Признаюсь честно, давно не писал про фигурное катание и не общался для прессы с фигуристами, но с Максимом Траньковым и Татьяной Волосожар очень хотелось поговорить. В меньшей степени о фигурном катании, но вот этот план рухнул буквально с первого вопроса. Без фигурного не обошлось, да и вообще, как выяснилось, питерский футбол мог поставить крест на карьере, тогда еще юного Максима Транькова, едва перебравшегося из Перми в город на Неве. Обычная прогулка домой обернулась для него крайне неприятным инцидентом, финальной точкой в котором стал огонь.

«Когда я только переехал в Питер, я жутко не любил «Зенит». Меня фанаты «Зенита» однажды избили, я это ненавидел все. Избили за красную куртку. Раньше с билетами на Петровский было туго, очередь занимали с вечера, в очереди пили всю ночь пиво, а утром покупали билеты, кому хватало, — вспоминает Максим. — В один из вечеров, я возвращался от подруги, проходил мимо, на мне была красная куртка. Ну и мне вопрос, чего ты в красной куртке здесь? Почему-то болельщики «Зенита» решили, что неправильно ходить по Питеру в такой куртке. Ну и сильно мне досталось: поколотили… К стадиону СКА, где я тогда жил, можно было идти либо по Ждановской улице, либо по набережной, выбрал набережную. Там идти, ну не знаю, буквально метров 200. Там деревья, и река — обычная аллея. Иду я по набережной, а мне начинают орать, а я-то пермский, знаю, как от гопников уходить — просто не обращаешь внимания и идешь. Иду, топлю себе дальше, так как гопники никогда не бегают, поорут и все. А вот если ты остановишься и обернешься — тогда к тебе подойдут и все. Я и шел, не обращая внимания, а из-за ближайшего дерева вышел один из них, и просто бьет мне в лицо. Я рухнул, а дальше — руки, руки, руки... Это в 1999 или 2000 году было, перед матчем «Зенита» в Интертото. В тот момент, я терпеть не мог болельщиков «Зенита», но потом окунулся во всю эту атмосферу, когда один город — одна команда. Для меня это стало почти религией, когда весь Санкт-Петербург сине-бело-голубой — это что-то невероятное. От маленького мальчика до старенькой бабушки — все за «Зенит»! И бабушка на скамейке у дома может тебя запросто спросить — ну что, как сыграли? И это круто! Поэтому я стал болеть за «Зенит». И раньше я не понимал, я думал, что все болельщики вот такие, которые меня избили, но то были просто хулиганы, которым нет дела до настоящего футбола, и то, что происходит на поле, для них — не главное.  Забыл эту историю с курткой, стал болеть за «Зенит». Потом «Амкар» вышел в Премьер-лигу, я пошел на матч «Зенит» — «Амкар», на сектор «Амкара». Это был первый раз, когда я был на Петровском. На Вираже, кстати, ни разу не был. А о том случае, я никому из родных не рассказал. Если бы я тогда позвонил домой и всё рассказал — меня б в Пермь сразу забрали. Поэтому я постоянно говорил, что у меня все хорошо. А «Амкар» я тоже люблю. Когда переезжал в Санкт-Петербург, пермяки еще играл в первой лиге. Это был клуб за который сто болельщиков на стадион приходили из тех, кто живет «на районе», не было еще такого «Амкара» как сейчас».

Карьера Максима Транькова начиналась в Перми, а Татьяны Волосожар в Днепропетровске. Это сейчас Таня завидует Максу, что тот начинал тренироваться в детстве на открытом льду, а тогда, для маленького Транькова это было испытание, которое с первого раза он не прошел и в какой-то момент сделал выбор в пользу учебы.


М: Во всем виноват брат, ему досталось со мной нянчится, и, видимо, я ему надоел (улыбается) в какой-то момент.  Он шел из кино, проходил мимо катка, а там висело объявление о наборе, родители привели и спросили — хочешь так? А там дети катаются. Я, конечно, захотел. А потом уже не передумал. Меня таскали, таскали…

Т: Я, кстати, завидовала всегда тем, кто на открытом начинал.

М: Там это все было на том этапе непрофессионально, я пытался халявить, спрятаться за сугробом. Во дворе в «фигурках» в хоккей играл. Было не очень интересно. Родители увидели, что это пустая трата времени и денег, а нога растет, нужно новые коньки покупать по два раза за год. Вот папа с мамой сели и сказали мне — либо хорошо учится в школе, либо спорт. Я выбрал школу, только б забрали. И тогда они мне дали учебный год, когда я не катался, а учился. У меня одна тройка была в году, и в этот момент мне позвонил тренер и говорит, что есть хорошие условия вернуться, парное катание. А я всю жизнь плавание любил, мечтал ходить в бассейн. Но все время медкомиссию не проходил для бассейна, там же справки какие-то. А у меня то одно, то другое. Я ж во дворе рос, по деревьям лазил. И он мне говорит — там, в программе у фигуристов — сауна, бассейн. И я тут же сказал, что иду. Через пару лет до бассейна меня, конечно, допустили, а он — как большая ванная. Это был большой облом. Но я тогда ничего не прыгал еще, года два проковырялся, пока меня в пару поставили. И в этот момент я увидел как катается Антон Сихарулидзе. И мне прямо так захотелось быть как Сихарулидзе, я загорелся. Хотел вырасти до 180 см как Антон, висел, растягивал позвоночник. Зафанател этой парой, начал уже серьезно кататься, а потом меня пригласили в Питер.

Т: А меня в 4 года родители взяли с собой. У нас в Днепропетровске в четверг и субботу были массовые катания, и меня просто привели на лед. Чтобы мы с сестрой не болтались на улице. Первое время меня под ручки возили, а потом покатилась.

— Девочки же все хотят быть одиночницами…

М: Таня хотела быть одиночницей.

Т: Да я даже была одиночницей! Причем перспективной, все соревнования выигрывала, но в 14 лет один старт не дали выиграть. Я откатала лучше одной девочки, но ее забирали в пару в Россию и отдали первое место, ей нужнее было. Это такое расстройство было, я так плакала. Изначально меня не хотели брать. Толстая, неперспективная. Я была пухленькая.

М: Я тоже был пухлый.

Т: Петровская Людмила Викторовна, тренер, предложила взять на месяц посмотреть, я как шальная носилась по льду, мне так хотелось доказать.

М: Она делала вращения, носилась без удержу, бильман, я смотрел видео.

— Вы себе бильман не хотите взять в программу?

М: У нас Лина (Федорова) с Максом (Мирошкиным) параллельный бильман делают, это их фишка. А мне спина для этого нужна, уже возраст не тот.

Т: Ну я и такой, как в детстве, бильман уже не сделаю, когда голова на попе.

М: Ну и партнеры с возрастом дубеют, мы ж поднимаем постоянно.

На самом деле, пара Траньков/Волосожар могла появится гораздо раньше. Но, как часто бывает в таких случаях, вмешались обстоятельства и Таня с Максимом об этом узнали уже гораздо позже, но, судя по воспоминаниям, не жалеют об этом. Как говорят в таких случаях — всему свое время. И вот это время пришло, сразу после Олимпийских игр в Ванкувере.

Т: Нас еще в 2006 году хотели поставить в пару вместе, в Киеве, но там другая была ситуация, мы даже друг с другом не смогли переговорить. Если бы мы встретились тогда — кто знает, как бы пошло.
М: Мы в тот момент хотели друг с другом кататься и могли бы это сделать, но не срослось.

Т: Да, я со Стасом каталась, который до этого был партнером Алены Савченко, потом вроде как закончил, пошел в балет на льду. Вернулся и сразу хотел за Россию выступать, но не получилось, вернулся в Украину, и мы встали в пару. Сейчас он у нас второй тренер. И изначально через Стаса пошло после Ванкувера. Он нашел свои связи с Владиславом Жовнирским, так как они друзья, а Влад тренер Лины (Федоровой) с Максом (Мирошкиным) и тоже работал с Ниной Михайловной (Мозер). Все началось с оформления документов для получения российского гражданства. Нина Михайловна тоже помогла в этом вопросе. Я вообще не думала, сразу согласилась.

М: А мне сказали — вот тебе Таня, будете кататься у Мозер, а мне тогда все равно было — главное с Таней в пару встать.

Т: Мы для себя со Стасом, после Олимпийских игр в Ванкувере приняли решение, перед чемпионатом мира.

М: Я уже после чемпионата мира в Турине и принял его, повторюсь — было все равно, думал, сейчас приедем, год там, Таня поймет, что у Мозер делать нечего, нас любой возьмет, мы вернемся…

Т: А оказалось, что Нина Михайловна стала для нас всем! Наша вторая мама.

М: Когда первая волна критики пошла на нас, она нас очень поддерживала, всегда поддерживала. Например, у нас с Ниной Михайловной друг о друге было ошибочное мнение. Она Тане говорила — кататься с Траньковым, да ты что, может быть, тебе кого-то еще посмотреть?
Т: О Максе было создано совсем противоположное реальности мнение, да, может быть, у него не самый простой характер, но с любым характером можно найти точки соприкосновения.

М: Да характер характером, человек может быть любым, он может быть подонком, он может не в себе, но, если он выполняет свою работу, если он приносит медали, если он выигрывает — какая разница какой у него характер? Параллель можно провести — болельщики «Зенита» и Роман Широков — если человек забивает голы, если человек играет лучше всех в команде — засуньте свой язык себе в зад и наслаждайтесь, тем, что футболист для вас делает на поле. Вот и все.

— Вы с Романом очень похожи, кстати, манерой поведения…

М: Потому что есть возможность доказать свою правоту результатом. Иначе это было бы балабольство. Одно дело — со всеми поругаться и ничего не сделать, а если ты тех послал, тем ответил, а потом вышел на поле и сделал свою работу, пас отдал, забил, сделал результат — ты этим ответил за свой базар. Я в один момент просто перестал что-либо читать и слушать. Потом, у меня было желание и вера. Мне настолько было после Ванкувера наплевать — получится, не получится... Но в то же время я чувствовал, что все хорошо. Уже стало получаться на тренировках, уже было видно, что мы на правильном пути. Просто это не быстро. И поддержка тренеров — Стаса и Нины Михайловны — они постоянно говорили, что все будет нормально. Нина Михайловна просто говорила — вы поверьте, я вас подготовлю. Она сразу сказала — мы попробуем год, сезон, который пока карантинный, вы все равно ничего не теряете.

Т: У нас есть договор, в конце каждого сезона, как бы мы ни откатались, мы обязательно садимся, все обсуждаем, смотрим, Нина Михайловна очень адекватный человек, если что-то не получалось бы — она бы нас кому-то передала.
— Момент создания пары. Год карантина. Тяжело было? Квалификационные баллы, все с нуля.

М: У нас была передышка.

Т: Мы очень обрадовались.

М: На первой тренировке у нас еще и ничего не получалось, подумали, что хорошо, что карантин, а то сейчас бы позорились. На самом деле-то, мы к тому моменту свои карьеры уже закончили. Я свой путь прошел, Таня со Стасом свой. Это было начало другого. У нас были ожидания, мы очень хотели, но в то же время мы относились к этому так: получится — круто, не получится — ну и ладно.

Т: Хотя все окружающие ждали очень, ждали…

М: …феерии

Т: Ну и российские старты у нас остались. Мы, как Гран-при прошли два российских этапа (Кубка), отобрались в финал, но не поехали.

М: Мы сразу для себя решили, что не будем кичится былыми заслугами, будем работать и идти от начала. С нуля. На всех контрольных прокатах, их штук шесть было, выступали, хотя порой были абсолютно не готовы к этому. Мы в произвольной еще даже всех элементов не делали тогда. Но все равно мы выходили, показывались, отмывались от кучи фекалий вылитых на нас доброжелателями. Чего только не было: меняйте тренера, программы ужасные, зачем это нужно. Мы это все слушали, хавали…

Т: Но эта критика нам пошла на пользу.

М: Мы просто катались и все. Как и было разрешено — проехали два этапа Кубка России. Выступили на первенстве Москве, как новобранцы в столице. Победили. Потом выиграли два этапа Кубка России, потом отобрались на чемпионат России, там честно выступили и выиграли, отобрались на чемпионат мира. Хотя на первенстве России не очень рассчитывали на победу.

Т: Именно поэтому там эмоции зашкаливали.

— После тренировок или прокатов можете друг другу что-то сказать?

М: Таня максималистка, она себя всегда ругает. Меня — нет. Я ей постоянно говорил — ну полюби ты себя, ты же такая партнерша, ты же супер, ну почему ты к себе так! Она жуткий самоед. Чуть-чуть не получится, ну это нормально, сделаем, а у нее конец света, если пальчик не туда полетел. Бывает и в слезы.

Т: Требовательная я. Должно быть идеально.

М: Ну я тоже. Если что-то не получится сейчас, я знаю, что это случайность, что я все знаю, и мы это сделаем. Раньше такого не было. Ну и плюс, мы с Таней прошли большой путь. Мы знаем свои сильные и слабые стороны. Любую поддержку мы сделаем, месяц будем стараться — но добьемся, да. Я буду месяц психовать, но цель есть и мы сделаем.

— Вы очень эмоциональный?

М: Я вспыльчивый, часто с собой сам воюю, завожусь с пол-оборота. Но быстро отхожу, хотя люди обижаются. Вся семья такая. Папа такой был, брат. Нин Михална говорит, что со мной спичек не надо. Тут «Кубань» в еврокубках смотрел, там какой-то полумомент, а наши назад и пас налево не дают, а я начинаю орать, кричать — что ты делаешь, почему ты не отдал. Еще и ужинаю в этот момент, у меня рис изо рта летит, кричу — почему ты получаешь такую зарплату, так и я могу играть — и это на всю квартиру.

Т: А ведь это всего лишь игра!

М: И клуб, за который я не болею. А у меня истерика минут пять была, я матерился. Ведь он каждый день передачи отдает на тренировках, а тут не может!

— Ревность есть к другим видам спорта?
М: Скорее обида, обида на тех людей, которые должны заниматься популяризацией фигурного катания в России и в мире. Есть люди, которые должны привлекать спонсоров, а у нас один «Ростелеком», спасибо ему за это, но один. В рекламе нас не снимают, чипсы мы не рекламируем, нас никто не знает, никто не видит. Соревнования — один этап на всю Россию — Cup of Russia. А у нас великая, огромная страна и ничего не транслируют, ни чемпионат России, ничего, нет ни одного турнира категории В, хотя уже даже в Украине есть, где и фигуристов-то уже не осталось. Ни разу не было чемпионата Европы, нет ни одного юниорского гран-при. Два раза только чемпионат мира, и то второй раз только потому, что в Японии землетрясение было. А это все важно. Популяризация фигурного катания — это такой запущенный клубок, что тут нужно либо все ломать и заново строить, либо просто терпеть и выигрывать. Спасибо, у нас все в порядке, нас поддерживают Visa и команда Samsung.

— Ну вид спорта то дорогой.

М: На детском уровне — нет. На два сезона купить коньки за 500 долларов — это не так дорого, главное чтобы ножка быстро не росла. Костюмы тоже не очень дорогие. И особой роли не играют. Конечно, есть родители, которые платья шьют детям дороже чем у Тани на Олимпиаду.

— Себе ботинки на заказ делаете?

М: Я обычные беру.

Т: Мне последние делали по слепку, но я разницы не заметила.

М: Тане делают коньки именные, свои прибамбасы. Таких коньков больше ни у кого нет (улыбается).

— Вернемся к началу. Чья идея была с переездом в Москву?

М: Тани со Стасом. Я не хотел ни в какую. Я же ослепленный Санкт-Петербургом. Я думал, что лучшая школа парного фигурного катания — это Санкт-Петербург и как можно ехать в Москву, где кроме Гордеевой с Гриньковым и Родниной никого не было?! Зачем мне туда ехать, если в Питере все и всё. И только прокатавшись год в Москве я понял, что фигурное катание везде, а в Питере кроме традиций ничего не осталось.
Т: На самом деле, мы Макса не долго уговаривали.

М: Да мне было все равно, лишь бы с Таней.

— Ослепленный Петербургом с какого момента?

М: Да сразу, как переехал. Меня везли в первый раз по Суворовскому проспекту, впереди маячил Смольный, и я моментально влюбился в этот город. С первого взгляда. В Питере прожил много, прошел серьезную школу здесь, нищенскую: были общаги, не было рядом ни мамы, ни папы, я жил с солдатами, так как катался в СКА, где все обслуживают военные и жил вместе с ними в трибуне. А там, с одной стороны, стеклянная стена, с другой — стеклянная стена и зимой там холодильник, а летом — парник. Саня Смирнов тоже там «квартировался». Чего только не было, через много что прошли. Не вижу просто смысла это все рассказывать. У кого не было сложных периодов и у кого не было, условно, алкашей за стенкой соседями? Да у всех это было. Смысл рекламу на этом делать?

- В Москву тоже влюбился?

Т: После Питера, Макс в Москву уже не мог влюбиться.

М: Я до сих пор прошу Нину Михайловну максимум сборов, максимум всего, только не в Москве. Не могу здесь быть. Не знаю почему.

Т: У нас первое лето в Москве было когда пожары, смог. Уехали в Питер.

М: Говорил, что не хочу в Москву, мне в ответ — там климат получше. Приехали — пожары, дожди, зеленая пыльца, суперхолодная зима и я спрашиваю — где же этот климат, что получше? В Питере же круто! Ну да, чуть пасмурно, зато не так как здесь. Здесь, ну просто ад какой-то. А в Питере все спокойно было. Ну, подумаешь, наводнение, их уже не замечает никто. А здесь мы даже из нашего гетто никуда не вылезаем, если только в театр. Я домосед, максимум спортивных каналов себе подключил, смотрю все виды спорта.
Т: Я одно время любила гулять летом по Тверской и в Камергерском.

М: А я в Питере любил гулять, под дождем, в свитере мокром до нитки. А здесь не могу. Сейчас в Питер на день ездил, уезжал и…

— Спортсмены большую часть жизни — кочевники, вам какой жизни хочется? Осесть может быть?

Т: Всегда очень сложно перейти эту грань. Смотрю на тех, кто закончил, ушел в шоу, и не знаю, не хочется так, хочется продолжать как можно дольше.

М: Я не могу на одном месте сидеть, хочется постоянно что-то менять, путешествовать. Дома я не люблю быть. Хотя иногда думаешь — вот приеду сейчас в свою кровать. Но проходит две ночи, и уже опять в дорогу хочется.

Т: Мы просто очень любим путешествовать, и мы всегда выбираем время, чтобы посмотреть, пофотографировать.

М: Как минимум центр города. Заранее перед поездками составляю план, чтобы максимум посмотреть. Даже если два часа свободных есть, даже если уже были раньше здесь — мы все равно сразу идем гулять.

Т: Самый классный опыт был, когда мы Рим за пять часов обошли. Все достопримечательности.

М: Все от Колизея до Ватикана. Составил карту, расчертил маршрут, мы бегом везде, так как времени мало.

Т: А на улице плюс 30! Еле успели, чуть ли не последними везде были.

М: В собор Святого Петра последними, там уже закрывается, мы в шортах, плечи голые, в такой одежде нельзя! Таня в очереди, я до ближайшего магазина, купил какой-то платок, еще что-то, зашли в итоге и оттуда сразу на поезд и в аэропорт. Мы вообще Италию очень любим. Нью-Йорк тоже.
Т: Японию еще, Фукуоку.
М: В Нью-Йорке всегда стараемся что-то посетить на Бродвее, ну и там ты как в кино, постоянно какие-то ассоциации. О, авианосец — здесь «Я — Легенда» снимали, и тут Уилл Смит в гольф играл, или во, Эмпайр Стейт — «Кинг Конг»! Или Пятая авеню — «Секс в большом городе».

Т: Там вообще специфическая атмосфера, не ощущается никакого негатива.

М: Ну и вообще такой город — грязный, вонючий, там себя как дома чувствуешь, комфортно (улыбается). Так и есть. И прикольно наблюдать за людьми, которые первый раз приехали. Федя Климов приехал когда в Нью-Йорк — он первым делом пошел искать все, что связано с сериалом «Друзья», дом где живут герои, кафе, Федя — фанат сериалов. И он вот пешком все обошел, везде фотографировал.

Т: А мы не смотрели «Друзей» (смеется).

М: Или отель, где (Маколей) Калкин в «Один Дома» жил, Центральный парк — это все впечатляет.

Т: И очень все компактно.

М: А Париж не люблю. Как и Москву.

Т: Там люди агрессивные.

М: Мы один раз были в Лондоне, к нему спокойно относимся. Но там, в Англии, есть гиннесс!!! Я люблю стауты, знаю кучу, есть любимые, есть менее любимые. Часто бываю в пабах, перед выходными или в отпуске. И тут, в отеле, вечеринка (в Шеффилде), гиннесс… В лобби! И я заказал. Там у нас тусовка, дискотека, бесплатное шампанское, а я сидел и всю ночь пил гиннес! Таня прибегает — Макс, ну пойдем, а я — да, сейчас, гиннесс допью, а сам сразу — еще один! Я просто понимал, что завтра уеду и такого выпить не смогу, у нас он другой. И всю ночь я просидел один в лобби. А ребята все бегали, радовались, кто-то входит, кто-то выходит, а я сижу с пивом. Самое крутое воспоминание.

Во время общения все два часа, что удалось поговорить с Максимом и Таней складывалось впечатление, что разговариваешь с одним человеком, настолько гармонично они дополняют друг друга, настолько органично смотрятся, что первый вопрос, который возникает  — давно ли так, ведь по эмоциям они абсолютная противоположность, и если Максим взрывной и эмоциональный, то Татьяна — романтичная и абсолютно спокойная.
— На первом вашем чемпионате России, заметил вашу совместимость. Вы друг друга дополняете — это у вас с первой же тренировки? Искра?

Т: Нет, Макс изначально был более эмоциональным.

М: Не был, а есть (смеется).

Т: Ну это я себя немного хвалю, что подтянулась за это время (улыбается). Поэтому, наверное, говорят, что между нами какая-то химия есть.

М: Мы, во-первых, очень дружили с самого начала. Мы понимали друг друга очень хорошо. Нам очень помогало общение за льдом. Мы оказались очень близки по многим параметрам.
Т: Даже по группе крови!

М: Мы очень здорово проводим время вместе, мы же почти 24 часа рядом находимся.

Т: Плюс в тот момент мы занимались документами, приходилось много мотаться.

— По 24 часа в сутки с документами, вы уже после Сочи, в загсе продолжите.

М: Не знаю, не знаю (улыбается). Да, мы на самом деле, очень много времени вместе проводим. Иногда мы расстаемся на сон, а потом опять целый день вместе. Бывает, что и ночуем друг у друга. Если смотрю, например, футбол у Тани дома, там и остаешься уже. Таня уже сопит — мне уже не уйти (улыбается), остаюсь. Главное — мы не устаем друг от друга, а это парадокс, партнеры обычно отдыхают друг от друга, а мы и в отпуск вместе, я просто понимаю, что мне будет скучно без Тани в отпуске. А Тане будет скучно без меня. Поэтому мы все время вдвоем. Все время вместе. Конечно это сразу вызывает много вопросов по поводу наши отношений, но у нас сейчас на первом месте Олимпийские игры.

Т: Не так давно, в интернете, просто набрали Волосожар-Траньков и первое что выскочило в поисковике после фамилий — встречаются.

— Так может уже сделать какое-то заявление?

М: Люди хотят верить в прекрасное. У нас сейчас платоническая любовь и Олимпийские игры на первом месте.
— Странно, что в запросе не фигурирует ваша собака.

М: Это Танина собака, у меня тоже была. Но она осталась с моей бывшей девушкой.

Т: Мы тогда даже гуляли вместе.
М: Теперь остался один, у них с моим псом была даже светлая голубая любовь (улыбается), но в итоге собака осталась у Тани, но она сейчас тоже живет в Украине, так как загруженность большая.

Т: Да, сейчас пришлось все отложить и заниматься только фигурным катанием.

— Фигуристы не дружат друг с другом?

М: Да дружат, конечно.

Т: Дружат.

М: Ну, танцоры немного обособлены, у них вид такой. И то, Никита (Кацалапов) с Ленкой (Ильиных) с нами общаются, очень компанейский Никита. Никита, я вообще считаю, если он не остановится, обрастет мясом, мозгами — самый перспективный партнер в танцах, так как, он единственный, кто катается как американцы и канадцы. Он понимает, как нужно кататься, на льду он не такой, как представители нашей школы. Так вот, из танцоров, мы с ним общаемся. Ну и дружим с фигуристами, у нас друзья и наши, и иностранцы.

Т: Чаще иностранцы.

М: С Федей Климовым я дружу. Юра Ларионов с Никитой хорошие приятели. Я не знаю как насчет принципиальных соперников…

— С Сашей Смирновым вы дружите?

М: Когда-то Саша был моим лучшим другим, мы были как братья, потом дороги немного разошлись, но мы нормально общаемся, когда пересекаемся в той же сборной. То, что сейчас случилось с Сашей — это настоящая трагедия для спортсмена. Мы с Таней хотим пожелать ему скорейшего выздоровления и возвращения на лед и искренне переживаем из-за случившегося.

Т: Юко очень приветлива. Она всегда поздравит, добрая.
— Чего нельзя простить?

Т: Предательство.

М: Вербер как то сказал, что друг — это тот, чье предательство вызывает у тебя наибольшее удивление. Вот здесь согласен. Именно в этот момент ты понимаешь цену, значимость своего друга. Это действительно так, как только друг тебя кинет, ты понимаешь — вот, блин, а ведь он такой был друг! Друг — это тот, от кого ты не ждешь подобного, кому веришь, у меня есть два друга, давно с ними, они не предавали. У меня очень мало друзей. Они оба с юношеских лет.

Т: У меня подруг мало. Сестра и мама, само собой. И одна подруга детства. Не так давно на свадьбу к ней летала, свидетельницей была.

М: Офигенная подруга! Она свадьбу свою под Танин график подстроила, чтобы Таня смогла прилететь!

Т: У нее дважды не получалось, но с третьей попытки все удалось. А подружились мы с ней, когда наши мамы на льду повздорили, что мы друг другу помешали, и с тех пор дружим. С пяти лет получается. В одном классе были, друг за другом в школы переходили. Так вот.
Траньков и Волосожар уже давно не воспринимаются любителями фигурного катания, как просто спортсмены. За три года они смогли подготовить целый ряд запоминающихся программ, каждая из которых, стала особенной не только для них, но и для зрителей, превращая обычных фигуристов в настоящих актеров, которые в театре, кино и музыке ищут для себя новые образы, чтобы не стоять на месте и двигаться вперед.

М: Нам часто задают вопрос — в чем секрет, что за три года вы такое сотворили. На самом деле именно поэтому мы и сотворили, потому что…

Т: …мы стараемся быть всесторонне развитыми людьми и не зацикливаться только на фигурном катании. Даже если мы берем уже «катаную» кем-то программу, то мы стараемся все равно сделать ее в своем стиле, может быть даже с другими образами главных героев.
М: Вот пример — в прошлом году у нас был «Крестный отец» — блюзовый. Мы поняли, что русскому человеку очень сложно все это выразить, исполнить. Пусть мы сто раз посмотрим записи, придет модерновый хореограф, но это не то. В итоге мы начали работать с американкой, которая, например, полностью учила Таню как нужно двигаться. Наше понятие сексуальности в блюзе не имеет ничего общего с оригиналом. Те вещи, которые мы понимали как кокетство — на самом деле, вообще были не понятны для нее (хореографа), просто приходилось очень многим вещам учиться заново. Или когда мы ставили рок…

— Под «Еvanescence» — «Bring me to life»?

М: Да, мы никогда это не танцевали, не делали. Эту музыку услышали случайно, в оркестровой обработке, и она нам понравилась. Я предложил — прикольная же может быть программа.

Т: С нами в данном случае работал известный хореограф — Джермейн Браун, он ставил программы танцорам на открытии Олимпийских игр в Лондоне, например…

М: …или программы Кристине Агилере.

Т: Или взять «Черного лебедя», мы же не катали классический вариант.

М: Для классики можно было взять Чайковского, принца и Одетту, например, а мы именно сюжет из фильма, под саундтрек, и очень сложно за 4:50 (длительность произвольной программы в фигурном катании — ред.) все это передать. Здесь и (Венсана) Касселя роль с ролью (Натали) Портман, и балет — все идет, собственно, как и в самом фильме, одно за другим.
Т: Пришлось комбинировать.

— Фильм сколько раз смотрели?

Т: Один раз.

М: И я тоже один раз. Помню, прибежал из кинотеатра и, это была зима, сразу на тренировку, с уже скачанным полностью саундтреком и сказал — нашел, что мы будем катать в следующем году! И потом полгода, мы на раскатках и тренировках уже слушали эту музыку.

Т: Единственное, что балетный сезон начался в марте, а нам уже нужно было ехать на чемпионат мира, но успели посмотреть «Лебединое озеро». Подхватили пару движений. Это очень важно для раскрытия образа.

М:  Если бы я был судьей, то очень жестко бы судил вторую оценку именно в этом плане, особенно классику и известные вещи.

— С таким подходом Максиму прямая дорога в хореографы.

Т: Да, Максим уже пробует себя в этом плане. Помогал юниорке.

М: Латвийской фигуристке Алине Федоровой ставил программу. В этом году еще помогал делать дорожку Столбовой и Климову, на прокатах она всем понравилась, сказали какая классная. Мне было приятно. Мы ее втроем с Оксаной Грищук и Николаем Морозовым делали, они начальное поставили все, а половину, совместную часть, где они не расцепляя рук — там уже я им помогал. У них классно получается. Меня просят, зовут, посмотрим.

Т: Макс прирожденный хореограф.

— Насколько важно именно живьем смотреть постановки, а не по телевизору?
М: Это по возможности. У Еvanescence мы смотрели просто клип на YouTube и подмечали моменты, например, когда героиня там падает. Мы это перенесли, Таня падала, я ее ловил. Или взять «Маскарад» (короткая программа пары на олимпийский сезон — ред.) — тоже смотрел в интернете, в кинотеатре не посмотришь уже.

Т: В этом смысле очень важно посещать театры, когда есть такая возможность. Спортсмены часто бывают в Америке, там есть возможность ходить на Бродвей — этим нужно пользоваться, смотреть мюзиклы.

М: У нас еще и реакция зрителя очень важна. А у нас есть зрители либо очень хорошо понимающие фигурное катание, либо те, кто следит за фигурным катанием потому что это модно, потому что проекты по телевизору и потом начинают обсуждать в интернете. У нас, если даже, мы заметили, нас редко узнают на улице, но стоит нам прийти в театр — обязательно хоть один нас да узнает. Ни разу такого не было, чтобы мы пришли в театр и нас не узнали. Отсюда какая параллель — люди, которые ходят в театр — они смотрят фигурное катание. Люди, которые близки к прекрасному, к искусству — они близки к фигурному катанию. Пусть это будут, два человека из целого зала, но это важно.

Т: Приятно, что наш вид спорта до сих пор интересен.
— Подмечаете моменты у людей? Вот «Крестный отец», например…

М: Я два года прокатался в Чикаго, там про итальянскую мафию все узнал, знал как они себя ведут.

— Ну и образ подходящий у вас.

М: Да, тут в одном интервью меня спросили по поводу образа и карьеры в кино. И я спрашиваю — какую роль, а журналистка мне, что мне удалось бы маньяка сыграть (улыбается)… Злодея я бы легко сыграл. А так — Ромео был, в «Кармине» темным и светлым был…

— Почему, кстати, Орфф и «Кармина Бурана»? Ведь такая избитая…
М: Вот кем избитая?

— Не вспомню.

М: Потому что никто не катал ее. Танцоры брали, (Гвендаль) Пейзера и (Марина) Анисина брали, у них запоминающаяся «Кармина», а еще кто? Она быстрая, темповая, сложная, поэтому выбрали ее тогда.

Т: «Кармина» была одной из немногих, которую мы, кстати, не смотрели.

М: Мы взяли «О, Фортуна», самое начало, для нас это был первый сезон и это очень символично было для нас. Мы разные вещи берем. Меняем стили. Каждый сезон разные. С самого начала решили, что наша фишка — мы будем разными, без определенного стиля. Мы могли бы после «Кармины» Генделя начать катать или еще что-то. Классики тоже особо нет. Бах был, в обработке. Скрипка была. «Черный лебедь» — саундтрек, «Ромео и Джульетта» Прокофьева — чистая классика. Русский стиль. Нужно было показать, что мы русская пара — вот мы сделали это сразу, заявили. Потом, рок, саундтрек, единственный саундтрек, который мы катали. «Крестный отец» — блюзовый. В этом году рок-опера и танец, вальс. Пары, ведь почти не берут танцы.
— Танцы близки?

М: Я занимался бальными танцами, какое-то время, квадрат вальсовый знаю.

Т: А я занималась с мальчиком, который учился танцам, но бальными не занималась. Но класс у нас был спортивный, понятие имею об этом (улыбается).

М: Лена с Никитой помогали. Никита с переходами помогал. Может быть, с Евгением Платовым поработать в Штатах сейчас.

— Его с Оксаной Грищук «Реквием» запомнился, может и с «Иисус Христос —суперзвезда» (произвольная программа пары на олимпийский сезон — ред.) вам поможет чем-то?
М: К этому я не очень хочу кого-то подпускать. Я понимаю, что нужно, лучше знаю эту постановку. Алла Викторовна Капранова, наш хореограф, сейчас со мной советуется. Я все посмотрел, слушал рок-оперу, нашу версию посмотрел, американскую, старую американскую, прочитал об этом все, что можно. Увлекался этой рок-оперой давно, еще с детства, когда брат меня с ней познакомил…

— И при этом вы отошли от образа именно Христа, взял именно театральную версию.

М: Да, тут так получилось, это осознанно. Начиналось все как — в прошлом году я пошел и сказал, что нужно сделать Вудсток, нужно это взять — хиппи, пис, фрилав, все дела. Никто не делал этого в парах, Но тут Пешала-Бурза сделали хипарей. Хотели вальс и тут хлоп — Кавагути-Смирнов меняют короткую на вальс, хотя катали «Кошек». Ну и подумал, танцы — это другой вид. А я очень хотел именно «Иисус Христос — суперзвезда». Особенно после фильма. И мы подумали, что можно сделать.
— Но вы как актеры…

М: Мы с Таней себя так позиционируем.

— Нужно же вживаться в характеры, может курсы актерского мастерства?

М: У меня был очень большой опыт работы с хореографом, который в Мариинке преподает актерское мастерство, Сан Саныч Степин, у него сын — премьер в Мариинском. У него занимался: как партнершу пригласить, как какой жест где использовать. К сожалению, он работает в Питере, но я Тане все рассказываю, плюс с балетом я раньше Тани познакомился, и сейчас, даже ей, когда вместе ходим, все рассказываю. Могу без программки объяснить, что и каким танцем кто рассказывает в постановке. Сейчас Таня тоже понимает все. Не многие понимают балет, а его нужно понимать, ведь каждый жест что-то значит.
- Большой или Мариинка?

М: И Пермский театр оперы и балета! У Тани, конечно, Большой, но в целом, для меня и Мариинка, и Большой сейчас и пермский. У моих пермских тренеров супругов Тюковых сын танцевал в Пермском театре оперы и балета, премьером был. А это ведь третий театр в России. Мариинку во время войны эвакуировали в Пермь и много кто там остался. Пермское хореографическое училище — второе, после мариинского, в России. «Дон Кихота», например, я вообще кроме Перми нигде не смотрел. Балет, вообще, лучше живьем смотреть. Телевизионные версии — это небо и земля, в сравнении с живым спектаклем. Не так давно познакомились с Илзе и Андрисом Лиепа. И я очень хочу поработать над произвольной с Андрисом. Может быть еще поработаем. Очень хочется. Я какое-то время ходил на балет. Долго не мог попасть на «Лебединое озеро», а это балет балетов! Но однажды я попал на «Жизель».И я сидел — угрюмый подросток из Перми, и тут хоп, второй акт, где она сходит с ума. У меня челюсть падает, и я после уже Сан Санычу говорю — еще раз хочу! А он с билетами всегда помогал. И второй раз пошел, весь балет смотрел с открытым ртом.

— У меня похожее было на «Баядерке», когда танец теней начался…

М: А в «Лебедином озере», когда Ротбарт как тень двигается… А в «Жизели», возможно, это заслуга танцовщицы, но я не мог понять как это можно так исполнить, ну как?! Как ты это сделала? И с того момента я заболел балетом.

— А драматический театр?

М: Мы ходили на «Анархию» в «Современник»…

Т: Не пошло.

М: Не понравилось, мы ушли. На «Юнону и Авось» ходили еще. Дикая и невыполнимая мечта — что я не увижу (Николая) Караченцева в главной роли. Помню телевизионную версию и совершенно демонического Караченцова со вздутыми венами на шее — это поразило просто.

Т: На «Пер Гюнта» еще ходили.
М: Тоже в «Современнике», вот это классно.
Три года Транькова и Волосожар — это постоянная борьба и преодоления, от легких, порой даже забавных, таких как вынужденное закрытие Максимом твиттера …

«Там просто попросили. Федерация? Выше. Просто попросили быть повнимательнее. Настоятельно рекомендовали из-за того, что я могу сказать то, что я думаю на самом деле. Иногда отвечаю, иногда хочется написать — напишу и быстро стираю скрепя сердце».

До действительно серьезных, некоторые из которых становятся новым вызовом, которые принимается, для того, чтобы не стоять на месте.

М: Самый тяжелым моментом, наверное, стал чемпионат мира в Москве. Это наш первый международный крупный старт. И мы последними катали произвольную, полная Ходынка, липкий воздух, электричество ощущалось. Это все было своевременно. Страшнее уже не будет, теперь мы знаем, что ждать в Сочи, когда все скандируют «Россия! Россия!».

— А в жизни?

М: Чемпионат Европы. В воскресенье у меня отец умер, а в понедельник нам лететь на Европу.

— Тяжело было лететь туда, а не домой?

Т: Это брат Макса помог.

М: Я позвонил брату и он мне сказал — лети. Хотя брату фигурное катание до фени, он очень далекий от спорта человек. Сказал, что папа хотел, чтобы я выступал, а папа — самый большой фанат. И я поехал. Я не очень хотел, я не понимал — как я буду кататься?

Т: Вся подготовка — все пропало, оборвалось.

М: Я ничего не помню с чемпионата Европы кроме того, что я очень устал в произвольной. Я не спал три ночи. Был в очень угнетенном состоянии. Даже награждение и оценки не помню. Все мимо прошло.

Т: ИСУ пошла на уступки — Макса освободили от прессы, не нужно было ходить в микст-зону.

М: На итоговой пресс-конференции всех заранее предупредили, что вопросы только по турниру. Оградили меня от прессы. Я не хотел этих расспросов… Не хотел, чтобы личное спрашивали.

— Падение с выброса на чемпионате мира после Ванкувера помнишь?

Т: Да, там они все так хорошо сделали…

М: Ну там после выброса поставили падение, хотя падения не было. Там же полная потеря баланса и опора на три конечности — вот это падение, а когда ты с прыжка на две руки — тебе не ставят дедакшн, а тут я нормально все сделал, но была другая российская пара, которой нужна была бронза… Напоследок нам не дали бронзу.

- А тройной тулуп в Ванкувере (Максим сорвал прыжок в короткой программе, который сразу откинул его с Марией Мухортовой на 8 место и пара не смогла побороться за медали Олимпийских игр)?

М: Конечно. В этом году, специально в короткую поставил тулуп, а не сальхов, потому что это испытание, и я его пройду. Конечно, если бы я прыгал сальхов, то психологически было бы проще, но я должен это пройти, поэтому в программе тулуп.