- Вот как!
- Да, ходили на Бродвее в танцевальную школу, где работают профессиональные постановщики программ. В этой же школе брала уроки танцев, к примеру, Бритни Спирс. Ребята, с которыми мы танцевали, ездят по турам со звёздами – Джанет Джексон, другими. В плане общего развития, расширения кругозора и профессиональных навыков нам с Никитой и другим фигуристам из нашей группы такие занятия были очень полезны.
Мы разучивали хип-хопы, чечётки, модерны, пробовали танцевать в парах и по одному. Это было очень интересно. Позволяло готовиться и одновременно расслабляться, потому что мы переключались на что-то другое, делали работу с удовольствием. А потом наш тренер Николай Морозов решил, что следует освоить бокс.
- Для чего?
- Это явилось своего рода общефизической подготовкой. Во время тренировок были задействованы определенные группы мышц, нарабатывалась выносливость.
- Как проходили эти тренировки?
- Били по груше, делали кучу приседаний, отжиманий, поднимались и спускались по лестнице. Пробежишь с ускорением, покачаешь пресс, а тебе после тренировки ещё включают печку и обмазывают тело воском, чтобы пропотело. Уставали, конечно, но это было в кайф.
- Месяц ОФП, а затем перешли на лёд?
- И начали разбирать польку, потому что для нас это был абсолютно новый танец. Другие ребята, топовые пары, катали его, по-моему, год назад. Им было проще. А нам пришлось начинать фактически с нуля. Полька – танец непростой. И мне представлялось, что работать над ним грустно. Так и получилось. Идея произвольного танца пришла сразу, постановка получилась быстро, а с короткой программой мы долго возились. Работали тяжело.
Помогла поездка в Лейк-Плэсид – на соревнования американских и канадских танцевальных пар. Правильно говорят: лучше один раз увидеть. Мы посмотрели на ребят, поняли для себя, что интересно, а что нет – и как-то сразу определились и с музыкой, и с программой. Кстати, музыку для нашей пары написали специально.
- Оригинальное сочинение?
- Мы долго не могли найти заводное музыкальное сопровождение для своего национального танца – тему, извините, пока не хочу раскрывать. Думали, прикидывали, а потом наш тренер разыскал музыкантов, композитора, и те, настолько заразились общей идеей, взялись за дело с такой душой и горящими глазами, что наше настроение обязательно почувствуют зрители.
Ребята-музыканты прежде никогда не работали с фигуристами. Их интересовало буквально всё. Обсуждение проходило совместно: где должен быть музыкальный акцент, где надо добавить такты, а где сократить. Композитор выкопал откуда-то кучу национальных инструментов, на наших глазах рождалась новая мелодия. Мы вместе что-то изобретали, творили, работали с драйвом, поэтому я уверена, что и программа получилась такой. Мощная энергетика, которую мы вложили, не может улетучиться.
- Вы сказали, что идея произвольного танца родилась, напротив, быстро. Тема, как водится, любовь?
- Не только. Тут и любовь, и драма, и рассказ о непростых взаимоотношениях молодых людей, которые переживают разные моменты в жизни. В общем, для меня лично наша новая программа – автобиографический рассказ. Я настолько прониклась сюжетом, так прочувствовала тему, что к концу программы у меня реально появляются слезы. Это не от усталости и не игра на публику, а результат моих внутренних переживаний.
Знаете, я вообще очень люблю читать автобиографии. Мне кажется, в таких книгах много искренности – рассуждения о трудных и счастливых моментах жизни людей, которые заставляют задуматься.
- То есть, ваш произвольный танец – драма?
- Нет, тема глубокая, но не мрачная. Это история любви. Первая часть – полёт. Люди встречаются, влюбляются – и у них вырастают крылья за спиной. В этой программе я играю саму себя. Мне хочется сказать: вот я, такая, какая я есть, и любите меня такой. Это моя программа, моя тема.
Признаюсь, с предыдущей произвольной программой «Аве, Мария» мне было тяжело. Наверное, на тот период времени я просто не доросла до такой взрослой темы. Она была – как пиджак с чужого плеча. Я не понимала, кто на самом деле Мария – святая или грешница, как трактовать этот образ? Возможно, кому-то мои слова покажутся надуманными: катай себе программу – и ни о чём не думай. Но так не получается, потому что от образа, который ты раскрываешь на льду, зависит многое. Только к концу сезона я определилась со своей ролью. Но святую сыграть сложнее, чем кого-то другого. Нет, с той программой, повторяю, мне было сложно. А новая – это моё.
Три месяца работы в Америке пролетели незаметно. Кстати, за это время я успешно закончила 11-й класс. Летала в Россию, сдала выпускные экзамены – ЕГЭ. И сейчас вернулись домой с готовыми программами, с другими мозгами.
- А вот с этого момента давайте подробнее…
- Мне кажется, за это лето мы с Никитой стали совершенно другими. Повзрослели – и отношение к работе стало профессиональным. Мы поставили перед собой цель, и теперь должны добиться ее. Никто нам место на пьедестале не уступит. За медали надо бороться, чтобы не жалеть и не говорить, что мы хотели, но не сделали. Предстоящий сезон будет во многом определяющим, потому что до Олимпийских игр в Сочи осталось совсем немного времени.
- Это означает, что период перехода из юниоров закончился?
- Переход во взрослый спорт оказался лично для меня очень непростым. Мы рано стали лидерами, выиграли чемпионат мира среди юниоров, но до конца так и не осознали, что это за результат. В таком возрасте всё дается легко. Выиграл – здорово, порадовал маму с папой. Проиграл – ничего страшного, впереди ещё много всего.
Я прекрасно помню разговоры по поводу нашей пары во время Олимпийских игр в Ванкувере. «Посмотрите, как выступают наши танцоры! Может, стоило отправить в Канаду молодых Ильиных и Кацалапова?» – раздавалось на каждом углу. Но при этом только профессионалы понимали, что какой бы талантливой юниорская пара ни была, она по определению не может соперничать с опытными дуэтами.
Но что такое взрослое катание? Это плюс минута программы, плюс усложненные поддержки, плюс ответственность и понимание того, что ты катаешься не для себя, а за страну. Мы на тот момент были просто маленькими детьми, которые, как котята, у всех вызывали симпатии.
- Поняли, что юниорское и взрослое катание – абсолютно разные вещи?
- До взрослого катания надо дорасти – не просто технически, а мозгами. Тренеры и руководители федерации могут сколько угодно говорить, объяснять, толковать об ответственности. В ответ ты киваешь головой, но до конца не осознаешь всего сказанного. Это как в жизни, когда родители говорят ребенку: «Не ходи в лужу!» Но пока он сам не промочит ноги – не поймет, что это такое.
Конечно, для нас с Никитой стало шоком, когда после первых неудачных выступлений на взрослом уровне на нас обрушилось столько критики. Все говорили и писали, что мы делаем не то. Но, кроме негативных эмоций и переживаний, нам это на тот момент ничего не объясняло и не давало. Это теперь мы понимаем: каким бы супергениальным не был спортсмен, необходимо время, нужен опыт, чтобы осмыслить какие-то моменты. Важно осознать: то, что ты делаешь – не просто хобби, а работа, к которой надо относиться профессионально. Важно прочувствовать: выступать за страну – это честь и престиж. Как в жизни ты отвечаешь за свои слова и поступки, так и в спорте должен нести ответственность за результат.
- Если верить вашим словам, отношение к работе в корне поменялось?
- Конечно. Каждый день, приходя на тренировку, я точно знаю, что мне надо сделать и над чем конкретно работать. Если не могу отрабатывать этот элемент – переключаюсь на другой. Летом я вывихнула плечо, но чтобы не простаивать, отрабатывала на льду и в зале, предположим, не поддержки, а другие элементы.
- Плечо залечили?
- Нет, до сих пор лечу. Но, несмотря на травму, мы продолжаем работать. Поначалу, конечно, было трудно. Если боль можно было терпеть – тренировались. Если нет – делали перерыв, я принимала обезболивающие таблетки или мне делали укол, перематывалась, приходила в себя и снова выходила на лед.
Мы с Никитой, действительно, стали абсолютно иначе работать, сейчас с умом походим к тренировкам. Да и тренер нам очень помогает. Морозов – хороший психолог. Знает, где надо подстегнуть, а где вожжи отпустить, когда поругать, а когда пожалеть. Со своей стороны он делает для нас всё, наша задача – просто работать.
- В вашей группе появилась ещё одна танцевальная российская пара – Екатерина Пушкаш и Джонатан Гурейро. Это напрягает или подстёгивает?
- Тренироваться с кем-то всегда проще, чем в одиночестве, потому что возникает конкуренция. Ребята – нормальные, без закидонов. У нас хорошие отношения. Когда смотришь, как кто-то вкалывает на тренировках, прибавляет, прогрессирует, сам тоже начинаешь работать через «не могу» и «не хочу». Хотя спортсмены – не роботы, всякое в жизни бывает.
- Первый этап Гран-при, в котором вы будете участвовать, состоится в ноябре, до этого пройдут несколько стартов. За кем из соперников будете следить с особым вниманием?
- Интересно посмотреть на всех: кто какие программы поставили, кто как подготовился к новому сезону. Знаете, мне кажется странным, что у нас, в России, сложились такие непонятные отношения между людьми. Наверное, они продиктованы нашим менталитетом. Мы радуемся не победе другого, а его неудаче. Допустим, в нашем виде спорта, победа над соотечественником нередко становится важнее медали. Но это местечковые амбиции, а не борьба за результат.
Мы три месяца провели в Америке, и разницу ощутили сильно. Там спортсмены едут на соревнования – и держаться одной командой. Американцы рассуждают так: сегодня выиграл ты, я порадуюсь за тебя, но сделаю выводы, что надо работать ещё больше, чтобы стать лучше тебя. Это называется – здоровая конкуренция. А у нас всё происходит с агрессией, с надрывом. Мы не помним простых вещей: злоба и ненависть всегда оборачивается негативом, и только добро всегда несет добро.