– Когда год назад Александр Жулин согласился взять вас в свою группу, чтобы бороться за медали на Играх в Сочи, я, признаться, отреагировала на его заявление крайне скептически. Сейчас вы – призеры чемпионата мира, что накладывает на вас совершенно реальную ответственность: бороться за олимпийскую медаль. А что чувствуете в связи с этим вы сами?
Соловьев: – В начале сезона у нас вообще были большие сомнения, что можно изменить что-то в принципе. Решили для себя, что начинаем работать, полностью подчиняемся тренеру, а там – будь, что будет. То, что определенные изменения все-таки произошли, мы поняли на первом же этапе "Гран-при" Skate America, где стали вторыми. После этого появился невероятный азарт. Сейчас этого азарта, желания тренироваться, учиться новому, у нас стало еще больше.
– Что нового для себя вы узнали о танцах за последний год?
Соловьев: – Прежде всего то, что можно кататься совершенно иначе, чем мы катались первые 12 лет. Что может быть совершенно другая хореография, пластика, постановка конька в выполнении технических элементов. А самое главное, мы с Катей поняли, что можно не просто стать на льду другими, но меняться из года в год. И этот процесс бесконечен. За 12 лет работы у одного тренера у нас, естественно, сложились определенные стереотипы. Поэтому и катали мы из года в год одно и то же. То, что произошло с переходом к Жулину, перевернуло в нашем сознании очень многое.
– Что именно?
Боброва: – Все! Не знаю, как объяснить это словами, но все стало как бы шире. Мы не просто делаем движения под музыку, исполняя какие-то элементы и стараясь улыбаться. Каждое из этих движений наполнено определенным смыслом. Мы научились понимать, зачем нужен тот или иной жест, поворот головы, взгляд. Стали понимать, что делаем.
– В свое время известный тренер Валентин Николаев сказал мне, что если фигурист позволит себе чересчур сильно войти в образ при заходе на четверной прыжок, то выедет он из этого прыжка, лежа на спине. Увлечение смысловой стороной катания вас не отвлекает?
Соловьев: – Если взять нашу произвольную программу, вся она условно делится на смысловые кусочки. Есть места, позволяющие кататься, раскрывая саму идею танца и не особенно думая о том, что нужно во что бы то ни стало наворотить какую-то немыслимую сложность. Понятно, что для этого скольжение и прочие базовые вещи должны быть доведены до абсолютного автоматизма. Когда заходим на элемент – там уже все мысли о том, чтобы не допустить помарку. Самое сложное – добиться, чтобы со стороны всех этих "стыковок" между кусочками программы не было видно. Это непросто, но Жулину как-то с самого начала нашей совместной работы удалось вывести техническую и хореографическую составляющие на равный уровень значимости, я бы сказал.
Боброва: – Это достаточно сложная работа. Если в начале сезона у нас идет в основном чисто техническая отработка элементов, то потом мы начинаем доводить до нужного уровня все остальное. Но понятно, что в тех же дорожках, где любой недостаточно четкий шаг может обернуться серьезной потерей уровня сложности, эмоции тренируются точно так же, как и сами шаги.
– Кстати, о дорожках: успели понять, за что именно вам в Канаде были дважды выставлены лишь вторые уровни сложности?
Соловьев: – Да. Все оказалось по делу. Хотя у каждого в таких ситуациях свой взгляд: я бы нам с Катей четвертый уровень поставил... Шучу, конечно.
– Иногда технические огрехи фигуристов возникают из-за неудачной заточки коньков. Вам когда-либо приходилось сталкиваться с проблемами подобного характера?
Соловьев: – Иногда лопаются шнурки на ботинках, но на этот случай у нас всегда имеются запасные. Что касается заточки коньков, мы давно взяли за правило точить их за несколько дней до отъезда на соревнования, чтобы было время все проверить. Точим к тому же у одного и того же специалиста.
Боброва: – Камешки и отвертки у нас всегда наготове – если вдруг что случится.
– Что принесло вам больше удовлетворения – победа в чемпионате Европы или бронза мирового первенства?
Боброва: – Однозначно последнее. Сравнивать чемпионат мира и чемпионат Европы вообще нельзя. Совершенно разные уровни – и катания, и судейства, и нервного напряжения. Хотя то, что случилось на чемпионате Европы, я вообще не смогла в Загребе осознать. На это уже не было сил. Была одна единственная мысль: не забыть на следующий день прийти на показательные.
Соловьев: – К тому же мы катались в Загребе не очень "гладко". На тренировках все получалось гораздо лучше – чувствовали себя совершенно раскрепощенно, катались широко. А в соревнованиях зажались. Поэтому ощущения, что мы сделали все, на что способны, у нас не было. Остались недовольными, короче. Несмотря на золото.
– Кстати, о широте катания: вы приехали в Лондон позже всех и были вынуждены перестраиваться на более маленький размер катка практически в ходе соревнований. Это создавало неудобства?
Соловьев: – Мне – нет. Я сразу после прилета пошел на тренировку: посмотреть, как и что. Увидел, как упал под бортик один из танцоров нашей же группы, и сразу понял, как нужно "разложить" танец по площадке, чтобы не въехать в борт.
– Кто в вашей паре отвечает за "логистику"?
Боброва: – Оба. Мы заранее как бы чертим себе схему, когда приходится переходить с катка одного размера на другой. Причем если короткий танец мы в Лондоне успели по этой схеме потренировать, то схему произвольного переделали лишь накануне самого выступления. Получилось так, что предыдущие тренировки у нас проходили на резервном катке олимпийского размера. То есть не было никакого смысла перестраиваться.
– А хоть когда-нибудь площадки маленького размера создавали вам сложности?
Боброва: – Еще как! Это было в Солт-Лейк-Сити на турнире Москва-Юта в 2002 году. Собственно поэтому я и запомнила те выступления очень хорошо. О том, что каток там какого-то другого размера, нам вообще никто из тренеров не сказал. И уже в обязательном танце мы снесли все борта, совершенно не понимая, что происходит.
– Если на каком-то катке с вами случается неприятность, это не оставляет осадка "несчастливого" стадиона?
Соловьев: – Я вообще не суеверный. Для меня не имеет значения, с какого ботинка начинать шнуроваться, нет никаких других примет.
– То есть то, что ваш первый выход на олимпийский лед в финале "Гран-при" завершился падением...
Соловьев: – Да я сразу понял, куда вы клоните. На самом деле олимпийский каток очень нам нравится. И на чемпионат России через две недели я выходил совершенно спокойно. Ну, упал один раз. Ну и что с того?
– Ваша нынешняя подготовка – это продолжение текущего сезона или уже начали отрабатывать какие-то вещи для нового?
Соловьев: – Конечно, думаем уже больше о новом. Но пока это в основном идеи. Короткий танец следующего года будет на основе квикстепа/финнстепа, катали мы его в своей жизни всего один раз и очень непродолжительное время: он был обязательным на чемпионате Европы-2009 в Хельсинки, а мы туда не попали. Поэтому, собственно, даже не успели понять, что это за танец.
– Какие из этапов "Гран-при" вы бы хотели выбрать для себя в следующем сезоне?
Боброва: – Мне нравится выступать в Китае. В этой стране нет первой пары, как в Америке или Канаде, соответственно, там всегда интересная борьба. По этой же причине интересно кататься в Японии.
– Когда в соревнованиях есть заведомый фаворит, это сильно давит?
– На самом деле нет, потому что наши тренеры никогда не ставят нам задачу выиграть у той или другой пары. Гораздо важнее сделать все то, на что готовы мы сами. А потом уже смотреть, какой результат это принесет.
Соловьев: – Наверное, наш прогресс объясняется как раз тем, что каждый раз у нас разные задачи. На одном турнире показать одно, на другом – другое. И в каждом отдельно взятом случае мы четко понимаем, чего тренеры от нас хотят и как этого добиться.
– А новые поддержки у вас в олимпийском сезоне будут?
Соловьев: – Пора бы уже. Дело в том, что нам весь этот год катастрофически не хватало времени, чтобы еще и поддер-жки придумать. Сейчас, надеюсь, времени будет достаточно.
Боброва: – Поддержки, за исключением самой первой, у нас все равно были новыми. Более того, на протяжении всего сезона мы стабильно получали за качество исполнения "+2". Но хочется-то и "+3", и четвертый уровень сложности, и чтобы все увидели – и ахнули!