— Во-первых, возможность отдохнуть и сменить обстановку. Важно и то, что на таких съемках ты знакомишься с новыми людьми и получаешь массу положительных эмоций. Тебя учат актерскому мастерству на камеру, приемам макияжа и создания прически. Это здорово, и для меня это огромный опыт, я всегда с огромной радостью участвую в таких проектах.

— Вы всегда чувствовали себя естественно и комфортно на таких съемках — или первое время было непривычно?

— Всегда, здесь прекрасная команда, ребята помогают советами, поддерживают. Очень здорово всегда все проходит.

— На съемках вы перед камерами — и на льду вы перед камерами. Ощущения можно сравнить?

— Немножко разные вещи. Хотя здесь тоже есть волнение, тоже хочется красиво получиться, и ты продумываешь, как ты будешь выглядеть. Нужно стремиться к идеалу: стильная одежда, фигура, красивые волосы. Хорошо, что есть люди, которые могут за тебя продумать твой образ. Сделают так, что ты будешь выглядеть превосходно, и ты это знаешь. Я чувствую себя очень уверенно, потому что когда я сажусь в машину и приезжаю без макияжа и прически, то знаю, что люди здесь все сделают очень хорошо, и я перед камерами буду выглядеть здорово.

— Сами какие-то идеи предлагаете для съемок?

— Предлагаю сама, обсуждаю те идеи, которые предлагают мне. Все время ищем компромиссы, находим оптимальные варианты — то, что нравится мне, и то, что нужно бренду.

— Вы бы смогли работать моделью?

— Мне кажется, это очень серьезная работа. Все равно меня воспринимают как спортсменку, идут на какие-то уступки. Я человек спортивный, очень активный, неусидчивый. Модель же, как мне кажется, должна четко выполнять требования. Я же человек очень эмоциональный, и мне было бы очень сложно следовать поставленному плану. Так что мне тяжело представить себя в роли модели. Но, став послом красоты Pantene Pro-V, я посмотрела на это по-другому. Я поняла, что это в чем-то сродни соревнованиям. Когда ты знаешь, что на конечный результат твоей работы будут смотреть тысячи людей, ты испытываешь особую гордость, хотя и понимаешь, что это огромная ответственность. Но, в любом случае, мне очень понравилось работать на съемках.

— О славе Марии Шараповой мечтаете?

— Она молодец, и это здорово, что она преуспела и в спорте, и в рекламных проектах. Я вообще считаю, что все спортсмены, которые достигают какого-то уровня, должны работать на благо популяризации спорта. Многие молодые люди, которые видят Шарапову на экранах, не знают, что она спортсменка, но потом узнают, кто она, и начинают интересоваться спортом. Я считаю, это очень здорово.

— Вас узнают на улицах?

— Не было таких случаев. Наверное, потому что мы все время на базе в Новогорске сидим (смеется). В интернете, в соцсетях да, иногда обращаются. Пишут письма. Но не думаю, что это слава. Просто что-то людям понравилось.

— К поклонникам как относитесь?

— Очень хорошо отношусь. Все люди, всем что-то или кто-то нравится. И я сама не исключение. Есть, например, актрисы, с которыми я мечтала бы пообщаться. Так что это хорошо, что есть соцсети, где можно общаться или обратиться к кому-то.

— На письма болельщиков отвечаете?

— Конечно, по мере возможности. Правда, сейчас я в соцсетях бываю не очень часто, но когда бываю, всегда людям отвечаю.

— Вы чувствуете себя публичным человеком?

— Если честно, нет. Только когда я нахожусь на льду или рядом с ним — тогда ко мне подходят болельщики, что-то говорят, хвалят  или критикуют. Когда я иду на пресс-конференции, даю интервью — тогда я, конечно, понимаю, что за мной следят люди (улыбается).

— То, что за футболистами, которые играют в тысячу раз хуже, чем вы катаетесь, следят намного больше, не обидно?

— Да нет, я считаю, что все работают, и футболисты, и все остальные спортсмены. Так что не задумывалась над этим, не думаю, что мне обидно. Но вообще считаю, что надо продвигать не только футбол, но и вообще все виды спорта. Чтобы люди знали, за кого болеть на Олимпиадах, на чемпионатах мира. Спортсменов надо больше вводить в публичную жизнь, чтобы о них знали в стране. А у нас трансляций по тому же фигурному катанию очень мало. Если бы были специальные рекламные проекты по популяризации спорта, то болельщиков и зрителей было бы больше, и они бы не только смотрели соревнования по телевизору, но и ходили бы на них, и ездили бы в другие города и страны. Спортсмены работают очень много, и им нужна поддержка людей. Я помню наш первый чемпионат Европы в Швейцарии — это было такое невероятное ощущение, когда я вышла на лед и увидела российские флаги, тысячи устремленных на меня взглядов. А на обратном пути в самолете вместе с нами летели люди, которые, как оказалось, специально приезжали за нас болеть. Это огромная честь — когда люди ради тебя приезжают в другую страну, это очень дорогого стоит.

— Вы могли бы так поехать поболеть за кого-нибудь?

— Могла бы. На биатлон бы съездила, поболела за русских девчонок. За футболистов бы поболела, за хоккеистов. Да за кого угодно! Любой вид спорта заряжает энергией. Ты видишь, как люди стремятся к победе — через боль, через тренировки. Их, конечно, хочется поддержать и отдать немножко энергии, чтобы им было легче. Когда спортсмен выступает, то даже если есть хотя бы один человек, который за него болеет, ему становится легче.

— Это, мне кажется, несколько общие слова. Есть какой-то конкретный спортсмен или команда, за которую вы болеете?

— Болею за российскую сборную по хоккею.

— Знакомые там есть?

— Мы на сборах в Новогорске все время находимся вместе, я знаю, через что ребята проходят, какие сложные у них тренировки. Есть и знакомые. Да и вообще, противостояние Россия — Канада. Что может быть круче?

— Если бы не фигурное катание, кем бы вы могли стать?

— Никогда не задумывалась над этим. Точнее, наверное, задумывалась, однако никогда не представляла себя в какой-то другой роли. Но после фигурного катания хотела бы стать актрисой. Мне очень это близко, потому что наш спорт — это творчество, разные образы. Близко к актерскому мастерству. И я думаю, что из меня бы получилась актриса. По крайней мере, я бы хотела попробовать. Наверное, даже не кино, а театра.

— Это пока только мечта, или уже есть конкретные планы?

— Конкретных планов нет, потому что все силы уходят на фигурное катание. Но я развиваюсь в этом направлении. Очень много читаю, стараюсь запоминать, работать над дикцией. Но это пока только для себя, для общего развития.

— У вас в юниорском катании была программа «Список Шиндлера», над которой люди плакали. Эта программа, на ваш взгляд, до сих пор остается самой сильной в вашей карьере?

— На мой взгляд, это была одна из самых сильных тем. Я смотрела фильм, и когда вставала в начальную позу, представляла себе, что это концлагерь, что я слышу автоматные очереди, что расстреливают моих близких людей. Ко мне подходили люди и говорили: как ты в таком возрасте можешь катать такую серьезную программу? Я им отвечала: на войне были не только взрослые, там были и дети. Они так же переживали, это все было на их глазах. Так что это была очень сильная эмоциональная тема. Но невозможно постоянно катать такие программы. Да, она цепляла зрителя, но у нас были и другие прекрасные программы. Латиноамериканский танец, например. Абсолютная смена образа: нужно было сделать так, чтобы люди на тебя смотрели и тобой восхищались. В общем, каждый новый образ для нас становился шагом вперед. Но я надеюсь, что наши олимпийские программы будут намного сильнее всех остальных.

— Такое погружение в образ, о котором вы рассказываете, мешает концентрироваться на элементах?

— Я не погружаюсь, я живу этим образом. Когда ты выходишь на лед, то не думаешь об образе, ты уже в нем находишься. Я уже та героиня, роль которой я исполняю. Конечно, я думаю об элементах, но уже нахожусь при этом в том образе, который у нас в программе. Мы тренируемся уже в таком режиме. Раньше, когда мы были маленькие, было не так. На тренировках думаешь: а, проеду элементы, и все в порядке. А потом выходишь на соревнования, понимаешь, что надо входить в образ, и тебя это сбивает. Теперь же мы уже тренируемся так, чтобы на турнирах все было естественно.

— Эту естественность можно натренировать, или она идет изнутри?

— Мы работаем над образами и с хореографами, и со специалистами по актерскому мастерству, и с другими людьми. Но я считаю, что человек должен жить своей ролью сам. Никто не научит тебя так, чтобы не было наигранности. Человек сам должен найти себя. Профессионалы могут что-то посоветовать, но заключительный аккорд, последнюю точку надо ставить самой.

— В детстве легко было перевоплощаться?

— Я думаю, всегда было легко. У меня это в крови, в характере. Я уже в два года танцевала под любую музыку. Петь могла любые песни.

— Стихи на табуретке читать не заставляли?

— Этого, слава богу, не было, но всегда, когда приходили гости, мама говорила: Лена, станцуй, ты же так здорово танцуешь. «Нет, не буду». Но стоило поставить музыку — и Лена шла в пляс сама.

— Вы находитесь на таком высоком уровне, где категории успеха относительны. Хочу сейчас спросить: серебряная медаль чемпионата Европы была победой или поражением?

— При том прокате, который мы сделали, это была победа. Лучше проиграть в таком варианте, чем выиграть при плохом прокате. Я бы расстроилась, если бы мы плохо откатались и выиграли. Для меня самое главное — уважать себя за то, что ты сделал. Я сделала на тот момент максимум того, что могла, выполнила свою работу, была честна перед собой и перед зрителями — и вышла со льда с ощущением победы. Победы над собой. Но это большой спорт, и это было поражение. Когда мы увидели оценки, то я поняла, что мы проиграли. Значит, того, что мы сделали, было мало. Значит, надо работать еще больше, чтобы в следующий раз победить не только себя, но и соперников.

— Помню эмоции у вас и у Никиты после исполнения произвольного танца на чемпионате Европы в Шеффилде в 2012 году. Это, по-моему, в вашей карьере был самый мощный выплеск удовлетворения от того, что вы сделали. Но при этом медаль была не столь высокого достоинства. Получается, она была ценнее, чем серебро следующего года?

— Там ситуация была другая. После короткого танца мы шли только седьмыми и находились в полной прострации. Это был действительно очень сильный выплеск эмоций — но скорее на контрасте с нашим предыдущим состоянием. Конечно, то, что мы поднялись с седьмого места на третье, зацепились за медаль — это было очень сложно сделать, поэтому мы так на это тогда и реагировали. Но я не скажу, что та бронза ценнее последующего серебра. Серебро тоже нам досталось очень тяжело.

— С годами получается более философски относиться к неудачам — или это все равно слезы, разочарования, мучительные размышления, что я сделала не так?

— Получается. Но только в том плане, что ты больше не винишь кого-то другого в своих поражениях — ни судей, ни тренера, ни кого-либо еще. Ты понимаешь, что проиграл сам. Это разочарование, но разочарование исключительно в себе. Я, конечно, переживаю, может быть, плачу — но понимаю, что это я что-то недоделала. Поэтому иду и работаю над собой. 

— Для вас мама играет роль психолога, к которому всегда можно обратиться?

— Моя мама, во-первых, для меня самый лучший друг, лучшая подруга. У нас с ней самые доверительные отношения. Конечно, она меня всегда поддерживает. И если когда-нибудь в жизни у меня получится стать мамой, то я мечтаю, чтобы я была такой же, как моя мама. Вообще, одно из самых важных качеств человека, на мой взгляд — умение выстроить отношения с ребенком. И я поражаюсь, как у моей мамы это получается. У меня с детства очень тяжелый характер. Вспыльчивый, я на многие вещи могу обидеться. Но у мамы получилось стать моим лучшим другом, я могу ей рассказать абсолютно все. И я знаю, что она всегда будет моим лучшим помощником и никогда меня не предаст. Всегда даст нужный совет в нужное время.

— Вам важно стать чемпионкой и добиться той цели, к которой вы идете — или быть спортсменом это процесс самодостаточный?

— Очень важно стать чемпионкой. Как бы кто ни лукавил, процесс может быть интересен только когда ты выигрываешь. Ты для этого работаешь. Бесцельно тренироваться нет смысла. Можно ходить на массовое катание — но вкладываешься ты в себя, чтобы выиграть. Твой труд должен быть оценен по достоинству. Надо делать свою работу настолько хорошо, чтобы судьи говорили: нет вопросов, это первое место.

— Ваша главная мечта в жизни связана со спортом?

— На данный момент — да.

Прежде, чем мы начнем интервью, я бы хотела рассказать о его формате. Я не буду спрашивать об Олимпиаде в Сочи и новых программах. Давайте вернемся в прошлое и вспомним, как всё начиналось.

Лучший подарок для журналиста — это не только хороший, но и интересный собеседник. Никита оказался именно таким.

— Давайте вернемся в начало 2000-х годов. Вы выступали в одиночном катании с довольно неплохим результатом, имели в арсенале базовые прыжки для дальнейшего развития, но внезапно поменяли направленность и перешли в танцы. С чем это было связано?
— В то время мы катались вместе в одной возрастной группе, даже соревновались вместе. Пойти в танцы предложила мама, на тот момент мама Лены дружила с моей. Подобные вещи происходят с подачи родителей, возраст все-таки сказывается. Детей ставят с раннего возраста в пару, когда особенно с партнёром, да и с девочкой тоже… Вот и получается, что ты и сам не можешь за себя еще нести ответственности на льду, так как не владеешь своим телом, а тебе еще и дают человека, за которого ты должен нести ответственность – поднимать, делать какие-то вещи. Я считаю, что в фигурном катании, если смотреть на будущее и знать, что тренер слепит из этих двух кадров пару, нужно пройти школу одиночного катания. Нужно включиться и не мешало бы посоревноваться, как следует, со сверстниками, чтобы вкусить соперничество. Это очень важно.
— В сезоне 2004/2005, вы встали в пару с Еленой Ильиных, в 2006 вы расстались. В чём тогда была главная проблема дуэта?
— В детских тяжелых характерах. Спустя 1,5-2 года мы снова встали в пару, потому что мы подходили и, наверно, подходим друг другу и по сей день.
— Но полтора, два года — это совсем маленький период. Что изменилось за это время, чтобы вы смогли снова встать в пару и не разойтись во второй раз?
— Было время покататься, попробовать с другими партнёрами. Я пошёл к Саше Жулину, Лена каталась у Игоря Шпильбанда в Америке. Не знаю.

Задумавшись на несколько секунд, Никита продолжил вспоминать.

— Я катался, даже выступал с новой партнёршей на российских соревнованиях. Ничего, правда, из этого не вышло. Когда я расстался с той девочкой (Прим. Ангелиной Кабышевой), незадолго до этого прилетела Лена на тренировку к Саше Жулину, вышла на лёд, а я катаюсь один. Я знал, что Жулин мне скажет: «Никит, давай!» На что я ответил: «Серьёзно?». «Да, просто попробуй. Сделайте что-нибудь, например, обычные беговые». И я знал наперед: «Никит, надо кататься». Так мы и встали снова в пару, постепенно поднимались.
— Но при этом после неудачного чемпионата мира в 2011 году вы ушли от Жулина. Спустя два сезона, если проанализировать ситуацию, с кем комфортнее вам в психологическом, тренировочном плане, благо есть с чем сравнивать. Два года все-таки уже прошло.
— Глубоко сравнивать не хотелось бы. Саша — тренер олимпийских чемпионов, Николай Морозов воспитал и олимпийских чемпионов, и чемпионов мира. Абсолютно разная техника, видение фигурного катания.
— Перемотаем плёнку и вернемся ближе к нашему времени. В прошлом сезоне в одном из интервью вы назвали Скотта Мойра одним из великих партнёров. Чтобы вы хотели взять у него для себя?
— Самая важная вещь из всего того, что он делает, он показывает просто мужика на льду. У меня нет другого слова, честно. Он не идёт на войну, он не играет в театре, он просто идёт и делает, как никто другой не делает, ничего не боясь. Так показывает свою партнёршу! Так владеет собой! Я не знаю, когда я смотрю на Скотта, то мне хочется реально взять всё, но, естественно, у каждого должен быть свой стиль. Он мой кумир!

— Если после ухода из любительского спорта Скотт станет хореографом или тренером, то вы бы хотели поработать с ним?
— Конечно, я обеими ногами и руками был бы «за». Это было бы очень круто, мне кажется.
— Но пока Скотт соревнуется, вспомним про нашу сборную. Главный соперник – кто же он?
— С Катей и Димой (Боброва/Соловьев) ездим на чемпионаты Европы и мира, боремся со всеми. Мы просто делаем своё дело, кто лучше будет, тот и займет место в сборной. Мы соперничаем на льду, но не воюем (улыбается), но конкуренция хорошая.
— Ваша программа мечты — есть ли она?
— Я готов экспериментировать со всем. Я бы попробовал всё что угодно. Нет никаких границ!
— «Лебединое озеро» тоже эксперимент?
— Нам классика идёт. У нас широкий стиль катания. Мы не можем кататься зажато, мелко, хотя в коротком танце тоже получается. Но само удовольствие от катания именно лёгкости, когда ты широко, мощно, чувствуешь, слышишь «Лебединое озеро» – это подключает, подстёгивает очень. Серьезные вещи надо катать ответственно и серьёзно.
— Стимулирует?
— Не меньше, чем Олимпийские игры в Сочи.