Канаде.

- По протоколам соревнований этого года я заметила, что подавляющее большинство мужских программ стало строиться по определенному шаблону - с пятью прыжковыми элементами во второй половине программы.
- Ну, да. Те, кто поумнее, исходят из того, что такая программа может принести больше баллов, и сразу начинают думать о том, как нужно тренироваться, чтобы все это "выкатать". Но хватает и таких, кто ставит прыжки во вторую половину лишь потому, что так делают другие. А сумеют это сделать или нет - это уж как получится.

- А как нужно тренироваться, чтобы все выкатать? Это требует от фигуриста каких-то особенных качеств?
- Нет, просто отнимает больше времени. Это никакая не сверхзадача, кстати. Леша Ягудин в свое время прыгал пять тройных во второй половине программы, при том что катать программу ему приходилось порой в пять утра.

- Но ведь был и другой пример: все то время, что существует новая система, тот же Плющенко старался выполнить подавляющее большинство прыжков в начале программы, потому что иначе у него не хватало сил довести выступление до конца, не теряя скорости.
- Уверен, что, если бы Женя изначально ставил перед собой задачу прыгнуть в Ванкувере пять прыжков во второй половине программы, он бы их прыгнул. Другое дело, что у него было не так много времени на подготовку к Играм. Поэтому, думаю, он и не стал неоправданно рисковать.

* * *

- Отвечая на вопросы журналистов в микст-зоне, вы сказали, что вам неинтересно готовить спортсмена лишь для того, чтобы на мировом первенстве он вошел в десятку сильнейших...
- Поясню, что имел в виду: неоднократно приходилось наблюдать, как российский спортсмен занимает, скажем, десятое место, что, естественно, не является никаким выдающимся достижением, но при этом он абсолютно счастлив, что выиграл у другого российского спортсмена. Вот это мне совершенно неинтересно. Мне хотелось бы, чтобы мои фигуристы думали не о том, чтобы состязаться между собой, а были способны бороться за медали.

- Сколько всего спортсменов в вашей группе?
- Четыре мальчика и две девочки. 

- И японская танцевальная пара?
- Да. Я вообще люблю работать с танцорами. Все-таки сам танцевал с детства.

- Не так давно я прочитала высказывание японского хореографа о том, что в Японии практически исключена вероятность появления сильных танцевальных пар в силу того, что традиции национальной культуры никогда не поощряли публичного проявления чувств между мужчиной и женщиной.
- То, о чем вы сказали, безусловно, дает о себе знать, но при этом во всем, что касается спорта, японцы очень быстро научились стремиться к результату. Если танцы начнут приносить победы и медали, они, поверьте, тут же станут очень популярными, невзирая ни на какие традиции. Как стало безумно популярным фигурное катание в целом.

- После победы Шизуки Аракавы на Олимпийских играх в Турине появление в Японии талантливых юных фигуристов приобрело характер эпидемии. Но ведь для этого в стране должны в достаточном количестве иметься незаурядные тренеры, традиции, школы. Откуда они взялись за столь непродолжительный срок?
- За счет родительского фанатизма, как ни странно. Родители смотрят все соревнования по телевизору, досконально разбирают увиденное, переносят на лед, тренируя собственных детей... Самый смешной из национальных чемпионатов, где мне приходилось бывать, это японский.

- Почему?
- Потому что только там можно увидеть спортсмена, который, например, прекрасно прыгает тройной аксель, но не имеет ни малейшего понятия, как прыгать тройной тулуп. Это примерно то же самое, что уметь есть вилкой, но не знать, для чего существует ложка.

***

- Год назад у вас в группе уже не тренировался Дайсуке Такахаси, но оставался Нобунари Ода. После неудачного выступления на чемпионате мира в Турине Ода тоже ушел к другому тренеру. Почему?
- Это было нашим обоюдным решением - расстаться. Я ведь уже говорил вам: работать с японцами очень тяжело.

- Так вам же нравится, когда тяжело?
- Нравится, когда речь идет о спортсменах. А не о тех, кто их окружает. Я, допустим, составляю спортсмену план тренировок, покидаю его на месяц, а, вернувшись, выясняю, что весь этот месяц он занимался обще-физической подготовкой, потому что так решила японская федерация фигурного катания.

Несмотря на то, что мы с Одой расстались, у нас сохранились прекрасные отношения. Самое сложное в работе с японскими спортсменами - добиться того, чтобы они начали быть с тобой откровенными. В Ванкувере Нобу пришел ко мне за день до начала Олимпийских игр и чуть не плача сообщил, что позвонила из Японии его девушка, сказав, что беременна. Я, естественно, стал говорить, что ребенок - это здорово. И что не плакать нужно, а радоваться. Он же впал в ступор, потеряв способность думать о чем-то другом. Потому что ни о девушке, ни, естественно, о будущем ребенке не знала его мама и надо было как-то ей об этом сказать. Вот Нобунари и ломал голову, как сделать это, чтобы не "потерять лицо" и не обидеть маму. Потому что отношения между родителями и детьми в Японии - совершенно особая и очень сложная тема.

В результате этих переживаний Ода совершенно забыл о том, что надо тренироваться, настраиваться на борьбу. А потом, после неудачного выступления, он стал стремиться во чтобы то ни стало доказать всему миру, что неудача была случайна. С этими мыслями приехал на чемпионат мира в Турин и тоже все проиграл.

- Среди огромного количества поставленных вами программ всегда есть такие, которые запоминаются особо.
- Знаю. В этом сезоне такой для меня стала произвольная программа Флорана Амодио, которая, на мой взгляд, выразительнее "Хип-хопа" Такахаси раз в десять. Думаю, что это - лучшее, что есть на сегодняшний день в мужском одиночном катании с хореографической точки зрения.

- Судя по тому, что лучшая программа досталась не основной вашей спортсменке Мики Андо, а достаточно нераскрученному фигуристу, контролировать процесс создания выдающихся программ вы не в состоянии?
- Вы правы. Такие программы словно появляются сами собой. Должен случиться целый ряд совпадений: удачной музыки, настроения, возможностей спортсмена на тот момент, когда ты эту музыку ему предлагаешь. Андо - спортсменка более "прыжкового" плана. Поэтому подбор музыки для ее соревновательных программ несколько ограничен. Зато я поставил ей в этом сезоне очень интересные показательные номера. Сделал это специально - чтобы показать в Японии, где Мики довольно часто катается в шоу, что она ничуть не хуже Аракавы. А во многом заметно превосходит ее.

В соревновательном отношении сейчас у Андо не самый хороший период - из-за травмы спины.

- Той, что она получила при столкновении с Абзалом Ракимгалиевым в Москве?
- Да. Вот, кстати, еще один пример японской сдержанности: я видел, что Мики чудовищно больно, что спина постоянно ее беспокоит, что, отдыхая между тренировками, никак не может найти для себя удобное положение, но внешне она ничем не проявляла своих чувств, не жаловалась, не капризничала. Молчала весь день, сжав зубы. И лишь поздно вечером у нее вырвалось: "Не люблю Абзала".

* * *

- В этом году вы ставили программы Татьяне Волосожар и Максиму Транькову, на которых, как известно, российская федерация фигурного катания делает серьезную ставку. Была ли эта работа хоть в чем-то для вас особенной?
- Я руководствовался прежде всего тем, чтобы ребята смогли выкатать то, что я им придумаю. Чтобы это получилось чисто, с красивыми линиями, на хорошей скорости. Мы прослушали и обсудили множество вариантов различной музыки, прежде чем остановиться на "Ромео и Джульетте".

- Выбор обусловлен тем, что это произведение узнаваемо и популярно во всем мире?

- Скорее тем, что эта музыка предоставляет спортсменам возможность неограниченного роста. И, я бы сказал, изначально задает очень высокий уровень.
- При постановке программы вам приходится держать в голове, с кем именно спортсменам предстоит соперничать, как и чем можно заведомо "переплюнуть" конкурента еще до того, как начинаешь с ним соревноваться?

- О таких вещах я вообще никогда не задумываюсь. Ставлю программу так, как вижу ее применительно к тому или иному фигуристу. Стараюсь предусмотреть все мелочи, расставить элементы таким образом, чтобы человеку было прежде всего удобно кататься.

- С кем в этом плане было тяжелее всего работать?
- С Одой - в "Огнях большого города". Нобунари по своему характеру - спортсмен чистой воды. Ему постоянно хотелось двигаться вперед в плане сложности, скорости, навороченности шаговых дорожек, и при этом было абсолютно наплевать на образ. Порой у меня возникало ощущение, что понятие "понравиться публике" в сознании Оды вообще отсутствует. Это, я бы сказал, общая проблема японских спортсменов. Отсюда и задачи: прыгнуть в программе два тройных акселя или два каскада 3+3, или что-то еще. Единственный, до кого мне удалось в полной мере донести необходимость артистического самовыражения, был Такахаси. Так он пока и остается единственным из японских фигуристов, кто получает за компоненты по 8,5 балла.

Работать с японскими мальчиками тяжело еще и потому, что они редко отличаются какими-то выдающимися внешними данными. Когда спортсмен красив, ему что ни поставь - все хорошо смотрится. Хоть каждый день программы меняй.

- У вас уже сложилось четкое представление о своем постоянном месте дальнейшей работы?
- Нет. До настоящего момента мы все готовились к сезону в Латвии. Сейчас вот едем в Японию, где специально для Мики ее мама и агент организовали тренировочный сбор для подготовки к финалу "Гран-при". Ну а что будет потом, пока не хочу загадывать. В Америке у меня осталась дочь, так что связи с этой страной я, естественно, рвать не собираюсь. Сейчас вот дочка приезжает ко мне в Париж на заключительный этап "Гран-при", где будет кататься Амодио.

- Слышала, что в США у вас были совершенно роскошные условия для работы.
- Так оно и есть.

- Так зачем же уехали оттуда?
- Не знаю. Идея вернуться в Россию родилась на Играх в Ванкувере. Меня попросили об этом достаточно влиятельные люди. И я подумал: "А почему, собственно, нет?" В конце концов все, что я мог сделать, работая за пределами своей страны, я уже сделал.

Николай Морозов уже много лет сохраняет в мире фигурного катания статус тренера востребованного и модного. О его программах говорят и вспоминают не один сезон, будь это "Зима" Алексея Ягудина или "Лебединое озеро" в стиле хип-хоп, поставленное для Дайсуке Такахаши. На Cup of Russia Морозов привёз сразу трёх своих учеников: японку Мики Андо, итальянку Валентину Маркей и испанца Хавьера Фернандеса. Тем не менее беседа с именитым специалистом началась с вопроса об ученике, который не предстал на суде столичной публики.

— Николай, для начала хочется спросить, как дела у Сергея Воронова. На этап Гран-при во Франции, как я понимаю, он не едет. Что дальше?
— У Сергея проблемы со связкой, и эта травма случается уже четвёртый раз за сезон. Просто мы не выдерживали – он начинал "форсировать", скажем, в Китай очень ему хотелось поехать… а там – неудачное приземление, и всё повторяется. Но вот сейчас долечится как следует, мы ему поменяли ботинки, начнём тренироваться потихоньку. К чемпионату России он успеет подготовиться.

— На соревнованиях этого сезона мы пока смогли увидеть только короткую программу в исполнении Сергея, которая, на мой взгляд, поставлена очень в его стиле. Если честно, я ожидала каких-то изменений после его перехода.
— Пока, чтобы менять что-то глобально, нет времени. Полностью менять стиль катания, костюмы, думаю, начнём только со следующего года.  Сейчас же нужно добиться того, чтобы он стабильно катался чисто. Это первая задача, и здесь, если начать работать над чем-то другим, можно развалить и то, что есть. К тому же мешают постоянные травмы. Так что в этом году, хоть я и ставил ему новые программы, сделал их в стиле привычном Сергею, чтобы он чувствовал себя увереннее. 

— Вы сразу согласились на его переход к вам от Алексея Урманова?
— В принципе, никаких проблем не было. Когда Сергей попросился ко мне, первое, о чём я спросил, как к решению относится тренер. И сам тут же позвонил Лёше, потому что он мой хороший друг. Он ответил, что с Вороновым уже не работает. Так что всё было открыто, никаких тайных переходов.

— Как вам вообще Серёжа? Не секрет, что в прошлые сезоны федерация критиковала его за халатное отношение к тренировкам. Как он работает у вас?
— Рано отвечать. Не хочу говорить заранее – пусть сначала выступит на чемпионате России. Но мне с ним интересно работать. И могу сказать, что настрой у него хороший. 

— От ваших учеников, особенно одиночников, складывается некое общее впечатление: молодые и перспективные. Вам с ними интереснее, чем со сложившимися мастерами?
— Интереснее. Испанца, Хавьера Фернандеса, я вообще обнаружил случайно, даже не знал раньше, что есть такой фигурист. Как-то летом, года два или три назад, проводил летний лагерь в Испании. Смотрю — катается какой-то мальчик. Катается и прыгает тройной аксель. Правда, без разминки и очень редко. Но если прыгает, то прыгает. Я был очень заинтригован.

— И сами предложили ему тренироваться у вас?
— Да, с Флораном Амодио была похожая история.

— Но в работе с молодыми фигуристами есть и другой момент – очень часто они в итоге уходят к другим наставникам. Вспоминается история вашего разрыва с японцем Дайсуке Такахаши…
— Понимаете, в фигурном катании такое случается часто. Я, слава богу, не боюсь расставаний, потому что легко могу взять нового ученика. С Дайсуке я расстался не потому, что меня не устраивало что-то в его работе. Проблемы начались с окружением, с агентами, которые у него появились.

То же самое произошло с Адамом Риппоном. А ведь бывает так, что с фигуристом не решить за один сезон всех проблем. Но люди, которые это не понимают, начинают их дергать, заставляют что-то менять. И потом… Вот Лёша Ягудин – он был порядочный человек. Женя Плющенко – один из самых порядочных фигуристов. Он отработал с Алексеем Николаевичем Мишиным всю жизнь и до сих пор с ним работает. Найти такого спортсмена – большая редкость.

— Ищете?
— Хавьер за три года пока меня ни разу не подводил. И Флоран тоже. Японцы, кстати, любят переходить от тренера к тренеру. Но Мики Андо даже федерация заставляла уйти от меня, а она сказала – нет, я не буду ничего менять… Ну а что будет дальше, пока неизвестно.

— Вы очень часто ставите своим ученикам программы игровые, сюжетные. Взять того же Фернандеса. В этом сезоне он и Волк из "Ну, погоди", и пират…
— Мне нравится делать что-то необычное. Смотреть на одно и то же уже надоело.Я всё думаю, как девушкам что-то необычное ставить в программах. А то с одиночницами сейчас вообще скучно. Катаются порой под музыку, под которую ещё их бабушки катались.

— У Мики, кстати, мне кажется, часто довольно схожие сюжеты в программах: драма…
— Знаете, в этом году мы с ней большой акцент сделали на программах для шоу. Они у неё очень интересные. Программы для соревнований сделали буквально за два дня. 

— Но теперь короткую будете менять?
— Да, будем. Первая для неё оказалась тяжеловата. Я для Мики всегда ставлю много программ, в год – 5-7, начиная с показательных, а потом мы уже смотрим, что хорошо, а что плохо. На самом деле, она молодец. Ей тяжело было заставлять себя, хотелось отдохнуть после Олимпиады. И всё же решила кататься этот сезон, только после него сделать на год перерыв, а уже потом снова выступать, до Сочи.

— Обычно и правда проще взять тайм-аут после Олимпиады.
— Но в этом году чемпионат мира проходит в Японии. Такое решение принято только из-за этого.

— В Японии в женском одиночном конкуренция очень высока, а мест в сборной только три. Помню, в прошлом сезоне Мики была всего лишь четвёртой на национальном чемпионате…
— Там есть свои критерии. Если, скажем, она хорошо откатается на финале Гран-при, прокат на национальном чемпионате не будет иметь значения. В прошлом году было так, и решался вопрос за место в олимпийской сборной между двумя другими девушками. Потому, на самом-то деле, Мики и не попала на пьедестал, ведь какой окажется она, было уже не важно.

— Пожалуй, это справедливо… И, кстати, о справедливости. Что вы можете сказать о том, как развивается система судейства? Если судить по серии Гран-при – в мужском одиночном можно победить, даже не делая каскад из двух тройных, это уже не говоря о четверном.
— Система улучшается с каждым годом, это однозначно. Но, на мой взгляд, самая большая проблема фигурного катания и падения его популярности в том, что нет лидеров. Лидеры постоянно меняются. Я понимаю, что с одной стороны это хорошо – это даёт возможность каждому побороться за медали. Но с другой стороны люди привыкли смотреть фигурное катание и видеть звёзд. Тех, что постоянно впереди, сезон за сезоном. Раньше были, к примеру, Плющенко и Ягудин. Даже если иногда они плохо катались, то всё равно занимали хорошие места.

— Но, собственно, это зависит от самих спортсменов. Или от оценок тоже?
— Конечно, и от оценок. Я бы оставил техническую оценку такой, как сейчас, а вот на место второй оценки вернул бы прежнюю — 6,0. Мало кто из зрителей понимает все составляющие. Skating skills, Transitions… Главное, мне кажется, как откатался человек: хорошо или нет. Хороший он спортсмен или нет. А по этой системе случается удивительное. Скажем, почему Патрик Чан упал три раза, а получает всё те же 8,25 за владение коньком?

— Думаете, не за горами ещё одна реформа?
— Я стараюсь об этом не думать. Это не моя работа, это работа судей, комитетов. Моя работа – тренировать фигуристов.

— Когда мы с вами беседовали два года назад, здесь же, во время российского этапа Гран-при, у вас был просто нечеловеческий режим работы. Почти круглосуточно – лёд и тренировки. Сейчас всё так же?
— У меня сейчас даже больше спортсменовчем когда бы то ни было: пять одиночников и две одиночницы. И ещё одна танцевальная пара.

— И собираетесь брать новых учеников? Особенно если переберётесь в Россию – значит ли это, что у вас больше будет именно российских спортсменов?
— Пока не могу ничего сказать. Тренирую тех, кого тренирую. Но однозначно – я не сторонник "перетягивания" спортсменов. Я готов помогать, ставить программы. А с каждым российским фигуристом уже долгое время работает его тренер, который знает его досконально.

— Разговоры о вашем переезде в Москву, в Россию, уже точные? Вы сейчас тренируете в Латвии…
— Там мне тоже нравится, я там тоже буду продолжать работать. А что-то определённое, думаю, будет известно уже после чемпионата России. Я же не буду постоянно приходить и спрашивать, где мне дают площадку, когда. Если меня приглашают, то не я должен решать эти вопросы. Но могу сказать, что пока меня поддерживают только Валентин Николаевич Писеев и Александр Георгиевич Горшков.

— Но главное – вы не против возвращения. Что изменилось: условия в России или в Америке?
— Скажем так, мне интересно пробовать новое. В Америке уже скучно: всё привычно, понятно. Я люблю, когда непросто.